Методично и неотвратимо немцы продвигались на восток Европы. Истинно благородных среди них было немного. Например, орден меченосцев в Прибалтике насчитывал всего сотню полноправных рыцарей. Но они использовали простолюдинов в своих интересах. В рыцарских войсках сражались вольные сержанты, которые получали награду за службу и даже могли дослужиться до дворянского звания. О министериалах, которые попадали из рабов во дворянство, нами уже говорилось. То есть система была потрясающе гибкой, работали социальные лифты, рабство и благородство ходили рядом, что создавало дополнительный стимул для тех, кто хотел сделать карьеру. В разных степенях приближения это было разное общество. С высоты птичьего полета перед нами социум рабов, над которыми возвышается тонкая прослойка «благородных» существ. Но если опуститься ниже, картина начинает усложняться и превращается в красочный калейдоскоп, где фрагменты картинок постоянно перемешиваются.
Далеко не всякий смертный мог подняться над частностями и оценить это общество целиком. Поэтому недалеких полабских, чешских, польских князей можно понять за их попытки интегрироваться в западный социум. Понять, но не простить. А вот полабские славяне-простолюдины прекрасно соображали, что европейский порядок означает для них в лучшем случае рабство, а в худшем – гибель. Они и погибли все до единого. Последние полабы – лужицкие сербы – сохранились в небольшом числе как реликт, утратили родной язык и только сумели сберечь часть древних этнографических традиций – вышиванки да пляски.
Во второй половине XII века немцы покорили полабов. Но аппетит приходит во время еды. К обеденному столу рыцарей подали новое блюдо – Прибалтику. В эти земли будет организовано несколько крестовых походов.
7. Немцы в Прибалтике
Началось с мирной вроде бы миссии. В 80-х годах XII века ко двору полоцкого князя Владимира прибыл священник в черной сутане, с бритым лицом и макушкой. Незнакомец отрекомендовался как Мейнхард (Майнгард), выходец из Германии. Он попросил позволения проповедовать Слово Божие среди ливов – финского племени на взморье. Формально ливы подчинялись Полоцку, то есть платили необременительную дань в обмен за покой и защиту. Но всё же зависимость была, и требовалось разрешение князя на строительство церквей и проповедь христианства.
Владимир был человеком слабым и недалеким. Позволение он, кажется, дал, если верить сообщению хроники Генриха Латвийского. Во всяком разе – не препятствовал немцам. Возможно, его больше занимали бесконечные конфликты с Минском. Или он хотел расширить торговлю княжества за счет связей с «цивилизованной» Европой. Но нельзя сказать, что князь оказался самым тупым человеком в общине. Всё руководство Полоцка было ему под стать: просьба Мейнхарда ни у кого не вызвала ни тревоги, ни возражений.
А бояться было чего. Окончательный раскол между католиками Запада и православными Востока случился еще в 1054 году, но русские князья довольно долго благодушествовали по этому поводу и даже делали вклады в немецкие монастыри, что зафиксировано документально. Должно быть, сами себя они видели прозорливыми политиками и хитрыми дипломатами, но реальность была иной. Русские правители не сумели подняться до высоты птичьего полета и увидеть, что романо-германский мир представляет смертельную угрозу для мира славяно-византийского. Им виделся всё тот же калейдоскоп на уровне феодальных владений (позволим себе еще раз использовать этот образ). Пестрота, враждующие герцогства и королевства, войны между англичанами и французами, немцами и венграми… Но стоит ли упрекать тогдашних князей, если даже многие из русских правителей Нового и Новейшего времени не поняли сути происходящего?
Владимир Полоцкий сделал ошибку и позволил католическую проповедь в Прибалтике.
Примерно десять лет немцы вели себя смирно. Они заняли ливский поселок Икшкиле (Юкскюль), построили там каменный замок и деревянную церковь, проповедовали, вербовали элиту, торговали и присматривались.
Тогдашние европейцы были жесткими и прагматичными людьми. Они даже друг друга готовы были прикончить ради сиюминутной выгоды. Иногда королям и прелатам стоило больших усилий остановить взаимную резню и грабеж, основанные на принципах «кулачного права». И это – среди своих, что уж говорить о чужеземцах – русских, ромеях, балтах, финнах… Язычников за людей не считали, а о православных говорили, что от них «самого Бога тошнит». Рассуждения о свободе торговли, проповеди Слова Божиего среди заблудших, о дружбе и партнерстве никого не должны были обмануть. В Прибалтике возникла база немцев.
Мейнхард стал епископом Ливонии: в 1188 году его утвердил в этом сане римский папа. Рядом с Юкскюлем немцы построили еще один замок: Гольм. Однако проповедь христианства шла туго, тем более что стать христианином означало взять на себя большие расходы по налогам. Верующие должны были платить помимо прочих податей десятину в пользу церкви. (Это сугубо католическое изобретение, православные десятину не платят.) Для старейшин балтов и финнов союз с католическими патерами казался выгодным. Вожди получали духовную поддержку и гарантию передачи своей власти по наследству, ибо «всякая власть – от Бога». Но для простых общинников эти «духовные скрепы» означали отказ от части имущества, которое уходило теперь в пользу князей и попов. Самое главное: это подчинение означало утрату свободы. Если ранее все дела община решала на собрании, то теперь решения принимал князь или герцог, а латинские патеры, распевая молитвы на непонятном языке, освящали этот странный и неудобный порядок и отбирали деньги.
Последовали восстания, даже возник момент, когда Мейнхард готов был бросить всё и убраться в Германию. Однако германские торговцы, финансировавшие предприятие, не позволили ему это сделать. Да и церковные феодалы в самой Германии были против, так как надеялись поживиться за счет новых земель. Часть доходов с Прибалтики получал архиепископ Бременский. Новые земли – это новые подданные, новые должности, новые колонисты. То есть возможность снять социальное напряжение в метрополии, сплавить на восток беспокойные элементы и открыть возможность честолюбивым людям для карьеры, которая не мешает функционированию сложившейся политической системы. По этим принципам западный мир развивается последнюю тысячу лет, только место славян и прибалтов занимают то индусы, то индейцы и африканцы, место Бога – вера в Прогресс, а когда стало выгодно, преданность монархии уступила место насаждению демократии.
Мейнхард умер в 1196 году в Прибалтике, а церковники добились разрешения у римского папы начать крестовый поход в эти земли.
Поход стартовал в 1197 году. Его возглавил шведский ярл (нечто вроде японского сёгуна, реального правителя при короле) Биргер Броса. В приключении участвовали немцы, шведы, датчане. Любители запутать ситуацию (вроде отечественных норманистов, о которых мы подробного говорили в прошлых книгах) обожают рассуждать, насколько непохожи немцы и скандинавы и что, мол, даже в XVIII веке они не осознавали ни своего единства, ни языковой близости, ибо и лингвистика как наука изобретена не была. В XVIII веке, может, и не осознавали. А в XII понимали четко, кто есть кто, потому и ходили вместе в походы. И позднее, когда онемеченный потомок славян Эрик Померанский стал королем трех скандинавских стран – Швеции, Норвегии, Дании, – это родство ощущалось. И в XVII столетии, когда шведами правила династия из немецкого Пфальца (к ней принадлежал знаменитый Карл XII), – тоже. Досадно, что приходится тратить время на доказательство очевидных вещей.
Поход 1197 года закончился неудачей. Корабли экспедиции занесло вместо земель ливов к эстам, затем своевольные участники предприятия перессорились, что часто бывало с крестоносцами и не раз произойдет с конкистадорами, корсарами и прочими колониальными разбойниками. И всё же начало экспансии было положено. Можно сказать, для балтов и славян прозвучал первый сигнал, но он остался неуслышанным. Князья же Полоцкой земли погрязли в своих конфликтах.
Преемником умершего Мейнхарда стал новый епископ – Бертольд, который повел себя с язычниками так настойчиво, что возбудил всеобщую ненависть. Бертольд бежал, выпросил у папы разрешение на новый крестовый поход, навербовал волонтеров во Фризии и Саксонии, после чего высадился с войском в устье Даугавы (1198). Варварское ополчение он разгромил, но увлекся преследованием и был убит местным героем-ливом по имени Имаут. Крестоносцы ответили репрессиями и так опустошили край ливов, что племя приняло крещение и согласилось выплачивать десятину. Немедленно после того, как крестоносцы убрались домой, местные жители подняли восстание.
Новый епископ Альберт фон Бексхевден (Буксгевден) собрал войско и опять прибыл во владения ливов. Первым делом немцы основали крепостцу Рига (1201) и двинулись карать ослушников. Поход наконец-то завершился успехом. Полочане с их вялым князем Владимиром «прозевали» немцев и не пришли на помощь ливам. Аборигены вновь приняли крещение и согласились платить десятипроцентный церковный налог. Ливов частью перебили в ходе дальнейших войн, частью окрестили. Те, кто выжил, стали служить немцам в пехоте.
