На экране вновь шла Ингрид, шла уверенно, размашисто. Штромсену показалось, что ее походка изменилась. Она явно шла не на свидание, как пять лет назад, а на деловой разговор. Вышла через полчаса, казалась сильно расстроенной. Видимо, она о чем-то его просила, а он отказал. «Все это только догадки», — одернул себя Штромсен.
— В ночь убийства ее в доме не было, — мрачно сказал он вслух.
— Но был ее дядя, — возразил Хансен. — Мы не знаем, что ее расстроило. Быть может, внезапная холодность Нордена, отказ помочь ей вывели ее или дядю, или их друзей из равновесия?
— Этим придется заниматься, — сказал Штромсен. — У вас есть ее координаты?
— Мы знаем только, где она была до позавчерашнего вечера, — ответил Хансен. — На квартире своего дружка Свена Ньюберга. Но со вчерашнего дня их нет ни там, ни в других известных нам местах. Они исчезли из-под наблюдения, надеюсь, что лишь временно.
Свен Ньюберг… Штромсен знал это имя по газетным сообщениям и полицейским донесениям. Он был аспирантом университета, одним из руководителей левой группировки, часто устраивавшей бурные демонстрации у американского посольства. Несколько раз его арестовывали за участие в беспорядках, но серьезных обвинений ему не предъявлялось. Агенты доносили, что друзья Ньюберга создавали тайные склады оружия. Несколько складов было действительно обнаружено, но улик против Ньюберга не было.
— У вас есть что-нибудь о Ньюберге? — спросил он.
Хансен ответил не сразу.
— И да, и нет, — произнес он наконец. — У него много знакомств. Я мог бы продемонстрировать вам целую галерею интересных типов. Некоторые из них подозрительны, быть может, даже опасны. Но есть одна деталь, которую вы сможете оценить: Ньюберг никогда не встречался с ними тайно, только в публичных местах. Мы знаем точно, так как занимались этим специально. Если вы меня спросите, могу ли я исключить версию, что он — мозговой центр подпольной террористической организации, то я отвечу определенно: нет, исключить этого нельзя. И если это так, то работает он очень чисто.
— Норден убит тоже довольно чисто, — заметил Штромсен.
— Поэтому я вас и пригласил.
— Что-нибудь еще?
— Может быть, в дальнейшем мы обойдемся без кино-сеансов? — спросил Хансен. — Думаю, что вы убедились в моей серьезности. Я вам покажу еще несколько папок. К сожалению, не могу дать с собой. Слишком уж взрывоопасный материал.
Штромсен часа два провел в одном из соседних кабинетов, поглощая содержание принесенных досье. В полицейское управление вернулся лишь поздно вечером. Он застал свою команду в сборе, его ждали для доклада и получения новых инструкций. Мало кто рассчитывал уйти домой рано. В большом фойе, через которое Штромсен никогда не ходил, толпились журналисты. Он вышел к ним.
— Нам удалось обнаружить кое-какие следы, — сказал он тихо, отнюдь не оптимистично. — Мы идем сразу по нескольким направлениям.
— Есть ли арестованные? — спросил кто-то.
— Пока нет, но думаю, что скоро будут.
— Верно ли, что нити тянутся к левым террористам?
— Пока что нет, но поиски ведутся.
— Не можете ли вы рассказать о системе охраны премьера в его резиденции?
— Это — вопрос к ведомству правительственной охраны.
— Где находится вдова премьера?
— Обратитесь в канцелярию премьер-министра, она уполномочена высказываться от имени семьи.
И так далее. Минут через пятнадцать все кончилось. Говорить, в сущности, было не о чем.
Он вернулся в свой кабинет. Сразу собрать всех своих людей или поговорить с каждым отдельно? Дело было щекотливым. Команда его не отличалась болтливостью. Но во избежание утечки информации рассказывать им о том, что он узнал на Кингс-ринге, не следует. Они входили по одному и оставались у него недолго, десять — пятнадцать минут. Выходя, шли к себе и надолго садились на телефон. Штромсен сидел за своим столом взлохмаченный, злой, в помятой рубашке с короткими рукавами и расстегнутым воротом. Слушая подчиненных, непрерывно курил, распоряжения отдавал коротко, глухо, раздраженно.
К полуночи он остался наконец один. Итак, были ли у него следы? По совести говоря, ничего существенного. Постороннему наблюдателю могло показаться, что задействована тщательно подготовленная и продуманная система поиска. Но он прекрасно знал: происходило обычное гадание на кофейной гуще, обычное потому, что большинство преступлений поначалу всегда казались загадочными. Если бы не так, то и преступлений было бы меньше, их было бы легче предупредить. Только в дешевых детективных романах почерк преступников хорошо известен полиции и с самого начала ясно, кого и где искать.
Он вспомнил, как во время недавней поездки в Англию ознакомился с тамошней новинкой — автоматизированной картотекой преступников. Вместо обычных чернобелых фотоснимков анфас и в профиль в новой картотеке британского министерства внутренних дел хранилось около полусотни цветных кадров, которые можно было отобрать и просмотреть в течение нескольких секунд. Был возможен автоматизированный поиск по задаваемым характеристикам, занимавший около семи секунд. Например, знать бы, что убийца премьера лыс, бородат, около сорока лет отроду, сексуально неуравновешен, ранее совершал кражи в магазинах самообслуживания, тогда через семь секунд была бы дюжина подходящих кандидатов. Беда в том, что об убийце не известно ровным счетом ничего. Мужчина это или женщина, ребенок или взрослый, старик или человек среднего возраста. Британский фотофайл тут ничем бы не помог.
Пока не найдут Ньюберга или Ингрид Сьоберг или же настанет утро и можно будет пойти в резиденцию и поговорить с Кристиансеном и другими, придется либо ждать, либо смотреть видеопленки и компьютерные выдачи спецохраны. А еще лучше поспать полчаса прямо здесь, на кушетке, рядом с телефоном, который может зажурчать каждую секунду. Он прилег, закрыл глаза и стал мысленно прокручивать события этого длинного дня.
Кто был той ночью в доме премьера? Вдова и Кристиансен. Все было отнюдь не так просто, как они сами изображали сегодня утром. Забудем на минутку об Ингрид и начнем с более простой истории. Полгода назад старший служащий столичного муниципалитета Стром Барсен был пойман на темных махинациях. В течение нескольких месяцев он пользовался муниципальным пенсионным фондом для игры на бирже. Играл то на понижение, то на повышение и в конечном счете проиграл почти пятьсот миллионов казенных денег. Дело открылось случайно. Представитель одного из ведущих банков позвонил в финансовое управление муниципалитета и попросил поскорее прислать документы на очередную операцию. Чиновнику, подошедшему к телефону, это требование показалось странным. Он доложил начальнику управления, тот назначил срочную ревизию, и обнаружилась крупная недостача средств. Призванный к ответу Барсен утверждал, что спекулировал не в личных интересах, а ради увеличения пенсионного фонда. Дело было передано в прокуратуру, но расследование затянулось. Звонили из канцелярии премьера с просьбой «не торопиться и внимательно отнестись к делу». Сам Барсен оказался родственником Кристиансена (двоюродным племянником), устроенным в муниципалитет по протекции видного депутата от правящей партии. Но неделю назад заместитель генерального прокурора сам позвонил помощнику премьера и выяснил, что канцелярия вовсе не заступается за Барсена. Против него наконец было начато официальное судебное преследование.
Просил ли Кристиансен за Барсена? Получил ли он отказ? Мог ли отказ быть поводом для убийства хозяина, которому он прослужил три десятилетия? Исключать такую возможность нельзя. Где был Барсен в момент убийства, есть ли у него алиби? Этим еще занимаются. Опыт подсказывал Штромсену, что Барсен, скорее всего, тут ни при чем. Но ведь через Кристиансена ниточка могла тянуться к Ингрид Сьоберг и Свену Ньюбергу.
Исчезновение этой парочки было подозрительным. Если они не имели отношения к убийству, то бояться им было нечего. Даже если их отъезд — случайное совпадение, они должны были, узнав об убийстве, срочно вернуться. Тем более Ингрид, для которой Норден был близким человеком. Остались ли они в стране или выехали за границу? Об этом он будет знать максимум через час-два. Конечно, они могли уехать по фальшивым документам. Тогда придется их искать через Интерпол. Хотя чаще всего тот, кто убивает, не бросается бежать, а сидит где-то тихо поблизости, стараясь не навлечь на себя подозрений.
Дальше — Шарлотта Ванденберг. Она считала, что в резиденции говорить свободно нельзя — все прослушивается. Поэтому свои объяснения с мужем она откладывала до совместных поездок в его служебном автомобиле, где плотное стекло отделяло супругов от шофера и охранников. Но именно беседы во время загородных прогулок записывались контрразведкой. В ведомстве Хансена Штромсен начитался их вдоволь. Но ведь эти записи не могли вестись без сотрудничества контрразведки и спецохраны. А если так, круг потенциальных участников преступления значительно расширялся, причем расследование, как подозревал Штромсен, выходило за доступные ему пределы.
