– Мистер Вайсс, я ничего не знаю про лилипута или про убийство. Тем, что вы можете от меня услышать, не расплатишься даже за подливку, не говоря уж о тушеном мясе и клецках. Честное слово.
Он улыбнулся:
– Я это знаю, Эд. По крайней мере, мне так кажется. Но есть и другие причины. Прежде всего, ты и Эм – единственные люди здесь, кто не относится ко мне так, будто я распространяю какую-нибудь заразу. И потом, Эм сказал, ты играешь на тромбоне. Я подумал, ты захватишь его, и мы вместе немного пошумим. У меня есть труба, в молодости я играл в оркестре, таланты жены больше проявляются в области кулинарии, нежели музыки, но и она играет на пианино.
– Ладно, – кивнул я. – Надеюсь, у вас нет на мой счет никаких задних мыслей?
– Конечно, есть, сынок, но не задние. Ты знаешь здешний народ и как тут все устроено. Ты можешь рассказать мне, кто есть кто, снабдить меня кое-какими сведениями и дать за что ухватиться. Тем самым окажешь мне немалую помощь.
– Ну…
– Вот и прекрасно. Адрес: двадцать два – шестнадцать, Арлингтон, всего в шести-семи кварталах отсюда в сторону города. Мы ужинаем в шесть часов, и моя жена рассердится, если опоздаешь. И не забудь тромбон.
– Хорошо.
Вайсс соскользнул с края платформы, попрощался и побрел в сторону главных ворот. Я смотрел ему вслед и сам себе удивлялся: зачем я согласился на его предложение? Мне вовсе не хотелось оказаться замешанным в эту историю. Это ведь не мое дело.
За мной кто-то наблюдал. Я чувствовал это затылком. Обернувшись, я увидел у входа Скитса Гири, хозяина шоу уродов, который, улыбаясь, смотрел на меня. В его ухмылке было что-то неприятное. Впрочем, и лицо у него было неприятное. Скитс похож на карикатуру «жучка»[2] на скачках. Но, насколько мне было известно, по отношению ко мне он не таил никаких злых намерений.
Сунув руки в карманы, я подошел к нему и сказал:
– Привет, Скитс!
Недобрая гримаса сползла с его лица, сменившись кислой миной.
– Слушай, Эд, – произнес он. – Ради твоего же блага. Если будешь подлизываться к копам, добра не жди.
– Черт возьми, и что, я теперь в черном списке?
Мимо нас проходили люди. Зазывала вконец разошелся и страстно завлекал толпу. Зашли почти все взрослые посетители, толкавшиеся возле рекламной платформы.
Я отошел от Скитса и присоединился к толпе. В шатре было нечто новенькое, я сразу заметил. Это была деревянная ограда, которая охватывала площадь примерно в пять-шесть квадратных футов. Вокруг нее собрался народ. Я приблизился. Ограда окружала поросшее травой место, где прошлой ночью лежал труп. Труп убрали, но остался силуэт тела, который полиция обычно рисует мелом, прежде чем передвинуть его. Сейчас контуры тела были выложены веревкой, потому что мелом на траве не порисуешь. В центре обозначенного силуэта, там, где предположительно находилось сердце жертвы, лежал нож со следами засохшей крови на лезвии. Конечно, это было не настоящее орудие убийства – тот нож наверняка забрала полиция. Но это тоже был один из метательных ножей Австралии. Уж не знаю, откуда Скитс взял кровь, но вряд ли он использовал для подобной цели свою собственную.
Несколько человек толкались рядом со мной возле ограждения, и я отодвинулся. Меня охватила злость. Наверное, это было видно по моему лицу, когда я подошел к Скитсу. Говорить мне не хотелось. Ни слова, черт возьми! Я просто положил руку ему на грудь и с силой толкнул его. Скитс повалился назад через канатное ограждение. Я стоял на месте и ждал, пока он поднимется, надеясь, что он как-нибудь ответит. У меня чесались руки.
Однако он молча медленно поднялся с земли и лишь посмотрел на меня. Его глаза напоминали маленькие мраморные шарики. Скитс отвернулся и зашагал обратно.
Как только злость схлынула, я сообразил, что мне не следовало этого делать. А поскольку он не стал давать сдачи, я почувствовал себя в какой-то глупой и немного опасной ситуации.
Я постучал в дверь фургона Хоуги, и он пригласил меня войти. Они с Мардж сидели друг против друга в закутке для завтрака, оборудованном в фургоне. Компания, проектировавшая фургон, не приняла Хоуги в расчет: он занимал почти весь закуток, и было видно, что ему там неудобно.
– Привет, Эд, – улыбнувшись, промолвил он. – Бери стул, усаживайся. Только говори потише.
Он сделал знак, и я увидел, что там на койке спит Рита. Она сняла лиловое платье, чтобы не помять его, и лежала в одной комбинации кремового цвета. Контуры ее тела под комбинацией были такими изящными, что у меня перехватило дыхание.
– Хочешь кофе, Эд? – спросила Мардж.
Кофе мне совсем не хотелось, но я, тем не менее, согласился, достал из буфета чашку с ложкой и придвинул стул к краю стола, за которым они завтракали. Отсюда я не видел койку и кремовую комбинацию, но это даже к лучшему.
Мардж налила кофе. Ее глаза казались очень усталыми, и я впервые заметил, что в черных волосах у нее пробивается седина. Она еще не уложила волосы и была без макияжа. Судя по всему, Мардж прочитала мои мысли.
– Не смотри на меня, Эд, – попросила она. – Я знаю, что выгляжу ужасно.
– Не так уж и ужасно, – заверил я, и она улыбнулась.
– В любом случае не сравнивай меня с Ангелочком.
– Ангелочком?
– С Ритой. Так ее называет мой муж. Вот почему я никогда не беспокоюсь на его счет.
– Ясно.
Хоуги усмехнулся:
– Как хорошо иметь доверчивую жену. Мне бы даже убийство с рук сошло.
Конечно, он сказал это в шутку, однако слово «убийство» вызвало неприятные ассоциации. Я заметил, что Мардж бросила на него негодующий взгляд. Решив, что сейчас она начнет кричать на мужа, я постарался сменить тему и спросил:
– А стрип-шоу сегодня будет?
– Мори говорил, что начнет после трех, если к тому времени не пойдет дождь. Мы должны разбудить Риту в три часа. Бедняжка вчера не очень-то выспалась. Что там на улице, Эд? Будет дождь?
Я пожал плечами:
– Не знаю, но дядя Эм считает, что дождя не будет, а у него обычно хорошо получается предсказывать погоду. Как Сьюзи?
Хоуги печально покачал головой:
– Не очень. Похоже, я все-таки совершил невыгодную покупку. Обезьянка-то оказалась больная.
– Пустил на ветер сто пятьдесят баксов! – воскликнула Мардж. – На эти деньги я могла бы купить кучу одежды, ведь сезон почти закончился…
Хоуги всплеснул руками:
– Ну, может, мы и потеряли полторы сотни да еще кое-что потратили на всякую мудреную еду и лекарства, но если мне удастся вылечить ее, мы будем при деньгах. Знаешь, Эд, сколько она будет стоить?
– Сколько же?
– Пять сотен, без проблем. Неплохая прибыль, верно? Но у меня на ее счет другие планы. Буду дрессировать обезьяну всю зиму, и если повезет, за пятьсот долларов не купишь даже часть такой обезьяны. В следующем сезоне я отвезу ее в большой цирк, и мы разбогатеем.
– Ты продашь Сьюзи или поедешь с ней?
– Я не большой любитель передвижного цирка, Эд. Мне подавай настоящий цирк. Я уже составил программу выступления шимпанзе, от которой у всех глаза на лоб полезут. Новый метод, и обезьяну обучить легче, чем по обычной системе.
– Вы показывали Сьюзи ветеринару? – спросил я.
Хоуги вздохнул.
– Эд, разве ты не знаешь, что Кларенс сам ветеринар? – спросила Мардж.
Я не сразу сообразил, кто такой Кларенс, поскольку чуть ли не впервые слышал, чтобы Хоуги называли другим именем.
– Серьезно?
– Если почувствуешь недомогание, Эд, обращайся. Я получил образование. Хочешь, покажу диплом? Он где-то здесь. Только вместо того, чтобы открыть практику, я пошел в цирк. Там познакомился с Мардж, выучил то, что знаю о шимпанзе. И о собаках. С кошачьими никогда особенно не ладил.
– То есть ты работал в цирке ветеринаром? Или дрессировщиком? – поинтересовался я.
– И тем и другим. Даже выступал с собаками.
– Вот откуда у него такие познания в области секса, теперь с лекциями выступает в сайд-шоу, – произнесла Мардж. – Только на самом деле он рассказывает не о женщинах, а о сучках.
– Я в этом не признаюсь, – заметил Хоуги.
Я встал и направился в переднюю часть фургона, где Хоуги соорудил деревянную клетку размером примерно три фута от стены до стены. Наклонился и заглянул внутрь между дощечками. Посреди клетки на куче соломы спала, свернувшись калачиком, обезьяна Сьюзи. По крайней мере я очень надеялся, что она спит: Сьюзи лежала неподвижно, будто мертвая. Но в темноте клетки я разглядел слабое движение ее груди, по которому понял, что она еще дышит.
– Тише, Эд, – сказал Хоуги, – не разбуди ее.
Я выпрямился и услышал скрип кроватных пружин. Обернувшись, я увидел Риту, зевая и потягиваясь, она сидела на краю кровати.
– Привет, Эдди, – сонно пробормотала она. – Отвернись-ка опять, я надену платье.
Я повернулся к деревянной клетке, но теперь мои мысли уже не были заняты Сьюзи.
К трем часам выглянуло солнце. Я проводил Риту до шатра стрип-шоу, а потом направился в наш киоск, чтобы узнать, не нужна ли дяде Эму моя помощь. Дела у него шли хорошо, насколько это вообще возможно днем. Увидев меня, дядя обрадовался, поскольку проголодался, но не хотел сворачивать киоск. Пока он бегал в столовую, я взял работу на себя.
