- Все, все снимай - и ботинки, и носки! - крикнул отец девочки из ванны.
Тут в квартиру вошла и девочка с собакой. Мы с девочкой друг на друга не смотрели. А собака сразу начала меня нюхать, ткнулась носом мне в щеку.
- Готов? - спросил девочкин отец. - Сейчас заодно и помоешься. - И он засмеялся.
Я все еще стучал зубами, хоть и не так сильно, и уже давно стоял на полу.
- Пошли.
И он повел меня в ванну.
- Я домой лучше, - сказал я.
Но он не ответил.
Вода была такая горячая, что я отдернул ногу.
- Это только кажется, что она горячая, ты не бойся. Видишь, я спокойно держу свою руку, - стал уговаривать отец девочки. - Тебе сейчас обязательно надо распариться.
Наконец я залез в ванну весь, подрожал еще минутку, а потом стало жарко, я лежал просто так и не двигался.
- Полежи, отмокни, отогрейся немного, - сказал отец девочки. - Я пойду сушить твою одежду.
Я сидел в ванне полчаса или час, иногда добавляя горячую воду.
А потом отец девочки вошел и сказал смущенным голосом:
- Понимаешь, у нас мальчиковой одежды нет… Прямо не знаю, в чем тебя выпустить в комнату. Может быть, ты Светино фланелевое платье наденешь?
Я на такие слова даже ничего не ответил. Потому что в ванне мне сидеть уже надоело и не занимать же весь день ванну у людей. А с другой стороны, девчачьи колготки, сидеть в платье тоже стыдно.
- Я домой пойду, - сказал я.
- Пойдешь, - согласился Светин отец. - Высохнет одежда - и пойдешь. Ты вот что, - сказал он, - давай будем играть в маскарад. Я тебе сейчас принесу маскарадный костюм; Красной Шапочкой будешь? Света будет Бабушкой, а я - Волком.
Он сходил в комнату, принес мне фланелевое платье, тапки и настоящую красную шапочку.
- Вытирайся и выходи играть.
Но я еще долго сидел так, в полотенце, не надевая платья, потом надел и стоял за дверью, а потом уж Светин отец застучал и сказал:
- Красная Шапочка, мы забыли с тобой познакомиться. Меня зовут Степан Константинович, мою дочь - Света, собаку - Барри, А тебя как?
- Коля, - сказал я из-за двери.
- Красная Шапочка по имени Коля, вылезай быстрей, тебя Бабушка ждет и Серый Волк с другом Барри под кустом подкарауливают.
Я вышел из ванны, но игра у нас как-то не очень получилась.
Из- под платья у меня торчали ноги в колготках. Я топал тапочками в прихожей и боялся войти в комнату, где сидела Света.
А Света вдруг закричала:
- Папа, передача! Мы про передачу забыли!
И включила телевизор.
- Да ну ее, - сказал папа, - надоела мне эта передача.
И в то же время какой-то голос стал читать стихи для малышей, экран засветился, и я увидел на экране Светиного отца.
Я сначала не поверил - думал, похожий человек, потому что Светин отец стоял рядом со мной и тоже смотрел на экран. Но тут Света сказала:
- Голос сначала не твой, а потом - твой.
Светин отец на экране прочитал стихи и сел около столика. К нему повернулся диктор и сказал:
- А теперь расскажите нашим юным телезрителям, девочкам и мальчикам, как вы стали художником, почему вы начали иллюстрировать для них книжки.
Это в телевизоре.
А в комнате Светин отец сел на диван и сказал:
- Сейчас будет это неприятное место. Надо было как-то иначе тогда сказать. И рисунок получился слабый.
- Я был таким же, как все мальчишки. Любил подраться и поозорничать, у меня был самый громкий в классе голос, и его, наверно, не очень любили учителя, потому что подавал я его во время чужих ответов, - говорил Светин отец с экрана. - Но однажды, лет в двенадцать, я увидел девочку в окне уходящего поезда, и хоть я никогда ее больше не встретил, но повсюду я стал рисовать ее лицо… Рисунок выглядел примерно так… - И Светин отец провел три линии на бумаге.
Получилось лицо. Хороший рисунок, всего из трех линий, а уже красивое лицо. Мне бы так никогда не нарисовать.
- Садись на диван, - сказал мне Степан Константинович. - По телевизору не выступал?
- Нет.
- Будешь выступать, узнаешь. Вроде бы нормальный человек, а как наведут на тебя камеру, сразу и руки чужие, и голос не свой. Вон какой я там деревянный.
- Не деревянный, а нормальный, - сказала Света.
Степан Константинович сходил на кухню - проверить, как сохнут мои брюки. А Света проговорила:
- Мой папа не только книжки иллюстрирует, а еще и картины пишет. Зато я рисовать совсем не умею.
Я посмотрел на шкаф и увидел там за стеклом много книг.
- Это все папа иллюстрировал, - подтвердила Света.
Две из них я читал и хорошо помнил рисунки, потому что они мне понравились. Одна у меня даже дома была.
После выступления Степана Константиновича передавали кино. Мы посмотрели половину фильма и стали пить чай с вкусными сухарями и с медом.
А потом мои брюки высохли, и Степан Константинович сказал:
- Ну, дети, давно пора за уроки. Сейчас я тебя провожу, а то родители твои уже переволновались. Надо было им позвонить, да я с расстройства забыл. Мама поздно приходит?
- Она сейчас как раз придет. А так дома никого нет.
- А папа? - спросила Света.
- Ну мало ли где могут быть папы, - сказал Степан Константинович.
- Папа в Москве. Он изобретатель и сейчас павильон готовит на выставке. Ему, может быть, Государственную премию дадут.
- Ого, - сказал Степан Константинович, - с кем мы познакомились.
Я наконец переоделся в свою одежду. Она была теплой и жесткой.
- Пальто, конечно, не высохло, но ты пойдешь в моей куртке. Барри! - крикнул Степан Константинович.
И огромная собака сразу прибежала из боковой комнаты.
- Это какая порода? - спросил я.
- Это сенбернар, самая большая порода в мире, - сказала Света. - Папа его из Москвы привез.
Мы вышли на улицу. Было уже почти темно. Барри сразу залаял страшным басом.
- Тихо! - сказал ему Степан Константинович.
И Барри замолчал.
- А у тебя тоже есть собака? - спросила Света.
- Нет, - сказал я.
И стало мне грустно.
Мы подошли к дому, а с другой стороны появилась моя мама.
- Что случилось? - спросила она сразу.
- Ничего, ничего не пугайтесь, - стал успокаивать Степан Константинович, - одежда уже высохла. Просто ваш сын нечаянно искупался. Его столкнул вот этот наш гиппопотам. - И он показал на Барри. - Но мы его попарили в ванне, напоили чаем с медом, думаю, что не заболеет.
***Я встретил Свету. Она сама подошла ко мне.
- Здравствуй, - сказал я, - а где ваша собака?
- Барри на даче, вместе с папой. Папа там пишет новую картину к выставке.
- А мама у тебя тоже есть?
- Конечно, есть, - Света даже удивилась. - Она в тот день была на даче, а папа - в городе.
Мы пошли по улице и все разговаривали.
- Почему вашу собаку так зовут - Барри?
- Ты разве не знаешь, я думала, все знают. В честь знаменитого Барри из Швейцарии. В Швейцарии, в горах, был монастырь святого Бернара, Сент-Бернар. Там выращивали собак, сенбернаров. А во время метели собаки выходили в горы и спасали людей. Барри - так он спас сто или даже двести человек. Эти собаки знаешь какие редкие?
Пока Света со мной разговаривала, сбоку от нас по другой стороне улицы шел Андрей. Сначала он просто так шел, только на нас поглядывал. Потом вдруг начал показывать мне кулак. Идет и грозится.
На него бы этого Барри вывести, сразу бы убежал.
- А я новые корабли делаю, - сказал я Свете, - те, старые, кто-то вытащил из озера.
- А я иду на почту отправить письмо немецкой девочке. Мы с ней уже два года переписываемся. Жаклин - так ее зовут. Она живет в Дрездене и пишет мне по-русски.
Мы как раз дошли до почты.
- До свидания, - сказала Света и пошла на почту.
Я как раз хотел сказать, что тоже марки хочу посмотреть.
Но теперь повернул назад. И Андрей пошел следом за мной, но не приближался.
***Мы шли с Бабенковым из школы, и Андрей выскочил прямо на нас. Он хотел нас обойти, но я загородил ему дорогу.
- Ты чего это за мной следишь? - спросил я его громко.
- Когда? - спросил Андрей тоже громко, как будто и не ходил позавчера и не грозился.
- Позавчера - вот когда. Ходит еще, кулак показывает.
- И показываю.
- Допоказываешься.
Я думал, Бабенков мне поможет, если что. А он сказал:
- Здесь не надо, здесь люди ходят. Ну, я пошел, - сказал он мне и отвернулся.
Андрей сразу обрадовался, что я один, а не вместе с Бабенковым.
- Я приемы знаю, понял? - сказал он.
- Испугался я твоих приемов!
Но он неожиданно схватил мою правую руку и вывернул ее назад, так что я пригнулся к земле и чуть не закричал.
- Больно? - радовался Андрей.
- Пусти, говорят!
- А хочешь, совсем отверну?
Я испугался: вдруг он и в самом деле совсем отломает мне руку - и промолчал.
Он повел меня так по улице к моему дому. Я шел согнувшись, в одной руке у меня был портфель, а другая - вывернута за спину. И я не мог ничего сделать, мог только идти, куда он меня ведет, не мог ни дернуться, ни выпрямиться, потому что сразу становилось больно.
