Весь этот вой не трогал Джона. Он твердо знал; что не делает ничего предосудительного, просто сопереживает музыке, что протестующие тоже были молодыми и их родители были против Вождя, которого теперь ставят ему в пример.
Но фирма, стоявшая за его спиной, сумела повернуть общественное мнение на благо себе и своему питомцу. Он был им слишком нужен, потому что был нужен миллионам тинэйджеров — главным покупателям пластинок. Джон не знал, какие прибыли получает фирма, а поскольку фирмачи ретиво старались, догадывался — огромные.
Полковник тоже был готов в любой момент прийти на помощь. Сообразительный он, этот Полковник. Какой, к дьяволу, Полковник!.. Самозванец, получивший лицензию на это звание явно незаконно. Но даже на фирме его не звали по имени. Только — Полковник.
Когда тот впервые пришел к ним в дом, то сразу смекнул — честная белая бед нота. Обожаемый сын. Опыта в делах никакого. Уж как Полковник обхаживал отца, а, главное, маму.
— Ах, у вашего мальчика такой талант. Ах, перед ним такое будущее! Ох, он так любит вас и так много работает для вашего благополучия. Боже, ведь так можно сорвать голос. Подпишите, будьте так любезны, вот здесь и здесь, и ваш малыш будет скоро самым-самым. Один момент. Не сочтите за наглость. Здесь двести долларов. Так, пустяк. Знак благодарности. Я бы не посмел, да не знаю, что подарить вам, мадам, и вам, сэр. Не имею пока счастья знать ваши вкусы. Мои наилучшие пожелания. Всех благ. Ваш всей душой. А теперь позвольте откланяться. Можно, я уведу на несколько минут вашего чудного мальчугана? Благодарю, благодарю, благодарю.
«Чудный мальчуган» стоял тут же и напрягал все мышцы лица, чтобы рот не открылся. У них на Юге редко кто тарахтел так бойко и развязно. И когда Полковник пухлыми, но железными пальцами взял Джона за локоть, оставалось только повиноваться. Они вышли.
— Вот что, милок. У тебя голос и мордашка. Настоящий талант у меня. Но я буду с тобой работать… из сорока процентов от всех доходов, и мы будем богаты, как раджи. Идет?
Ошарашенный таким поворотом, Джон молча кивнул.
— Молодец! Подписывай пока только здесь, ты ведь еще несовершеннолетний. Всего!
Полковник похлопал его по руке и, словно мяч, запрыгал к своей машине.
Вот потому-то менеджер не мог теперь не драться за питомца, а фирма про должала гнать пластинки.
Люди любили работать с Джоном. Почему нет? Он покладист. Работоспособен, хотя почти не репетирует. Никаких претензий к оркестру и группе. Если что-то не удавалось сразу, он говорил:
— Давайте попробуем еще разок. Я думаю — должно получиться лучше. Когда не выходило у него:
— Моя вина. Прошу прощения. Я постараюсь не оплошать. Люди охотно шли навстречу. Окружающие стали все чаше говорить о его обаянии. А Полковник это обаяние продавать. Из чудного мальчугана делался сувенир:
косметика, майки, фотографии — все с его улыбкой. Полковник изменил стиль звезды, сделав его более коммерческим, — продавалось все. И только нельзя было звезде ни общаться с журналистами, ни выступать без ведома Полковника. Он должен был оставаться недосягаемым и одиноким. Кантри-звезды ненавидели его и завидовали ему.
В одном городке, где ему как-то довелось выступать с ведущим кантристом страны, директор шоу, вызвав Джона к себе, заявил, что кантрист требует, чтобы его ставили закрывать шоу.
— Мне все равно. Пусть попробует.
И тот попробовал… Бедняга был прекрасным артистом и старался вовсю, но публике нужен был другой певец — Джон. Наутро кантрист пришел к директору и попросил оставить все, как было.
Поклонники торжествовали. Они хотели отметить победу. Они имели право. Вечером они свое право осуществили. После выступления они дорвались до сцены и пустили ботинки Джона на кожаные полоски сувениров. Он улыбался, хотя понимал, что происходящее смахивает на жертвоприношение.
После концерта Полковник твердо сказал:
— Вот что, ты у меня золотой мальчик. И я не хочу потерять тебя. Отныне твои друзья будут твоими телохранителями. Ты берешь их на зарплату.
— Я подумаю, — мягко сказал он.
Когда они вышли из театра, кто-то окликнул его. Дружески. Джон решил, что парню нужен автограф, наклонился к открытому окну машины и вдруг получил сильный ошеломляющий удар в лицо. Машина мгновенно уехала. Из носа капала кровь, но он бросился к своему кадиллаку в надежде поймать обидчика. За что? Он так и не понял. Зависть была ему не ведома.
Утром Полковник молча взглянул на его разбитое лицо и протянул пачку каких-то листков.
— Что это?
— Контракты на Рэда, Дама, Битей и Джорджа. Пока тебе хватит. Больше, чем у Вождя. Кстати, он тоже бесится. Тиснул материальчик в газете. Как будто не его когда-то называли разрушителем всех и всяческих устоев. Слушай, малыш. Я надумал еще подкусить Вождя. Ты будешь сниматься в кино. Я, собственно, уже договорился, — добавил Полковник, и от удивления перед собственной несдержанностью его рыбьи глаза съехались к переносице.
Страна Грез — она замаячила вдали, но очень реально при способностях Полковника. Кто в молодости не мечтал сняться в кино? Теперь Джон вдруг панически испугался, но окружающие наперебой твердили: «у тебя талант», «ты справишься». Он-то далеко не был в этом уверен. Однако Полковник пообещал, что там будет родная стихия — музыка, и тем не менее не удержался, обмолвился:
— Фильмы с твоим участием все равно принесут нам бо-о-ольшие деньжата. Недоуменный взгляд питомца заставил менеджера опомниться. Надо отдать должное этому человеку: понимал — психология мальчишки не соответствует его успеху, и старался не шокировать. И это работало на Полковника.
— Когда собираться? — с придыханием прошептал Джон.
— 0'кей, малыш! Неделя на сборы.
Мама помертвела от такой новости. Так далеко и так надолго ее мальчик еще не уезжал. Она лишилась покоя и, чтобы не показывать свою печаль мужу и сыну, занялась обновлением гардероба Джона. Он никогда не увлекался тряпками. И теперь, когда возможности были, по-прежнему оставался равнодушен к вещам. Ему было все равно, в чем появляться, лишь бы складка на брюках напоминала лезвие бритвы да воротник рубашки был туго накрахмален и хорошо отглажен. Пока мать не могла пожаловаться, что слава испортила сына. Прежним — милым и простым, как в недавние бедные годы, остался ее мальчик. Она горячо молилась, чтобы так было и дальше. Беспокоило ее только, что, кроме работы, у сына ничего и никого нет. Вокруг столько хорошеньких девушек, а Джон обращается с ними, словно со школьными приятельницами. Откуда было матери знать, как мучительно ее мальчик переживал отношение девушек к себе до прихода славы и после. Его настоящей чувственной любовью стала музыка. Мать видела, как бывает опустошен сын после концерта, как устает от подобной самоотдачи. Несколько раз она приступала к Джону с просьбой: «Сынок, прошу тебя, подумай о себе. Если ты будешь так щедро раздавать себя, то не доживешь до тридцати. Я боюсь за тебя». Он, улыбаясь, отвечал: «Что ты, мамочка, до тридцати… Я никому не буду нужен уже лет через пять. Вот тогда и отдохну». Но мать чувствовала, что сын не создан для отдыха. Ночами из-под двери его комнаты подолгу виднелась полоска света и слышалась тихая музыка. Запись своих пластинок он просил назначать на поздний вечер. Возвращался счастливо-усталый, спал четыре-пять часов, потом готовился к концерту.
Мать боялась за его здоровье и боялась постоянно докучать своей опекой. Поэтому сейчас перед разлукой она успокаивала себя тем, что Джон хоть немного отдохнет от шквала воплей фэнов и от самого себя.
Все-таки в аэропорту она слегка всплакнула. Отец только крепко сжал руку сына.
К самолету Джон шел со смятенным сердцем, понимая, что мама потеряла го лову из-за его отъезда. Но внушить ей, что он вырос, что имеет право на собственный опыт, не мог. Пусть она будет спокойна. Она заслужила.
С такими мыслями он пролетел над страной. И вот уже самолет, описав дугу, нырнул вниз.
Он выходил последним. На огромном летном поле маршировал оркестр, ужасно перевирая его очередной хит. Впереди шел Полковник и, обращаясь к публике, ярмарочным зазывным голосом выкрикивал:
— Уважаемые! Сегодня вы имеете счастье приветствовать Короля всей поп-музыки!
Так Полковник унизил Вождя, создав Короля. Премьер-министром он без раздумий назначил себя.
Королевский эскорт шествовал поодаль. Подданные бесновались, не смея приблизиться.
На следующий день состоялось подписание контракта. Полковник торжество вал — деньжата выходили приличные. Вождь смотрел из угла, окруженный своими прилипалами. И его шипение ласкало слух Полковника больше, чем пение питомца.
Питомец был раздавлен кинопери, закружившимися вокруг легким пестрым хороводом. Все они были обворожительны, он по отношению к ним — в высшей степени предупредителен и расточителен. Пресса, без всякого на то согласия, сделала его героем одновременно двух романов, чем рассмешила и раздосадовала его.
