Я говорю не об отдельных вылазках жестоких браконьеров. Нет, массовое заганивание и убой сайгаков с машин, ночное приманивание сайгачьих стад светом фар и чудовищное избиение ослеплённых животных стали легальной формой мясозаготовок. Большие группы «охотников» вполне официально заключают с соответствующими организациями договоры на отстрел тысяч сайгаков, подбирают себе грузовые автомобили, получают боеприпасы и совершенно открыто отправляются на степной разбой.
Можно нисколько не сомневаться в том, что при тех «контрольных цифрах», которые получают и перевыполняют именующие себя «охотниками» мясозаготовители, при том повсеместном «моторизованном» браконьерстве у нас очень скоро сайгаки останутся только в зоологических парках.
Я не раз задавал себе и другим вопрос: что же является основной причиной резкого уменьшения дичи? И мы сходились на одном: у нас очень плохо организовано охотничье хозяйство. Если в заповедниках и в специальных приписных угодьях егери хоть кое-как следят и пытаются бороться с браконьерством, то в «диких», «неприписных» местах (а ведь из таких «диких» мест, собственно, и состоит вся наша природа) рьяные браконьеры творят всё, что им заблагорассудится: не соблюдают никаких сроков и правил охоты, добывают дичь всеми запрещёнными способами, во множестве разоряют в плавнях птичьи гнёзда, расстреливают неподнявшихся на крыло птенцов – в общем, истребляют вокруг себя всё живое.
В сёлах и городах страны у нас скопилось огромное количество охотничьих ружей – начиная от прадедовских шомполок и кончая новейшими бокфлинтами. Подавляющее большинство этих ружей не числится ни на каком учёте, нигде не зарегистрировано, а владельцы ружей, взрослые и подростки, не имеющие никаких охотничьих билетов, охотятся в любое время года. Дробь и порох они могут купить на каждом базаре; нет дроби – заряжают патроны рублеными гвоздями и совершенно безнаказанно расстреливают любую попавшуюся под руку дичь. И поэтому получается так: более миллиона советских охотников, имея на руках оплаченные билеты и подписанные путёвки, терпеливо дожидаясь (а кое-кто и не дожидаясь) открытия сроков охоты, как правило, ходят в пустой след, так как дичь, и местная и перелётная, задолго до срока охоты начисто уничтожается никем не учтённой армией браконьеров.
У нас нет настоящего контроля над тем, что делают в лесу, в плавнях, в степи миллионы легальных и нелегальных охотников, где, когда и сколько они отстреливают дичи. Наша так называемая «общественная охотничья инспектура») никем не инструктируется и не проверяется. Зачастую же бывает так, что инспектор и сам принимает горячее участие в браконьерских вылазках – ведь всё равно с него никто ничего не спрашивает. Что же касается руководителей охотничьих обществ и сотрудников госохотинспекции, то многие из них отсиживаются в кабинетах и довольствуются подшивкой дутых, высосанных из пальцев сводок, которые составляются штатными и «общественными» инспекторами.
К сожалению, ни сельсоветы, ни милиция даже не пытаются отобрать у браконьеров тысячи нигде не зарегистрированных ружей, редко кого штрафуют и ещё реже привлекают к ответственности.
А нам, людям социалистического общества, надо по-настоящему организовать охрану природы в самом широком масштабе, восстановить в среде животных и птиц всё то, что поредело или близко к исчезновению. Ведь сумели же мы сохранить, уберечь красавцев лосей, этих великолепных обитателей наших лесов!
III
Нашей человечьей защиты ждут не только воздушные кочевники, не только безмолвные четвероногие жители лесов, степей и тундры. Давно уже пришла пора защитить от хищнического истребления рыбу.
Во всём мире, на всех материках с каждым годом ширится гидростроительство. Сейчас оно приобретает поистине невиданные масштабы. Вооружённые сложной техникой люди меняют русла широких рек, возводят длиннейшие плотины, прорывают многовёрстные оросительные каналы.
Однако, наряду с той бесспорной пользой, которую получает обуздывающий реки человек-строитель, уже теперь видны наши утраты. Если упоённый техническими победами человек безучастно пройдёт мимо этих утрат, не заметит их, – они могут стать невозместимыми.
Меняя русла рек, преграждая плотинами их течение, мы тотчас же пресекаем тысячелетний миграционный путь рыбы, идущей к речным верховьям для нереста, мы отрезаем рыбу от её многовековых естественных нерестилищ, куда она стремится, влекомая могучим инстинктом размножения.
На основании каких данных намечаются цифры добычи рыбы в реках? Говорят, на основании научных прогнозов о состоянии рыбьих стад определённого водоёма на предстоящий сезон. Причём, если верить словам представителей промысловых учреждений, при составлении прогнозов учитывается всё: количество спасённых мальков, количество пропущенных на нерестилище рыбопроизводителей и тому подобное, – словом, прогноз как будто основывается на строгом научном расчёте.
Посмотрим же, каков этот расчёт. Вот, скажем, бригада по спасению молоди прокопала ров от поля, в котором упала весенняя вода, до берега реки. Лицо контролирующее вынуло часы, глянуло на небрежно установленную контрольную ловушку; и произнесло:
– Ладно! Запишем в сводке – тридцать миллионов мальков…
Сводка пошла куда следует, и на основании такой «филькиной грамоты» и подобных ей «сведений» весьма компетентные люди решили: отлично, значит, на будущий сезон можно запланировать этой артели столько-то тысяч центнеров рыбы, этой – столько-то, а по всей реке – столько-то. Результаты такого, с позволения сказать, «планирования», налицо: за двадцать последних лет добыча рыбы в Азово-Донском бассейне, например, снизилась в три раза.
Несколько слов о «перевыполнении» плана добычи рыбы во внутренних реках. Что, интересно, сказали бы о председателе колхоза, который, допустим, взял бы на себя обязательство перевыполнить план мясопоставок и, не зная количества животных в колхозных стадах, запоролся и вдруг стал бы, спасая свою репутацию, резать стельных коров, супоросных маток-свиней, суягных овец, а мясо забитых телят, поросят и ягнят сдавал бы под видом кроличьего мяса? Очевидно, такого странного председателя для начала подвергли бы медицинскому освидетельствованию, а потом, безусловно, усадили бы на скамью подсудимых. Между тем, точно так поступают многие рыбопромысловые организации.
Спрашивается: а кто же у нас охраняет рыбные запасы страны, кто несёт ответственность за их восстановление, за искусственное рыборазведение? Зачастую бывает так, что начальник рыбоохранной организации является лицом, подчинённым начальнику рыбодобывающей организации, его можно вызвать и сообщить: «Нами отдан приказ обловить Донской государственный рыбный заповедник», «Срок весеннего запрета мы сокращаем…», «Промысловый размер бычка решено снизить с восьми до шести сантиметров…» И начальник рыбоохраны, выслушав это, будет помалкивать, потому что он – лицо подчинённое.
