и неподвижна. Джильслан выпустил ее и резко вскочил на ноги и вскинул голову к небу; взгляд его метал молнии, а руки были плотно сжаты в кулаки.
– За что, скажите, вы отняли ее у меня? – вскричал он, охваченный сильнейшим негодованием, обращаясь к четырем богам, которым поклонялась раса людей в этом мире. – Вам было мало того, что вы разделили нас стихией?! Теперь вы решили вволю потешиться над моим несчастьем?! Я вас ненавижу за то, что вы, да-да, вы, погубили её! Если уж вы так хотели разлучить нас, то почему вы отыгрались именно на ней? Почему вы не забрали меня вместо неё?!
Джильслан скинул с плеч плащ и присел перед Ишбель, глядя на нее сквозь толщу сверкающей воды. А потом он поднял ее и крепко прижал ее к себе, уткнувшись лицом в ее мокрые волосы. Его захлестнула такая душевная боль, какой он никогда не ощущал прежде.
Находясь на грани отчаяния, Джильслан вдруг почувствовал, как в теле начинает пульсировать магическая энергия. Воин не мог контролировать ее, но все же, сосредоточившись на желаемом, он привлек всю свою волю. Джильслан не видел, как его руки, обнимавшие бесчувственную девушку, окутало слабое сияние, которое затем медленно обволокло и Ишбель. Сила, вырвавшаяся из него, была не разрушительной, а наоборот, живительной.
– Ишбель, вернись ко мне, я умоляю тебя…– шептал Джильслан, стараясь передать ей все свое душевное тепло и любовь.
Джильслану казалось, что ничто не способно вернуть к жизни его возлюбленную, но он сам только что сделал это. Вернее, это сделала любовь, крепкая, не признающая поражения. В следующий момент тело озерной девушки дернулось в его руках, глаза, полные мучительной боли, распахнулись и посмотрели на воина. Он не растерялся и тут же опустил ее под воду, чтобы она смогла дышать в своей родной стихии.
– Ишбель, ты снова со мной… – нежно прошептал он, глядя на нее сквозь толщу воды.
Она молча смотрела на него, но взгляд ее говорил яснее всяких слов. Она протянула к нему руку и его лица коснулась ее прохладная ладонь. Так и сидели дети разных стихий в тихом уединении, не открывая друг от друга теплых взглядов, говоривших, пока молчал язык.
А когда Ишбель стало легче, она вышла из воды и крепко-крепко обняла Джильслана, положив голову ему на грудь. Наслаждаясь обществом друг друга, они не заметили, как подкралась ночь, погрузив лес в мягкий густой мрак. Всю ночь воин и озерная дева провели в сладком мечтании, они разговаривали на разные темы, понимая, что потом у них не будет такой возможности, они сидели, обнявшись, на берегу и смотрели на далекие звезды. Иногда Ишбель приходилось возвращаться в глубину озера, но через некоторое время она снова выходила на берег к своему возлюбленному. Едва забрезжил рассвет, как она повернулась к нему с серьезным лицом и сказала то, что он так боялся услышать:
– Наше расставание неизбежно, Джильслан. Солнце дарит новый день, а вместе с ним каждому из нас – новую жизнь. Минуты, проведенные с тобою, самые счастливые в моей жизни, и я рада, что судьба свела нас вместе, пусть даже на столь короткий срок. Мы не должны оставаться на нее злыми, ведь она подарила нам минуты радости.
– Я не смогу забыть тебя, Ишбель.
– Но я и не прошу об этом. Я хочу, чтобы твое сердце хранило светлую память о нашей любви, но пусть она не будет препятствием в твоей дальнейшей жизни. Возвращайся в город и пообещай мне, что не станешь более искать повод, чтобы свидеться со мной.
– Как мне прожить остаток жизни, если тебя не будет рядом? – вздохнул Джильслан.
– Умоляю тебя, Джильслан, смирись с разлукой. Мы не можем принадлежать друг другу. Я навеки привязана к этому озеру, а ты верный воин своего Императора. Хотя ты теперь еще и волшебник…
Он грустно посмотрел на нее, а затем взял в ладони ее лицо и крепко поцеловал. А после она отступила и прошептала:
– Прощай, воин.
– Прощай, – едва слышно отозвался он.
Грустно улыбнувшись ему напоследок, озерная хранительница шагнула в воду, а затем нырнула в синюю глубину, не в силах вынести долгого расставания. Джильслан еще некоторое время постоял на берегу, а потом вскочил на коня и скрылся за древесными стволами.
***
Вернувшись в родные земли, Джильслан бросил воинскую службу и подался в ученики к одному старому магу, дабы развивать свой магический талант. А через несколько лет он женился на доброй деревенской девушке, которая подарила ему красивого сына. Нельзя сказать, что Джильслан был несчастлив в браке, свою жену он любил и заботился о ней, а дитя родное было его гордостью. Но все же в тайнике его души теплилась любовь к таинственной деве озера, и томительно грустно сжималось его сердце, когда он вспоминал ее. Он ничего не рассказывал жене о своей первой любви, бережно храня тайну о далеком озере, у которого была душа.
Шли дни, они перетекали в месяцы, а те, в свою очередь, незаметно переходили в годы. Жизнь Джильслана шла своим чередом, даря ему и радости, и горести, заставляя его стареть. Его нежная и верная супруга покинула его через двадцать лет совместной жизни, и Джильслан снова испытал горечь невосполнимой утраты. Сын его уже жил своей жизнью, лишь порой навещая отца. И волшебник, бывший когда-то превосходным воином, чувствуя душевную пустоту, доживал свой век. Когда он вспоминал давно утраченную возлюбленную – Ишбель – он ощущал себя молодым и счастливым. Часами порой, расположившись в глубоком кресле на веранде своего дома, он закрывал глаза и рисовал ее незабываемый образ. Крепкими, незримыми нитями было привязано его сердце к этой необыкновенной девушке. Он дал ей обещание, что больше никогда не придет к лесному озеру, но не в силах был долее держать слова. Однажды он решительно отринул все сомнения и с твердым намерением вновь повидаться с озерной хранительницей собрался в дальний путь, не забыв взять с собой и заслуженный посох мага.
***
Преодолев травянистые склоны, широкие долины, каменистые бездорожья и мертвенную пустошь Джильслан пришел в царство вечнозеленого леса.
И вот оно, раскинувшееся посреди леса, озеро. Такое же зеркально гладкое и свежее. Плакучие ивы по-прежнему низко склоняют свои пышные ветви к воде, пытаясь коснуться ее, будто руками. Вот старый дуб с потрескавшейся корой с раскидистой кроной, сквозь которую настойчиво пробиваются игривые лучи полуденного солнца. Вот тот камень возле самого берега, на котором, бывало, любила сидеть озерная
