возвратился и без малейшего возражения нагнулся за окурком. Очевидно, поднимать их тут после себя ему приходилось нередко. Но когда он увидел Надежду — смутился и впрямь будто загорелся…
К директору Надя входила уверенно. Ведь в своем дипломном проекте она предлагала новую разработку системы мощной вентиляции. Чистый воздух в цехах был ее заветной мечтой. Работая во время практики на старых заводах, где вентиляция была еще несовершенной — пыль, газы забивали дыхание, — Надежда не раз задумывалась, как облегчить труд рабочих. И постепенно ее мысли вылились в дипломный проект, над которым она не одну ночь просидела до рассвета и который наконец был одобрен экзаменационной комиссией. Один из оппонентов даже сказал ей на прощание: «Ну, Надежда, теперь вы уже на коне: покажете свою систему Морозову — и он ухватится за вас обеими руками».
Под впечатлением этих приятных воспоминаниях она и входила в кабинет Морозова. Но когда вошла — вся уверенность ее быстро улетучилась, и Надежда сидела перед директором, конфузясь и краснея, как тот паренек, которого она только что встретила. Морозов не поинтересовался, кто она и откуда, хотя и видел ее впервые (когда его назначили директором, Надежда уже училась в институте). С какой-то неопределенной усмешкой листал он — явно, лишь приличия ради — страницы ее проекта, а сам, казались, думал только о том, как бы поскорее избавиться от этой девчонки.
Это был человек уже пожилой, неказистый с виду: небольшого роста, мешковатый, очень просто одетый. Тому, кто не знал Морозова, и в голову бы не пришло, что, перед ним капитан огромного металлургического корабля.
Но популярность Морозова именно как «капитана» была довольно широкой. Знали в городе и его биографий. Когда-то он работал токарем на Путиловском заводе. В революцию служил матросом, принимал участие в боях за Смольный. Говорят, не раз видел и слышал Ленина.
Все это было известно и Надежде. Во время избирательной кампании, когда Морозова выдвинули в депутаты Верховного Совета, она и сама рассказывала домохозяйкам о его жизненном пути.
Но сейчас, сидя в приемной в ожидании вызова, Надежда услышала о Морозове нечто для себя новое и неожиданное: оказывается, он недоброжелательно относился к женщинам, работающим в металлургии, особенно к тем, которые стремились на инженерные должности. Он сомневался в полезности и необходимости женского труда в тяжелой индустрии вообще. Как бывший моряк, он сравнивал тяжелую промышленность с боевым кораблем, где женщине не место.
Этот скептицизм появился у него уже давно, но еще больше укрепился здесь, на заводе, под влиянием чрезмерной склонности к женскому полу его коллеги — главного инженера завода Додика, опытного специалиста, человека тоже пожилого. В работе Додик был принципиален и требователен. Но только по отношению к мужчинам. Когда же ему приходилось иметь дело с женщинами, он становился уступчивым и мягким, ласковым, галантным, расшаркивался перед ними. А если посетительница к тому же еще и взглянет на него кокетливо, он просто таял. И конечно, ни в чем отказать ей не мог. Женщина была для него наивысшим даром природы.
Некоторые из цеховых начальников пытались играть на этой струнке главинжа. И когда нужно было чего-нибудь добиться дли загладить какую-нибудь свою вину — подсылали вместо себя к нему женщин.
Морозова бесило такое поведение Додика. На этой почве у них часто бывали серьезные столкновения.
Обо всем этом Надежде рассказала секретарь Морозова, девушка, с которой Надя в детстве играла в прятки. Кто-кто, а секретарши знают нрав и прихоти своих начальников. Разумеется, все это было сказано под секретом, чтобы предостеречь Надежду, хотя и не без зависти, — ведь бывшая подружка уже инженер, а она так и застряла в канцелярии.
Видимо, уловив это, Надежда и не придала особого значения отношению директора к женщинам. А теперь, глядя, как он небрежно переворачивал листы чертежей и рисунков и время от времени бросал на нее, казалось, явно недружелюбные взгляды, Надежда растерялась. В его неторопливых и ленивых движениях, слегка опухших глазах с неугасающей хитринкой, она уже без труда читала: «Ну вот еще одна фифочка появилась на корабле, чтобы кружить голову главинжу». И, вспомнив ободряющие слова своего оппонента, Надя с горечью подумала: «Вот так ухватился обеими руками!» Надежда заколебалась: может, и в самом деле в ее проекте ничего дельного не было, а комиссия намеренно сделала ей поблажку как женщине, к тому же единственной на курсе. Даже на молодость и красоту свою посетовала, которые, оказывается, порой мешают составить о ней объективное мнение: одни преувеличенно хвалят, а другие, как вот этот, принимают за пустую девчонку.
Надя не знала, как ей лучше держаться. Она неестественно хмурилась, старалась казаться старше, солиднее, но каждый взгляд Морозова, каждая его усмешка сразу, словно огнем, сжигали всю ее напускную солидность.
И вдруг, как на грех, она увидела на стене в добротной раме большую фотографию. На одной ее половине — панорама завода, могучего и величественного, а на другой — на фоне бескрайней степи — девчушка с козой. Перед девчушкой кто-то устанавливал нивелир, и она, босая, загорелая, в стареньком платьице, раздуваемом ветром, с растрепанными косичками, заслонившись рукой от солнца и раскрыв рот, смотрела на нивелир, как на чудо. С таким же удивлением таращилась на него и коза, которую держала на поводке девчушка, сама так напоминавшая дикую козочку.
Надя совсем смутилась: это была она. Десять лет назад на том месте, где теперь завод, какой-то фотокорреспондент запечатлел ее изумление, вызванное появлением первых геодезистов. И доставило же ей это огорчений!.. Фотография была помещена в местной газете, и мальчишки с окраины старого города, где она жила тогда, сразу же приклеили к ней обидное прозвище Коза. Где бы ни появлялась потом Надийка — на улице или в школе, — везде только и слышала: «Коза! Коза!» Не раз она заливалась слезами от этих насмешек и проклинала ту пучеглазую козу, которую ей приходилось пасти. К счастью, они переехали на новую квартиру в другую часть города, и все постепенно забылось. Но, увидев здесь фото, которое заводской фотограф где-то откопал, специально увеличил и повесил, чтобы нагляднее сопоставлять сегодняшнее с прошлым, — Надя снова ощутила ожог от тех насмешек. И хотя была уверена, что Морозов не знал, кто это сфотографирован, испугалась, как бы фото само не подсказало ему удачного сравнения: «Ну, какой из тебя инженер? Коза!»
Морозов наконец отодвинул ее чертежи, поднялся и, заложив руки за спину, не спеша подошел к фотографии. Какое-то мгновение молча постоял, рассматривая ее, словно впервые видел. Потом повернулся к Надежде и улыбнулся:
— Так, значит, это вы и есть Козочка?
Надежда не знала, куда
