— В параллельном мире, — пробормотал я, вспомнив фантастические романы Саймака, Гаррисона и Шекли, а заодно (почему раньше не приходило в голову? не возникало нужных ассоциаций?) два собственных фантастических опуса, написанных лет через пятнадцать после нашего с Ирой переезда в Израиль: закрылся из-за отсутствия финансирования «Хасид», который я редактировал, другой приличной работы не предвиделось, и я целые дни просиживал дома за компьютером. На ум пришли идеи, которые я разрабатывал, когда работал в Тель-Авивском университете (вспомнилось параллельно: ушёл я оттуда, потому что закончилась стипендия от министерства науки). Тёмное вещество, тёмная энергия, ускоренное расширение Вселенной — самые модные темы, я этим занимался, и сюжет возник сам собой. В несколько месяцев я написал сначала большую повесть «Храм на краю Вселенной» и следом «Мир всплывающий». Публиковать фантастику в Израиле было негде, местные издатели зареклись издавать художественную прозу — не шло это здесь, максимум что можно было продать: экземпляров сто, а то и меньше. Я послал тексты по электронной почте в Москву (воспоминания наматывались и тянули одно другое), и обе книги через год вышли в издательстве АСТ, в новой тогда серии «Звёздный лабиринт».
— Я писал фантастику? — должно быть, я произнёс это вслух, потому что Ира подтвердила:
— Конечно. Вспомнил? Я вчера вечером об этом думала: ты ждал ответа из Москвы и говорил, что, если книгу издадут (о том, что издадут две, ты даже не мечтал), это будет радость, сравнимая с рождением Женечки.
— Эти две книги так и остались моими единственными.
— Ты не помнишь — почему?
— Помню, — кивнул я. Мне предложили редактировать большую газету, ежедневку, и работа стала отнимать у меня столько времени, что не оставалось ни на что другое. Да я и не собирался писать прозу, две книги возникли сами собой, хотелось высказать идеи, нарастившие «мясо» в моём сознании, процесс писания текстов меня не очень-то и привлекал.
— «Время новостей», — подсказала Ира.
Она тоже помнила. Я был редактором до самой пенсии.
— Погоди, — сказал я. В голове неожиданно возникло что-то… тёплое, неопределённое, ощущение было таким, будто воспоминание пыталось всплыть на поверхность сознания, почти уже всплыло…
— Погоди, — повторил я. — Кажется, я начинаю понимать, что с нами происходит.
Когда-то я читал книгу… это была толстая книга, не художественная, научная, и там говорилось…
Я вспомнил обложку: ярко-красный супер, фотография галактики: это была спираль М51, красота неописуемая, одна из моих любимых фотографий, сделанная телескопом «Хаббл». Под супером был чёрный переплёт из твёрдого картона, золотым тиснением написано имя автора и название…
Имя… название…
Не вспоминалось.
— Не могу, — сказал я. — Как с лошадиной фамилией. Кажется, фамилия автора начинается на «Б».
— В той книге…
— Решение, да. Понимаешь, Ира, эта книга выйдет… здесь её ещё нет, а в нашей памяти… она вышла в девяносто четвёртом. Почему-то я точно помню год издания. Вспоминаю, как читал книгу, стоя у стеллажа в библиотеке, я даже вид из окна помню, на лужайке студенты что-то обсуждали или коротали время между лекциями… весна, не жарко ещё… Всё помню, а книгу… даже название не могу…
— Если эта книга была такой важной, ты мог мне рассказывать о ней.
— Я не знаю! Книга показалась мне скорее фантастической, хотя автор — профессор университета в Нью-Орлеане.
— Не помню, — грустно сказала Ира. — Девяносто четвёртый, да? Меня тогда уволили из компьютерной фирмы… Господи, как странно произносить такие названия: компьютерная фирма… Нет никаких компьютеров…
— Компьютеры, — вспомнил и я, — в наших магазинах появились в восемьдесят восьмом.
— Через два года.
— Я тогда был в Москве в командировке, зашёл в магазин на Ленинском, там продавались первые советские персональные вычислительные машины, цена меня поразила: сто двадцать тысяч рублей, две «Волги», у кого такие деньги?
— Ты не о том вспоминаешь, — нетерпеливо сказала Ира.
— Вспоминается само, ты же знаешь… Весна девяносто четвёртого, тебя уволили из «Хартекса», ты сидела на пособии…
— Господи, да! По-моему, ты никогда не говорил мне о книге в красной суперобложке. Или… Нет, не помню. Прости.
— Бесполезно вспоминать, — сказал я, поднявшись со скамейки. — Чем больше пытаешься, тем хуже получается. Но теперь я точно знаю: в той книге было решение.
— Ты сказал, что книга скорее фантастическая, чем научная.
— Научная, — я покачал головой. — Точно научная. Но идеи мне показались слишком… смелыми, что ли. Тогда показались.
— Не старайся вспомнить, — напутствовала меня Ира, когда мы добрели до Академгородка, где нужно было расстаться: мне направо, в Институт физики, ей прямо — в похожее на мексиканскую пирамиду десятиэтажное здание республиканской Академии.
Шеф встретил меня, будто ждал год, а не час с немногим. Поступил последний номер Astrohysical Journal со статьёй Кларка о распределении пекулярных скоростей галактик в скоплении в Волосах Вероники. Очень важная статья, если не считать того, что выводы были совершенно неправильны. Но сказать об этом Яшару я не мог — тёмное вещество, заполнившее пространство между галактиками, обнаружат только в девяносто восьмом, и не здесь, а там. Здесь тоже откроют, но, возможно, на год раньше или позже, а в моей памяти это давно случилось, и я помнил, как правильно оценивать распределение с учётом наблюдений «Хаббла», которого пока и в проекте не было.
Как правильно оценивать распределения…
Я вспомнил.
На книге не было суперобложки. И фотографии галактики М51 не было тоже. Обложка мягкая — даже не переплёт. Красная, да, только цвет и совпадал. Фрэнк Джон Типлер, «Физика бессмертия. Новейшая космология. Бог и воскрешение из мёртвых». На английском, конечно.
«Сейчас учёные пересматривают гипотезу Бога, — прочитал я в авторском предисловии. — Я надеюсь своей книгой побудить их к этому. Пришло время включить теологию в физику, чтобы сделать Небеса такими же реальными, как электрон».
Ну-ну. Сразу захотелось поставить книгу обратно и заняться своими делами. В Бога я не верил. Сказывалось советское воспитание, курс научного атеизма, который я в своё время сдал на «отлично», да и вообще мне не приходилось сталкиваться со случаями, которые невозможно было бы объяснить без божественного вмешательства. Как-то меня пригласили на «русское» радио поучаствовать в дискуссии с религиозным авторитетом о том, сколько существует мир — тринадцать миллиардов лет, как утверждает наука, или около шести тысяч, как написано в Книге. Воспоминание в воспоминании: вспомнив книгу Типлера в своих руках, я вспомнил и то, что вспомнил тогда, когда взял в руки книгу Типлера. Наверно, я бы вспомнил и то, что вспомнил, когда на радио приводил аргументы в пользу длинной шкалы времени. Аргументы своего оппонента я, конечно, знал. Первый: время Бога не равнозначно времени человека. Для Него день — может, то же самое, что для нас миллиард лет. Второй: Бог мог создать мир уже таким, каким мы его сейчас видим. Нам кажется, что мир стар, а на самом деле он молод. Что стоит Творцу создать человека в возрасте семидесяти лет — стариком с тросточкой? Он это может. И Вселенную может создать так, чтобы человеку мир показался старым.
«Космологи, — читал я дальше, — наконец, задали себе фундаментальный вопрос: как будет эволюционировать Вселенная в будущем? Каким окажется конечное состояние мироздания? Будет жизнь существовать до конца Вселенной или погибнет раньше?
Эти вопросы относятся к области физики. Физическая наука не может считаться полной, пока на них нет ответа…»
Правильная идея. Я читал несколько работ, авторы которых моделировали состояние Вселенной через много миллиардов лет. Грустная картина. Звёзды распадутся, останутся только чёрные дыры, которые тоже, в конце концов, испарятся.
И не останется ничего.
А у Типлера… Я стоял у стенда и переворачивал страницу за страницей. Кто-то осторожно отодвинул меня в сторону, чтобы не мешал, и я прошёл с книгой к столу, сел и углубился в чтение. Я вспомнил, как авторучка упала на пол, и я не сразу её поднял, дочитывая абзац о том, что Вселенная ограничена в пространстве и времени. Если число частиц конечно, то за достаточно большое время все варианты явлений, событий, всего, что вообще возможно, произойдут на самом деле. Вселенная — конечный автомат, как говорят кибернетики. Автомат с конечным числом действий, которые он может совершить. Произведя все возможные действия, конечный автомат начнёт повторять уже пройденное. Типлер рассчитал: получилось число, равное десяти в сто двадцать третьей степени. Единица со ста двадцатью тремя нулями. Непредставимо большая величина. Но не бесконечно большая — вот что главное. И значит, через какое-то время (пусть триллион лет или больше) Вселенная начнёт повторять сама себя. Все возможности осуществятся, будут повторены, и станут повторяться ещё много раз.
