На подходе к условленному месту, где должна была встретиться с человеком, который пригласил её для серьёзного разговора, Фруза сбавила шаг. Зорко всматриваясь в темень леса, она прислушалась — средь неумолчного шороха листвы, за спиной её раздался едва уловимый треск хрустнувшей ветки. Фруза обернулась — от тёмных стволов отделились два человека и направились к ней.
— Это ты, Фруза? — спросил тихо мужчина.
— Я, Борис Кириллович. Здравствуйте.
С учителем вместе подошла девушка. Она протянула руку Фрузе:
— Здравствуй, Зенькова.
По едва приметной тропинке они осторожно направились в глубь леса. Шли молча, стараясь ни на шаг не отстать друг от друга и внимательно прислушиваясь к лесному шуму. Лес, густой и прохладный, окутанный туманом, мирно спал.
Фруза отлично знала эту тропинку, помнила каждый поворот на ней и теперь шла уверенно, точно на прогулке. Они прошли ельник, неширокую вырубку, потом опять густой смешанный лес, довольно быстро отыскали глубокий овраг, поросший высокой травой, и спустились в него. Прислушались — кругом ни шороха. Присели на старый замшелый ствол дерева, давно поваленного бурей.
— У нас с тобой, Фруза, серьёзный разговор, — начал Борис Кириллович, немного помолчав.
— Я слушаю, — ответила Фруза.
— Время такое пришло, что сидеть сложа руки нельзя. В Оболи и окрестных деревнях есть ребята, которым можно и необходимо заняться делом. Нашей армии сейчас трудно. Она ведёт бои очень тяжёлые и кровопролитные. Видела, как прут немцы, день и ночь. Войска, техника, обозы. Нам нельзя сидеть сложа руки. Надо помогать армии.
— Как? Немцев бить? — спросила Фруза.
— Не торопись. Нет, не это. Сейчас надо подумать о другом. То, что по силам… Вот секретарь райкома комсомола Наталья Герман тебе объяснит.
Девушка, которая сидела рядом с ней, подвинулась чуть ближе, и Фруза уловила её горячее дыхание. Она говорила спокойно и неторопливо.
— Надо создать отряд. Собери комсомольцев и поговори с ними по душам. Пойми их настроение. Узнай, о чём они думают. Только осторожно. Это тебе, Фруза, серьёзное и очень важное поручение от подпольного райкома комсомола. Нам необходимо создать отряд из местной молодёжи внутри немецкого гарнизона. Делайте всё продуманно, не спеша. Семь раз проверяйте каждый свой шаг. Для начала создайте небольшую инициативную группу. Но в каждом человеке ты должна быть уверена, как в самой себе.
— Трудно, — взволнованно ответила Фруза. — Смогу ли я?
— Да. Дело непривычное. Но ты должна суметь это сделать, — сказал Маркиямов. — И райком партии и райком комсомола на тебя надеются. Это я предложил твою кандидатуру. Уверен, что не подведёшь. Ты имеешь право отказаться. Но я убеждён, что ты не сможешь иначе. Ты всё равно будешь с ребятами. А им сейчас нужен вожак. Ну как, согласна?
Помолчав, подумав немного, Фруза уверенно и твёрдо ответила:
— Да. Согласна.
— Это очень хорошо, что ты без колебаний принимаешь такое решение, — сказала Наталья Герман, положив свою руку на её ладонь и крепко пожав. — Ещё вот что хочу тебе сказать… Всегда помни, что ты не одна. Мы постоянно будем с тобой рядом. Будем думать о вас и помогать. Борис Кириллович уходит с партизанским отрядом. Все контакты будете поддерживать с ним через связного и только в условленном месте.
— Что мы должны будем делать? — спросила Фруза.
— О делах ваших мы подумаем. Пока не спешите. Сперва сплотитесь в ядро, — ответил Маркиямов. — Для начала поговори с Марией Дементьевой и Марией Лузгиной. Они девчата боевые. Пусть позовут в вашу группу Тоню Лузгину, Валю Шашкову, Владимира и Женю Езовитовых. Вот когда создадите инициативную группу, да оформитесь в боевую организацию, только тогда будете действовать, выполняя задания подпольного райкома партии и комсомола. А до этого ничего самостоятельно не предпринимайте. Ещё раз повторяю, для начала соберитесь все вместе. Будто на вечеринку. Полузгать семечки. И побеседуйте. Ясно?
— Ясно.
— Ну вот и добре. Да не вешайте носа. Побольше уверенности в себе. Хоть немца и много, а всё-таки мы здесь хозяева. Земля эта наша.
Потом Маркиямов условился с Фрузой о дне и месте следующей встречи, назначили пароль для связного. Договорившись обо всём, они выбрались из оврага и так же осторожно и тихо вышли к краю леса. Молча попрощались и разошлись в разные стороны.
Фруза вернулась домой. Неслышно, чтобы не разбудить спящих отца и мать, прошла в свою комнату, быстро разделась и легла. Взволнованная встречей и разговором, она долго не могла уснуть, думала и старалась представить, как же будет исполнено то серьёзное поручение, которое она только что получила.
* * *
С каждым новым допросом немец всё больше и больше терял самообладание. Он уже не спрашивал спокойно, как раньше, а повышал голос до крика.
— Кто были членами вашей подпольной организации?
— Я ничего не знаю об этом.
— Сколько человек числилось в организации?
__ Не знаю.
— Кто направлял вашу деятельность?
__Не знаю.
— Откуда организация получала взрывчатку?
— Я об этом ничего не знаю п никогда не слышала ни про какую взрывчатку.
— Кто были у вас связными?
— Не знаю.
— Что ты тогда знаешь?
— Ничего.
8. ФЕДЯ СЛЫШАНКОВ
Дорога за окном гудела от непрерывного рёва моторов и лязга гусениц день и ночь. Танки, машины, фуры нескончаемым потоком тянулись в сторону фронта. В открытых низких кузовах грузовых машин ехали немцы, большей частью молодые, здоровые и самоуверенные, с автоматами и карабинами, в касках. Вели они себя будто на прогулке: горланили песни, громко смеялись, наигрывали на губных гармошках, чужими глазами глядели на русскую землю, разнося вокруг чужой непривычный дух. Даже машины их, танки и лошади пахли по-чужому.
С появлением гитлеровцев в Оболи Зина не выходила из дома и ни на минуту не отпускала от себя сестрёнку Галю. Даже Ефросиния Ивановна редко переступала порог и постоянно держала дверь на запоре. Целыми днями они сидели дома, словно отрезанные от всего мира, не зная, чем занять себя и отвлечь от неотвязчивых гнетущих мыслей. Ефросиния Ивановна хлопотала по хозяйству или лежала с Галей на печке, а Зина просто не находила себе места: пробовала читать, но всякий раз оставляла книгу, видя, что никак не может сосредоточиться и пенять смысл прочитанного. Она пыталась заниматься: учебники захватил с собой из дома, но ни стихи, ни задачи по математике и геометрии не шли на ум. Всякий раз, садясь за стол, вместо задач рисовала в тетради сбитые немецкие самолёты, искорёженные танки с крестами на броне, взрывы снарядов и убитых фашистов. Под рисунками она жирным и злым почерком писала фразу, услы шанную 22 июня по радио: «Смерть немецким оккупантам!». Изредка она подходила к окну, смотрела на улицу, в надежде увидеть какое-нибудь изменение на дороге, но там по-прежнему гудела, дрожала земля. Движение немецких войск не прекращалось.
На душе у Зины было тяжело, порой ей казалось, что жизнь остановилась, как испорченные ходики. Страха перед немцами она не чувствовала, её просто мучила тоска по дому, никчёмность существования и та безысходность и пустота жизни, из которой она не могла найти выход.
Первого немца вблизи она увидела днём. Зина вышла в сарай накормить кур. Когда прикрывала дверь, взглянула в сторону улицы — немец рослый, лет двадцати, с румяным, почти детским лицом и светло-голубыми, на вид добрыми глазами, спокойно и по-хозяйски, точно входил в свой дом, распахнул калитку бабушкиного палисадника, прошёл к крыльцу, цокая коваными ботинками о битый кирпич узкой дорожки. Расстёгнутый на груди серо-стальной китель открывал тёмное от пыли и мокрое от пота грубое солдатское бельё. Стальная каска с нарисованным сбоку узкокрылым орлом, несущим чёрную свастику в когтях, висела рядом со штыком и флягой в суконном чехле на широком поясном ремне. Волосы у него были жёсткие и коротко подстриженные.
Увидев Зину, немец остановился около крыльца, широко улыбнулся и, зачем-то застегнув только одну пуговицу кителя, галантно щёлкнув каблуками, громко выпалил:
— Гутен таг, медхен.
— Чего? — застыв на месте, спросила Зина.
— Битте вассар. Вода,
И хотя Зина догадалась, что спросил немец, она промолчала, будто не поняла,
— Вассар! Вассар! — повторил немец, хмурясь,
Зина пожала плечами.
Тогда он резко повернулся, раздражённо толкнул дверь и, твёрдо ступая по скрипучим половицам, вошёл в избу.
Ефросиния Ивановна заспешила, слезла с печки.
— Матка, вассар! — гаркнул немец, оглядывая избу.
— Чего ему? — спросила Ефросиния Ивановна у Зины.
— Не знаю. Бубнит: вассар, вассар… А что, не пойму.
Немец прошёлся по избе, заглянул на печь. Галя сжалась в комочек и отодвинулась ещё дальше в угол. Зина и бабушка бросились к печке, встали перед немцем, заслоняя Галю.