Политики США не могут допустить повторения такого сценария, тем более что доллары, эти легионы современной «Римской империи», обеспечены активами лишь на несколько процентов. Представьте, что древнеримские когорты состоят из манекенов, которых двигают несколько живых солдат. Такое войско страшно только издали. Поэтому влияние американской валюты приходится поддерживать военной мощью. Именно положение сверхдержавы, для сохранения которого все средства хороши, требует от американского руководства наряду с войнами торговыми, холодными, дипломатическими, войн и конфликтов кровавых. Но, замечу, все люди, живущие во взаимозависимом мире, заинтересованы в сохранении американского Голиафа и сдерживании маленьких Давидов, желающих его завалить, поскольку падение США как всемирной империи потянет за собой в бездну кризиса и большинство других стран.
Итак, наш мир полон войн – старых и современных, финансовых, торговых, гуманитарных, холодных, религиозных, войн диаспор и регионов, войн «за» и войн «против»… Современные внутренние войны зачастую известны под названием «реформы». Ведь их задача не разрушить государственную власть, а сделать ее крепче. Войны явные (холодные, торговые, за демократию и прочее) устанавливают новые законы, тогда как серьезные реформы должны изменить старые законы. Реформы проводятся так, чтобы все здание государства осторожно осело или поднялось в нужных местах, укрепив место правителя. Более подробно радикальные реформы как особый вид войн я рассмотрю в следующей главе.
Глава VI
Реформы президента и успешное развитие страны
…Нет дела, коего устройство было бы труднее, ведение опаснее, а успех сомнительнее, нежели замена старых порядков новыми.
Никколо Макиавелли
Реформа – это война, так как позволяет президенту подняться над законами, ограничивающими его работу. Реформы, как и все другие войны, должны опираться на страх и надежду, но в самых серьезных социальных изменениях стоит опираться только на страх. Внушить, что будет хуже, – это лучшее средство и для того, чтобы прийти к власти, и для того, чтобы ее удержать. Иногда, чтобы продвинуть реформы, полезна надежда на лучшее, но страх надежнее. Поэтому, говоря о реформах, стоит убеждать, что без них будет ужасно. Только в этом случае люди могут согласиться на решительные изменения в своей жизни.
Все реформы должны начинаться с критики предыдущей власти, лучше – личности предыдущего правителя. Так, предвыборная кампания Барака Обамы в 2008 году во многом была построена на критике президентства Джорджа Буша-младшего – можно сказать, буйной критике его внутренней и внешней политики. Это позволило новому президенту естественным образом расстаться с одиозными фигурами даже не одной, а нескольких прежних администраций, и призвать новых реформаторов, новых экономистов (которые, кстати, теперь и будут обвинены в провале противокризисных мер). Хотя начало правления Обамы пришлось на разгар мирового кризиса, он не стал в представлении избирателей виновником их ухудшающегося положения, поскольку раньше прямо обвинял предыдущую администрацию в провалах и даже в грядущей финансовой катастрофе. Такие обвинения всегда полезны, поскольку, если бы кризиса не было, правление нового президента по контрасту уже могло считаться как минимум неплохим.
Объявление в избиркоме: Выбранный президент обмену и возврату не подлежит.
Также на протяжении предвыборной кампании Обама выступал за быстрое окончание Иракской войны, энергетическую независимость и универсальное здравоохранение. Он хорошо повел как войну «против» (в частности, Буша), так и войну «за», причем ответственными за победу в этой войне оказались сами граждане США. Благодаря тому, что социальные предложения нового президента озвучивались во время экономического спада, а ведь он обычно сопровождается призывами затянуть пояса, получилось, что режим экономии совпал с обсуждением широких социальных льгот – всеобщего медицинского страхования и других, которые Барак Обама обещал ранее. Это сгладило недовольство падением уровня жизни и поддержало надежды на успешную работу нового президента.
С другой стороны, характерен отрицательный пример деятельности Владимира Путина, который, поднимая разрушенную ельцинской Семьей[10] Россию, не покончил с влиянием ее боссов, оставил возможность вести дела «по понятиям». Страна оправилась, благосостояние граждан увеличилось (пенсии с 20 долларов в месяц в 1998 году поднялись до 220 в 2008 году, внутренний валовый продукт утроился, номинальный ВВП почти удесятерился), но при этом выросли и неудаленные опухоли: олигархия, коррупция, бюрократия. Выросли в гораздо большей пропорции, чем зарплаты и пенсии. В результате из еле живого гадкого утенка конца 90-х годов Россия через десять лет стала не прекрасным лебедем, но лебедем с язвами, плохим обменом веществ, с теми же, только сильно разросшимися опухолями. Кроме того, все эти болезни приписываются правлению Путина, а не прежнего президента. Это происходит потому, что в памяти людей все плохое передается по наследству новой власти, а хорошее – нет. К хорошему быстро привыкают, оно считается естественным, и люди вспоминают о нем только в случае потери доходов, льгот, возможностей. Положительное мнение всегда надо завоевывать заново.
Кстати, поэтому благодарности от народа ждать не стоит. Правитель если и хорош, то по контрасту с плохим настоящим; последующий будет хуже, что соответствует Второму закону правления: люди ждут решения своих проблем, а получают (или не получают) решение общественных и винят за то, что их надежды не сбылись, государство и президента, каким бы идеальным он ни был. По этой же причине люди могут быть искренне благодарны только умершему правителю и только за надежды, которые он в них посеял. Поэтому до сих пор значительные социальные группы в разных странах считают светлыми образы и Ленина, и Кеннеди, видя в них правителей, которые знали и хотели сделать «как лучше», но не успели.
Из всех правителей России в XX веке самые положительные эмоции у россиян (56 % опрошенных) вызывает Леонид Брежнев, руководитель Советского Союза в 1964–1982 гг.
опрос «Левада-центр» 2013 г.
Придя к власти, нужно также сменить символы предыдущего правления и команду высших государственных чиновников. Можно трогать не всех руководителей госдепартаментов, и даже не увольнять их, а рокировать, чтобы они не считали себя незаменимыми. Не стоит держаться за старые кадры ради идеи преемственности власти, – у государственной власти преемственность и так есть, пока существует данное государство.
Итак, удаление остатков прежней власти, критика ее действий очень важны и являются своего рода реформой реформ.
Даже если президент не сменился, ему ничто не мешает сменить команду реформаторов, которые, разумеется, во всем на свете виноваты, и таким образом «проветрить» свою власть изнутри. Сделать это надо обязательно. Объявление о смене курса уменьшает у рядовых граждан разницу между ожиданиями и реальностью. У них появляется вера в то, что общество изменится в соответствии с их личными надеждами. Народ в это время становится более лояльным. Именно поэтому неприятные для людей изменения или, как говорят, «непопулярные реформы», проще проводить в начале нового правления. Так что говорить о реформах надо, как только президент, та или иная партия оказалась у власти. Но до этого момента – только общие пожелания! Иначе, узнав конкретику, люди разочаруются заранее. Кстати, надо всегда помнить, что задача любого экономиста, советника по реформам – не удачно провести предложенные нововведения, а объяснить, почему они провалились. К сожалению, это не шутка.
Объявляя о реформах, направленных на развитие страны, президенту стоит ограничиться благими пожеланиями. Если изменения к лучшему проявятся, это пойдет ему в зачет. Если же нет, люди будут довольны, что объявленные реформы не ухудшили их жизнь, ведь общие пожелания можно трактовать как угодно. Вообще, чем громче и неконкретнее говорят о реформах, тем лучше. За треском речей реформаторов (но не самого президента!) не должно быть понятно, что делается и делается ли что-то вообще. В этом случае те, кто считают себя обманутыми, не смогут четко сформулировать претензии и в лучшем случае добьются только нескольких мало что решающих поправок в дальнейших реформах.
Любому правительству следовало бы сжигать свои старые речи сразу же после прихода к власти.
Филипп Сноуден (не путать с Эдвардом Сноуденом)
Замечу, что невнятные приказы и распоряжения в высшей власти – нужное, веками проверенное средство. Но президент должен жестко бороться с невнятными распоряжениями нижестоящих инстанций: если в первом случае невнятность – часть политики, то во втором – разгильдяйство.
