и родилась в Газе. А ещё про неё говорили, что она необыкновенно красива, но повадки у неё были законченной авантюристки. И, к тому же, про неё судачили, что она развратна и совершенно ничего не стеснялась. Через какое-то время на эту красотку положила глаз могущественная царица-мать Накия-старшая, тоже ценившая молодость и внешнюю привлекательность, и Лурина стала прислуживать ей в том числе и в опочивальне. Однако эта бесстыдница хотела делить ложе не со стареющей и капризной царицей-матерью, а с ещё достаточно молодым Великим царём, и ей вскоре удалось обратить на себя его внимание, и филистимлянка добилась того, что уже по нескольку раз в неделю она стала приходить к нему в опочивальню и проводить с ним ночи.
Она умела ублажать мужчину, умела это делать, как никакая другая наложница, и всё, казалось бы, у неё сладилось, но связь её c Великим царём не продлилась долго и уже через три месяца внезапно оборвалась.
И виной тому стала новая фаворитка повелителя империи, появившаяся совершенно неожиданно.
На этот раз ею стала золотоволосая лидийка. И вот какая редкость: эта лидийка оказалась не из царского гарема, а со стороны.
* * *
Как это случилось?
Не поленюсь и расскажу об этом тоже.
Рассказ мой будет обстоятельный и по порядку.
Эта лидийка была тоже молода, но внешность её для Ассирии считалась необычной. Она отличалась светлой кожей и была золотоволосой (некоторые её завистницы считали, что волосы у неё рыжие, а тогдашними ассирийцами это не признавалось чем-то привлекательным). И замечу, что по началу влечение к ней у Ашшурбанапала не было таким уж острым, как к некоторым прежним наложницам или к той же уроженке Газы. Но за то в общении с лидийкой Великий царь получал ни с чем не сравнимое удовольствие. А всё потому, что Аматтея была умна. А ещё она была необыкновенно начитана и умела поддерживать разговор. И вообще, с ней можно было поговорить на любые темы. Всё-таки Аматтея была не наложницей в классическом виде, а девушкой свободной, да и к тому же приёмной дочерью учёного Набуахиарибы.
Она оказалась не только образованной, но и обладала редким даром сочинительства. Она писала стихи. И её стихи вызывали восхищение.
Ну а что же красотка из филистимской Газы?
Той пришлось возвращаться к прежней хозяйке и на коленях вымаливать прощение у царицы-матери.
Поначалу царица-мать, Накия-старшая, не хотела даже видеть развратницу, променявшую её на внука, но та всё-таки подобрала ключики к Накии и добилась того, чтобы над ней сжалились и не выгоняли её в какой-нибудь злачный притон.
– Пусть это тебе послужит уроком, – ещё сердясь на свою прежнюю любовницу, произнесла Накия-старшая, и уже мягче добавила: – Надеюсь, ты теперь поймёшь, как перечить мне! И в следующий раз, если пойдёшь против моей воли, я тебя не пощажу! И тогда ты уж точно закончишь плохо! Потому что тогда ты вылетишь из дворца! Ты усвоила это?
– Да, госпожа, – потупила взор девица. – Больше я не буду идти наперекор твоей воле! Поверь мне ещё раз…
Царица-мать жестом показала изменщице, чтобы та покинула её покои и вслед ей произнесла:
– Жди, когда я надумаю тебя вызвать. А пока- пошла прочь!
– Я поняла тебя! – откликнулась покорно филистимлянка.
* * *
Ну а Великий царь к тому времени уже окончательно определился с выбором. К удивлению своей семьи и своего двора, он потерял голову от золотоволосой девицы, новой фаворитки, и из-за неё позабыл даже дорогу к жёнам. Теперь он проводил большую часть своего свободного времени не в гареме, а с этой новой фавориткой.
И по большому счёту Ашшурбанапала я понять могу!
Всё-таки эта девица, как никто другая, ему подходила. И подходила потому, что Ашшурбанапал был и сам незаурядной творческой личностью. Он знал семь языков (в том числе и мёртвый шумерский), писал религиозные гимны, молитвы и стихи, и под влиянием своего наставника изучал все известные тогда науки. Ну а приёмная дочь Набуахиарибы Аматтея… это была бесспорно очень талантливая поэтесса (даже больше того скажу: лидийка Аматтея являлась предшественницей знаменитой гречанки Сапфо с острова Лесбос).
Ашшурбанапал познакомился с этой лидийкой случайно, когда посещал в очередной раз дом учителя, и увлёкся ею как-то незаметно и быстро, однако для него, наверное, она была прежде всего не женщиной, предназначенной для альковных развлечений, а другом. С ней можно было всегда поговорить. И причём откровенно и обо всём. Она доставляла ему большее удовольствие в общении. Они проводили не один час в разговорах, говорили о природе вещей, о человеческих взаимоотношениях, а ещё они с ней обсуждали произведения друг друга.
И мнение лидийки Ашшурбанапал очень ценил.
При этом Аматтеи от Великого царя ничего и не надо было, а он из-за неё даже начал учить лидийский язык. Однако литература, высокая поэзия и умные разговоры на разные темы- это всё хорошо, но от политики и дел государственных никуда было не деться.
Тем более, если ты восседаешь на троне и правишь такой огромной империей.
* * *
Тут ещё следует заметить, что правление Ашшурбанапала нельзя было назвать спокойным.
Одно восстание вспыхивало за другим, да и внешние угрозы никуда не подевались. Напряжённость на северо-восточной границе вроде бы разрядилась, после того как царство скифов прочно вошло в орбиту влияния Ассирии и стало союзницей благодаря тому, что правитель Ишкузы теперь был женат на Накии-младшей, ещё одной сестре Ашшурбанапала, и у него подрастал наследник – наполовину скиф, а наполовину ассириец, да ещё и Саргонидских кровей.
В Манне была восстановлена в своих правах прежняя династия Иранзидов, и её новый владыка Уалли уже прочно связывал своё будущее с империей.
Мидия, ещё вчера представлявшая определённую угрозу, поверженная скифами, теперь балансировала на краю пропасти, а в Эламе задиристый Уртаки переел жаркого и сошёл в могилу, ну и пришедший ему на смену новый правитель, Теуман, ещё пока что осваивался на троне и никак не успел себя проявить. Хотя отзывы о нём уже поступали разные, и чаще совсем не лестные.
На севере только киммерийцы тревожили границу, а вот их сосед, царь Урарту Руса II, больше не собирался как раньше конфликтовать с империей и повёл себя подчёркнуто дружественно, и всё было бы ничего, но озабоченность у Ашшурбанапала теперь стала вызывать Вавилония…
Там на троне восседал Шамаш-шум-укин. Это был сводный брат Великого царя.
Каких-либо свидетельств о его измене пока не поступало от засланных в эту провинцию шпионов, но поведение Шамаша становилось всё более непонятным и
