Чэнду оказался вполне современным городом, в котором высотные дома соседствовали со старинными китайскими конструкциями пагодного типа. Разрабатывая план дальнейших действий, Русской поселился в гостинице «Приют Юэ фэя». Юэ Фэй был знаменитым китайским полководцем, не раз вступавшим в успешные схватки с чурджэнями, которых китайцы именовали северными соседями. Возможно, это были корейцы. Юэ Фэй не раз одерживал над ними блистательные победы, за что и был казнен своим императором. Многозначительность названия гостиницы Илье Константиновичу была не по душе. «Они бы еще назвали гостиницу Вечным приютом полководца», — мрачно думал он, глядя на снующих по улицам китайцев. Китайцы были, как муравьи, многочисленны и трудолюбивы. Они вечно что-то куда-то несли, до хрипоты торговались, азартно спорили, играя прямо на улице в не менее азартные игры. Рядом с гостиницей находился рынок, на котором продавали огромные тыквы, пресноводные креветки различного приготовления и рис различных сортов, причем чаще всего сорта определялись провинцией, где они были выращены. На взгляд Ильи Константиновича, .различия между сортами были невелики, но сами китайцы придерживались иного мнения. Впрочем, Илье Константиновичу с ними детей не крестить. Перед ним стоял вопрос, куда податься, где укрыться от наемных убийц Сани Краба. Вот прицепились! Илья Константинович вспомнил пух, летающий по номеру японской гостиницы, и запоздалый холодок пробежал по его спине — а ну как спал бы он на той самой кровати?
Податься в Индию? Можно было бы рвануть назад в Гонконг, а оттуда в Бангкок. Просторный город, затеряться там не составит особого труда. А из Бангкока дальше — в Мадрас. Спуститься пониже и отсидеться на острове Шри-Ланка. Тоже неплохие места есть, бывал там Илья Константинович, когда контракт на чай подписывал. Помнится, выгодный получился бизнес. Поставленный цейлонский чай Илья Константинович приказал смешать в равных пропорциях с грузинским и азербайджанским. Вот и получился настоящий ндийский чай с грузинским хоботом и азербайджанскими бивнями. А навар превзошел все ожидания. Да, места на острове Шри-Ланка превосходные, но отправляться туда сейчас опасно. Во-первых, киллеры могут подстеречь его в Сянгане, как теперь стал называться Гонконг. И тогда дальнейшее путешествие становится проблематичным. Господи! Да что ж себе врать-то! Тогда бы пришлось возвращаться в Россию. В оцинкованном гробу, в одноразовом костюме и картонных полуботинках, которые в начале перестройки Русской закупал партиями и реализовывал на вещевых рынках необъятной Родины как последний крик европейской моды. Да и в Бангкоке всякое может случиться. Могли его достать киллеры, что, впрочем, казалось невероятным. Более вероятной была опасность оказаться в руках тамошних торговцев антиквариатом. Помнится, Илья Константинович несколько лет назад провернул с ними неплохую сделку, расплатившись чеком Британского банка, на счету которого в то время было лишь семьдесят пять центов.
М-да, пожалуй, бангкокским антикварам есть на что затаить обиду.
Настроение Ильи Константиновича было скверным. Он заставил себя встать, сбегал в книжную лавку и купил китайский атлас, на котором было понятным все, кроме надписей. Более безопасный, но не совсем очевидный путь вел в Лхасу — страну таинственных буддийских монастырей и родину третьего глаза.
«А может, ну их, все эти волнения, к черту? — неожиданно для самого себя подумал Илья Константинович. — Поступлю послушником к ламам, постигну истину, может быть, даже нирваны достигну. Бритый череп — совсем небольшая плата за постижение истинного блаженства».
«Может быть, — охотно согласился внутренний голос. — Только ты еще доберись до этой самой Лхасы. Туда ж и поезд не домчится, и пароход не доплывет».
Внутренний голос был прав, но Илье Константиновичу Русскому ужасно не хотелось внимать его веским доводам.
— В Лхасу, — твердо решил он. — Даешь страну отпетых отшельников!
Про Тибет Илья Константинович знал немногое. Знал, что это где-то в горах, еще знал, что Лхаса неоднократно захватывалась китайцами, но обитают там тибетцы и правит ими император. Народ живет в основном в монастырях, которыми управляют ламы.
Помирая, ламы эти переселяются в других людей, поэтому, когда лама помирает, множество народа оставляет все дела и ищет новое воплощение своего ламы. Еще он слышал, что у некоторых на Тибете три глаза, и третьим глазом они видят человеческую ауру, по которой определяют болезни и читают мысли. Еще читал, что народ там тихий и спокойный, зря никто не кричит, так как живущие на Тибете давно подметили, что крик способствует концентрации дождевых облаков и, следовательно, бурным ливням. В некоторых книгах рассказывалось, что в горах Тибета живут йети — местное подобие снежного человека. Еще говорили, что Тибет представляет собой гигантский холодильник — пища там долго не портится из-за сухого и холодного климата. Мясо сохраняет свежесть в течение года, а зерно может храниться несколько веков. Русской почитывал для развлечения и "повышения интеллекта газету «НЛО» и в одном из номеров вычитал, будто в какой-то тибетской пещере хранится генофонд человечества. Писали, что там даже замороженные атланты хранятся. Еще в той же газете писали, что недалеко от Лхасы есть два озера: в одном вода живая, как в народных сказках, а в другом — мертвая. Генофонд человечества Илье Константиновичу Русскому был ни к чему, одно беспокойство с покойниками по всему свету болтаться. По этой причине Русской даже выступал однажды в центральной прессе против задумки московских бизнесменов возить по всему миру мумию Владимира Ильича Ленина и загребать на этом хорошие бабки. А вот против живой и мертвой воды Илья Константинович не возражал и не раз прикидывал, какой бизнес можно сделать на ее продаже в России.
Первый закон бизнеса: приняв решение, спланируй и организуй его выполнение. В противном случае все твои задумки останутся мечтами.
После некоторых раздумий Илья Константинович начал с экипировки. На базаре рядом с гостиницей «Приют Юэ Фэя» он приобрел меховые штаны и свитер из длинной черной шерсти. Продавец уверял, что еще недавно шерсть эта принадлежала настоящему тибетскому яку. Слава Богу, Джек-ки Чан поменял ему достаточное количество долларов на юани, и в деньгах Илья Константинович не нуждался.
От Чэнду до Лхасы было где-то полторы тысячи километров, причем преимущественно горами, но Илья Константинович Русской самоуверенно решил, что расстояние не проблема. Проблема была в том, что в Чэнду появилось двое европейцев. Один — невысокий и коренастый, второй — долговяз и худ. Держались европейцы постоянно вместе и искали какого-то бизнесмена, прилетевшего в Чэнду на разноцветном воздушном шаре. Дурак бы не сообразил, что это наемные убийцы, которые ищут жертву. Илья Константинович дураком не был, а потому в тот же день, сговорившись со старым китайцем по имени Го Мо Сек, покинул приют имени великого китайского полководца и отправился в дальнее и трудное путешествие на запад, зафрахтовав для этих целей старенький латаный «юнкере» местного аэропорта. В грузовом отсеке «юнкерса» меланхолично жевали сено две длинношерстные и узкомордые тибетские лошадки, которых Илья Константинович купил на рынке по настоянию опытного и мудрого Го Мо Сека.
Справа были горы и слева были горы. Ревя моторами, «юнкере» шел вдоль изумрудно-зеленой долины, извилистым стеклом поблескивала река. Старый китаец Го Мо Сек меланхолично жевал какую-то наркотикосодержащую жвачку. Что делал пилот, из салона не было видно, но, судя по унылому пению, доносящемуся из кабины, летчик тоже что-то такое жевал. Илью Константиновича успокаивало то, что Го Мо Сек абсолютно не волновался. Русской старался думать, что все будет нормально. Привыкают же люди к пьянству, некоторые вон в трезвом виде даже за руль садиться боятся. А вмажут — и ничего, рулят.
Илья Константинович обнаружил вдруг, что раскачивается в такт заунывным песнопениям летчика. Он встряхнулся и принялся смотреть в иллюминатор, хотя что там было смотреть, горы — они и есть горы.
В то самое время, когда Русской пытался уверить себя, что все идет нормально, директор гостиницы «Приют Юэ Фэя» пытался вырваться из цепких лап коренастого мужчины, который что-то требовательно спрашивал у него на иностранном незнакомом языке. Напарник душителя — высокий и худой мужчина в серой куртке и в джинсах — скучающе разглядывал кабинет директора. Взгляд его остановился на статуэтке, изображающей трех обезьянок. Одна обезьянка закрывала глаза, вторая затыкала уши, третья прикрывала ладошкой рот.
— Кончай, братила, — равнодушно сказал он, беря в руки скульптурную группку. — Если тебя по-арабски допрашивать, ты тоже ничего не скажешь, даже если тебя до смерти замучают. Ни хрена он не скажет, потому что по-русски не говорит.
