Эмрис рассказал, кто остается, кто уезжает, а кому следует прибыть, не затягивая.
Только вернувшись в комнату в ту ночь, он, наконец, осмыслил все. Кажется, Аерон в самом деле затеял своеобразное состязание с пленением Норга не просто так, и имел виды на удачливого ловкача. Какие именно, Эмрис не понял: Аерон не сказал ничего конкретного. Только «потом куда-то с кем-то поедешь, посмотришь, как делается что-то». Все. Не сказать, что это походит на исчерпывающее объяснение его дальнейшей судьбы.
«И все же это куда лучше, чем участь Норга», — подумал Эмрис, стоя перед зеркалом.
На другой день по прибытию в столицу бывшего главаря шайки публично вздернули. Если подумать, ужасно несчастливая судьба оказалась у парня: сначала объявили на него открытую охоту, тесня с насиженного места или вынуждая окапываться, потом среди ночи оглушили в собственной спальне, везли, как выдранную бабу брошенным через седло с мешком на голове, и под конец, когда мешок стянули, и из глаз перестали литься слезы от внезапно острого, яркого света, Норг осознал себя стоящим на эшафоте посреди городской площади. Толпы зевак глазели на него в ожидании крови, в то время как сам он едва мог стоять. Глашатай — не то сбоку, не то сзади, зачитал приговор. Император огласил, что все они обязаны этим актом справедливости новому барону Редвуда, Эмрису Железному.
Эмрис Железный. Имя человека, сломавшего его жизнь — вот все, что услышал бедолага Норг перед тем, как бесславно умер на виселице.
Жаль бедолагу. Но, выбирая между своим довольством и чужим, Эмрис знал, на какой стороне стоит. Оно того стоило, подумал он и одернул камзол. Красивый, черный, из дорогого сукна, пошитый специально к сегодняшнему вечеру.
Эмрис одернул одежду еще раз и чуть приосанился, разглядывая отражение. Из зеркала на него смотрел высокий крепкий мужчина. Черные волосы он уже много лет носил, зачесав назад, небольшим хвостиком, и не видел причин себе изменять. Несколько белых шрамов на лице, всегда казавшиеся чем-то вроде доказательств его силы и рода деятельности, сейчас выглядели как нечто неуместное. Интересно, у других лордов есть что-то подобное? Или эти полосы навечно станут знаком его «низкой породы» и того, что он отгрыз себе баронство, как дикий пес?
Еще неделю назад он бы послал всякого, кто намекнул бы на что подобное, исследовать сточные канавы замка Редвуда. Однако за пять дней во дворце императора Эмрис успел прочувствовать себе все недовольство некоторых местных обитателей. Женщины в надушенных платьях шептались у окошек вдоль коридоров и, не скрываясь, негостеприимно таращились на него. Мужчины заносчиво хмыкали, провожая взглядом. Этим бы он еще мог ответить: начистить рожу, как следует, хоть на кулаках, хоть с оружием. Эмрис присматривался к их мечам и кинжалам и понимал, что половина клинков во дворце — это украшение, элемент декора. А что делать с женщинами? Вряд ли император продолжит благоволить ему, если он отлупит парочку дам.
С Аероном, к слову, Железный больше не пересекался. И от этого становилось только хуже. Возможно, если бы император иногда мелькал в поле зрения, Эмрису было бы легче помнить, что есть хотя бы один человек, который принимает его баронство, как должное. «Братьям» тоже доставалось — не сказать, что прямо от всех гвардейцев, но, например, от тех, кого недавно посвятили в рыцари, — регулярно. Находились, конечно, и обычные вояки, с ними отношения складывались проще. Были те, кто оказался в гвардейцах, потому что приходился вторым сыном влиятельному вельможе или генералу. Такие просто не обращали на «Братьев» внимания, и уже за это Железный был благодарен.
Всегда у знати так, удрученно думал Эмрис: когда им не хватает сил, чтобы защитить свои хлипкие душонки да замки, они нанимают кого-то вроде него и его ребят. А всегда, когда опасность минует, воротят нос.
Эмрис с трудом удержался, чтобы не плюнуть себе под ноги. Честное слово, обычно более или менее разговорчивый и улыбчивый, за эти пять дней он стал нелюдимым и мрачным, как одинокая карга в топях.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
В дверь постучали, и вошел служка. Хотя бы этот относился к нему без тайного снобизма, подумал Эмрис, разглядывая молодого парнишку. Хорошо, что к нему приставили пацана: девку бы он и впрямь огулял. Ну или хотя бы за задницу полапал, если бы она после этого ухитрилась удрать. Даже не потому, что он скотина почище Норга — просто давненько не было возможности расслабиться.
«И в ближайшее время, — с грустью вспомнил Эмрис планы императора, — похоже, тоже не будет».
— Пора, милорд, — обратился слуга. — Император вот-вот явится в тронный зал, вы не должны заставлять его ждать вас.
Эмрис с шумом выдохнул через рот. Пора. Создатель милосердный, даже не верится. Фух…
— Да, идем.
Огней в тронном зале было столько, что Эмрис не смог решить, что произойдет раньше — он ослепнет или начнет раздеваться от жары. По повелевающему жесту императора собравшаяся знать расступилась, пропуская Эмриса в сопровождении лорда-камергера («Как, он тоже лорд?!» — изумился Железный, когда услышал об этом впервые). Аерон, облаченный в темные штаны и камзол молочного цвета, с золотой перевязью, украшенной изумрудами, восседал в отдалении. К небольшому помосту императора вели три ступени. Высокое кресло слева от государя пустовало, но Эмрис решил подумать об этом потом. Пока что все его внимание уходило на то, чтобы твердо переставлять ноги, не вжимать голову в плечи и не сутулиться, не реагировать на цветастые пятна по бокам — разнопеструю одежду прибывших акул, — и осознавать, что все происходящее ему не снится.
Последнее давалось сложнее всего.
Оказавшись перед Аероном, Эмрис, наущенный загодя камергером, поклонился. В точности, как в первый раз — одну руку на грудь, другую в сторону, ногу чуть перед. Он постарался сделать это коротко и по-воински: элегантный вариант ему все равно никак не давался, однако Эмрис не хотел, чтобы его движения выглядели скованными или неуклюжими.
Аерон жестом велел Железному распрямиться. Затем так же молча приподнял руку ладонью вверх, будто требуя: ну, давай покончим с этим поскорее.
Эмрис опустился на одно колено и наклонил голову. Аерон встал и обратился к собравшимся подданным — титулованным особам и знатным горожанам:
— Деорсийцы! Думаю, за последнюю неделю в столице не осталось ни одного человека, который бы не знал, кому мы обязаны воцарением мира в провинции Редвуд. Императрица-регент Фридесвайд, как все вы знаете, доверила Редвуд не тем людям — слабым и бездарным, которые, когда появился Норг, не смогли дать ему стоящий отпор и бежали из собственных земель. На долгое время Редвуд оказался для нас потерян. Но благодаря этому человеку, капитану отряда наемников «Железные Братья», — Аерон указал на Эмриса, — земли на западе империи Деорсы, наконец, освобождены. И мы надеемся, в них снова придут мир и процветание.
Майордом слева от императора сделал шаг вперед, держа на руках расшитую подушку. На той возлежал черный пояс из тонкой кожи с изысканной серебряной инкрустацией. Император взял аксессуар и воззвал:
— Встань, Эмрис Железный. За твои заслуги перед короной я произвожу тебя в рыцари и дарую титул барона Редвуда.
Эмрис встал — все-таки немного неуклюже. Аерон опоясал новоявленного барона и со смехом шепнул:
— Неужели камергер тебя извел, барон? Твой поклон стал вполне ничего.
Когда Аерон отодвигался, Эмрис увидел, как одинаково остро смеялись его разные глаза.
Железный обернулся, все еще не доверяя действительности. Он услышал, как герольд в открытых дверях заголосил, что император Аерон Первый произвел в бароны Эмриса Железного и пожаловал ему во владение замок Редвуд вместе с прилегающими землями, поселениями и городом. Эмрис услышал и то, как эту новость подхватил следующий герольд, и, передаваясь от одного к другому, она сначала вылетела на дворцовую площадь, а потом, видимо, понеслась дальше.
Он не услышал только главного: хоть какого-то понимания от знати. Никто, ни один не поздравил словом, не хлопнул в ладоши, не пожелал ничего доброго. Все смотрели враждебно, волком, как на…
