Макс нахмурился, взгляд потяжелел, а в сердце опять заползла тоска. И всё из-за этой пигалицы.
— Ксения разводится, — спокойно ответил он, стараясь держаться уверенно.
— Муж с женой поссорились, с кем не бывает. А вот начнут такие ходить и разбивать семью, и всё — нет больше ячейки общества. Совесть-то не мучает?
Макс растерялся.
— Много ты понимаешь! — сказал он уже не так твёрдо.
— Я знаю свою сестру. Ксения обязательно вернётся к мужу, — добила его Марина.
— Дочь, о чём ты говоришь? — в прихожей появилась Светлана Николаевна со свёртком в руках. Марина стушевалась и быстро скрылась в комнате.
— Это правда? — пересохшими губами спросил Макс, а тоска уже разлилась по всему телу.
— Нет, — Светлана Николаевна ласково на него посмотрела, как будто догадалась про его чувства. — Ксюша никогда не простит Павла. Даже если захочет, не сможет, характер такой.
— Но Маринка сказала… — он чувствовал, что голос дрожит, однако не мог взять себя в руки.
— Не слушай её. Она сегодня не с той ноги встала, вот и цепляется ко всем.
И он сразу поверил каждому слову, так сильно было его желание верить.
— Спасибо тебе за участие в судьбе Ксюши. Ей сейчас этого очень не хватает. Тяжело начинать всё заново. Она совсем одна, — и Светлана Николаевна как-то по-особенному на него посмотрела, а потом отдала свёрток с бутербродами.
— Разве она одна? А вы, а дочка? — ему было приятно разговаривать с Ксениной мамой. Своей неразвитой интуицией он всё же чувствовал некие сигналы, посылаемые матерью Ксении.
5
— Ты не можешь переносить нашу встречу вечно! Мы же обо всём договорились в прошлый раз. Ну сколько можно! — кричал Павел в телефонную трубку. Его голос врезался Ксении прямо в мозг.
Она и не собиралась откладывать встречу. Но сегодня опоздала на работу на полчаса и сразу нарвалась на Журкова. Он отчитал её, как провинившуюся школьницу. Стало обидно и неловко, к горлу подступили слёзы, но она изо всех сил себя сдерживала. Никогда её так не отчитывали.
Ксения не могла успокоиться до самого обеда, всё валилось из рук. На звонки отвечала через раз, документы, которые приносили на подпись, складывала аккуратной стопочкой на своём столе. Она ловила на себе заинтересованные взгляды Танечки и даже слышала её высокомерное хмыканье, но продолжала сидеть на месте с лицом истукана.
На обед она отправилась в полном одиночестве и даже села за отдельный столик, не желая ни с кем общаться. Для большинства секретарей такой незначительный инцидент, как грубое замечание начальника, не произвёл бы никакого впечатления. Но только не на Ксению. Она воспринимала мир тонко, замечала все нюансы в эмоциях и взглядах окружающих людей. За такую особенность свекровь часто называла её мнительной истеричкой и жаловалась Павлу, что он выбрал себе жену «не от мира сего».
После обеда понесла документы на подпись начальнику. С сильно бьющимся сердцем она вошла в кабинет. Журков сидел, погрузившись в чтение каких-то бумаг. Она стояла и не решалась заговорить первой.
— Что у тебя? — наконец спросил он, не поднимая взгляда от бумаг.
— Вот, — она протянула целую стопку листов. Он никак не отреагировал. Ксения положила документы на край стола. Конечно, здесь бумаги затеряются, и он даже не вспомнит о них. И все эти листочки так и останутся без подписи, а виновата в этом опять будет она.
Он оторвался от чтения, задумался, глядя на неё, а потом спросил:
— Вы сделали то, что я вчера велел?
— Да.
— Несите.
На этом аудиенция закончилась, и Журков снова погрузился в бумаги. Ксения взяла папку, в которую вчера собрала все необходимые документы, и отнесла Эдуарду Романовичу.
До конца рабочего дня осталось потерпеть всего несколько часов, напряжение постепенно отпускало. Ксения начала расслабляться, когда начальник вдруг вызвал к себе Танечку. Спустя пять минут она выскочила из кабинета злая, схватила телефон и начала кому-то названивать. Не успела Ксения опомниться, как Журков появился в дверях, а потом быстро, как смерч, подлетел к столу Ксении. Она запаниковала. Неужели опять в чём-то провинилась? Он навис над ней и начал орать так, что Ксения оглохла. Его раскатистый бас был слышен, казалось, на всех этажах здания. Но смысл ускользал от Ксении. Она настолько не привыкла, чтобы кто-то повышал на неё голос, что впала в ступор. Видела и слышала начальника, а что он говорит, не понимала.
Лишь когда Журков скрылся в кабинете, Ксения осознала, в чём провинилась. Вчера она вынесла документы из здания, а это категорически запрещено, ведь организация у них закрытая, в любых документах могут быть секреты.
Танечка! Вот зараза, заложила! Больше некому. Эта змея утром видела Ксению с объёмным пакетом, сквозь который отчётливо проступали контуры папок. Сама виновата: если бы не проспала и пришла на работу, как положено, первой — никто бы ничего не узнал.
Ксения вытащила из принтера чистый лист бумаги и начала писать заявление об увольнении. Выволочка Журкова и подлость Танечки стали последней каплей в чаше терпения. Она мысленно представляла, как завтра с утра начнёт поиски новой работы, когда позвонил Павел. Он дополнил неудачи сегодняшнего дня криками в телефонную трубку. Ксения не знала, что ответить, поэтому просто молчала, чем окончательно вывела его из себя. Павел кричал и кричал, она не выдержала и выключила телефон. Потом взяла заявление и вошла в кабинет начальника.
Она опять стояла и терпеливо ждала, когда он обратит на неё внимание, ведь без подписанного заявления она из кабинета не выйдет. Хватит её пинать, как надоевшую собачонку.
— Что тебе? — наконец спросил Журков. Он взял заявление и быстро пробежал глазами. Густые седые брови сошлись на переносице, он нахмурился.
— Это что такое?! — повысил он голос. И Ксения в который раз за сегодняшний день внутренне сжалась.
— Я увольняюсь, — ответила она и зауважала себя за твёрдость в голосе.
— Не понимаю… — он отбросил листок, и тот сразу затерялся в куче разных документов. — Ну-ка присядь сюда, — он указал на стул напротив.
Ксения села на самый краешек, спина прямая, глаза в пол, руки плотно сжаты на коленях. Она знала, что сейчас он пристально её рассматривает.
— Что за детский сад? — совсем другим тоном начал Журков. Ксения уловила отеческие нотки, не выдержала и подняла глаза. Эдуард Романович сидел хмурый. — Я сделал замечание, а ты сразу пишешь заявление об уходе. У нас не ясли, чтобы в игрушки играть. Если старший указал на ошибку, надо не обижаться, а принять к сведению. Поняла?
— Да. Но я подумала, что не подхожу вам, — уже не так уверенно пролепетала она, но пока не желала сдаваться.
— Перестань заниматься глупостями и возвращайся на своё рабочее место. И заявление забери. И так тут бумаг навалом.
— Эдуард Романович, — неожиданно для себя решилась Ксения. — Можно сегодня уйти раньше? У меня встреча с мужем, мы разводимся.
— Ах, вот в чём дело, — в глазах появилось понимание. — Хорошо, иди.
Ксения вернулась в приёмную, отправила Павлу сообщение и стала собирать вещи. Она никак не могла для себя решить, радоваться ей или огорчаться, что не уволилась. Следует подумать об этом позже, после встречи с мужем.
Танечка в недоумении наблюдала за её сборами и заметно нервничала.
— Ты куда? — не выдержала она.
— Эдуард Романович отпустил, — ответила Ксения
— А как же я? Мне сегодня к стоматологу надо, — растерянно хлопала она ресницами.
— Что же ты об этом не подумала, когда доносила начальнику? — строго спросила Ксения и направилась к лифту.
Танечка с быстротой пантеры выскочила из-за стола и преградила выход.
— Ладно-ладно, прости. Это случайно получилось, — вдруг извинилась она совсем другим голосом, но от двери не отошла.
— Пропусти, — твёрдо сказала Ксения.
— Я же извинилась, что тебе ещё надо? — Танечка стояла, уперев руки в боки, и сдаваться не собиралась.
