«Соловьиный дом», Никитский бульвар, 6
Между снесенным «Соловьиным домом» и доходным многоэтажным домом № 8 притаился за оградой под номером 8а Центральный дом журналиста. Войти в него, не так как сейчас, мог в прошлом только обладатель членского билета Союза журналистов СССР. Пивной зал в подвале с настенными рисунками датского карикатуриста Бидструпа всегда был полон. Пиво, самое лучшее, наливали из бочек. В ресторан дома, филиал «Праги», часто приходили Юрий Григорович, Расул Гамзатов, Белла Ахмадуллина, Людмила Зыкина, Эдуард Хиль, зять Хрущева Алексей Аджубей, когда был редактором «Комсомольской правды» и «Известий»… Фирменное блюдо, поджарка по-суворовски их трех сортов мяса, подавалась на огне, горевшем под сковородкой.
О подземных залах ресторана в сводчатых подвалах ХVIII века журналисты не догадывались. Туда я попал впервые, когда там принимали начальника Главного управления общественного питания, чему я поспособствовал. У него просили хорошую посуду, приборы, скатерти. Купить все это в магазине было невозможно. В тех залах принимали, как сейчас говорят, исключительно «випов», важных персон. Все, что говорили подвыпившие журналисты и гости, на Лубянке знали. Для этого в ЦДЖ существовала тайная комната со всегда закрытой дверью, не бывшая секретом для сотрудников, где стояла звукозаписывающая аппаратура.
Из западни на Запад. Судьба гениев Никитского бульвара
В одном доме, на Никитском бульваре, 6, жили в советской Москве два выдающихся артиста. Один из них играл в театре и кино, создал систему обучения актеров, успешно конкурирующую с системой Станиславского. Второй стал новатором в музыке, создал первый симфонический оркестр, игравший без дирижера. Он воспитал знаменитых учеников, судьбы которых удивительны. Кто они?
Из дома на Никитском бульваре в 1928 году, пока еще «железный занавес» не опустился, уехал на лечение в Германию Михаил Чехов, признанный лучшим актером России. На тех, кто его видел, «ошеломляющее впечатление» произвело исполнение ролей Хлестакова и Гамлета. С одинаковой силой он воплощал на сцене комедийные и трагические образы.
После генеральной репетиции «Ревизора» один из ведущих актеров МХАТа Лужский, выступавший в нем со дня открытия, в дневнике записал: «Громадный успех, такой, какой не видел еще ни один актер на сцене МХАТ». А видел он Качалова, Москвина, Леонидова, всех основателей Художественного театра. Но народным артистом СССР, лауреатом Сталинских премий, орденоносцем и любимцем вождя, как великие «старики» из Камергерского переулка, Михаил Чехов не стал. Потому что страшился ареста и не вернулся в Москву.
…Его великий дядя, чье имя носит Художественный театр, обратил внимание на племянника, сына старшего брата Александра, когда малышу исполнилось четыре года. «Миша удивительный мальчик. В его глазах блестит нервность. Я думаю, – писал Антон Чехов сестре, – что из него выйдет талантливый человек». Ребенок родился нервным, врачи поставили диагноз «гиперемия мозга». Отец, литератор, страдавший алкоголизмом, писал книги о вреде пьянства, и сам же приучил сына пить, давал деньги на проституток.
В 1912 году Станиславский, прослушав монологи Михаила Чехова, игравшего до тех пор в Петербурге, пришел к выводу: «Без всяких сомнений, талантлив, обаятелен. Одна из настоящих надежд будущего». Поначалу, как всех новичков, занимал его в массовых, народных сценах, поручал эпизодические роли.
Нервы не позволили сыграть роль самоубийцы. В тот день, когда Михаил Чехов, одолеваемый страхами, сбежал с репетиции «Чайки», взятым тайно у него пистолетом застрелился его двоюродный брат. Страдание усилилось разрывом с женой.
Выйти из кризиса помогли лечение и занятия с актерами. В конце концов Михаил Чехов возглавил 1-ю студию Художественного театра, преобразованную во МХАТ-2. За исполнение роли Гамлета нарком Луначарский вручил ему грамоту заслуженного артиста республики.
Казалось бы, все складывается замечательно. Несмотря на страхи, страсть к картам и вину, Михаил Чехов успевал играть на сцене и в кино, заниматься философией, писал статьи и книгу «Путь актера». Прочитав ее, Зинаида Райх, актриса и жена Мейерхольда, писала автору: «Я пьяна вашей книжкой. В ней коротенькой я почувствовала длинную замечательную жизнь, Вас замечательного».
М.А. Чехов
Но МХАТ-2 раскололся. Михаил Чехов, уехав со второй женой из СССР на два месяца, продлил пребывание за границей на год. Потом, опасаясь возможного ареста, о чем ему стало известно, в Москву не вернулся, успешно выступал в разных городах Европы. Когда запахло войной, переплыл океан. В Голливуде снимался в кино, годами занимался с Мэрилин Монро, Грегори Пеком и другими кинозвездами Америки, ставил спектакли в Лабораторном театре Голливуда, читал лекции. И таким образом дал основание американцам признать: «Режиссура гениальна. Влияние Чехова на американский театр гораздо более значительно, чем на русский театр, его имя получило мировую известность после того, как стало известно в Америке».
Как многие в США, жил в собственном доме. По описанию очевидца, «дом Чехова был небольшой. Но какой-то удивительно складный и удобный. Гостиная, где принимались все посетители, ученики, актеры, знакомые. Это была самая большая комната в доме, с хорошей английской мебелью… Следующая большая вместительная комната служила столовой. И потом – коридор, по коридору – три спальни… Коридор кончался довольно большой застекленной террасой, которая выходила в сад и была приспособлена как кабинет и библиотека». Дом Чехов завещал дочери Ольге. Умер Михаил Чехов в 1955 году.
Другой жилец дома на Никитском бульваре, 6 виртуозно играл на скрипке, множил в классе Московской консерватории лауреатов международных премий, славивших СССР. Постоянным жителем Москвы Лев Цейтлин стал не сразу, после учения в Петербурге проявил себя как скрипач в Европе, где впервые исполнил с Бартоком его сонату № 1 для скрипки и фортепиано. Раньше всех сыграл концерт Сибелиуса и «Поэму» Шоссона.
Революцию 1917 года преуспевавший музыкант встретил как концертмейстер оркестра Большого театра и первая скрипка созданного им квартета. Год спустя после захвата власти коммунистами организовал струнный квартет имени В.И. Ленина. В голодной и холодной советской столице подобные квартеты – имени Страдивари, Музыкального отдела Наркомпроса, Бородина, Бетховена и так далее – возникали часто, как в наши дни рок-группы.
За свою жизнь Цейтлин создал три квартета и один уникальный симфонический оркестр, игравший без дирижера. Пишут: якобы такое беспрецедентное явление в мировом искусстве возникло под «влиянием большевистской идеи коллективного труда». По-моему, все объясняется без политики партии. В ее ряды, разменяв шестой десяток, музыкант вступил в 1941 году, когда разразилась война и членский билет ВКП(б) заслуженному деятелю искусств РСФСР, профессору и заведующему кафедрой Московской консерватории, доктору искусствоведения благ и привилегий дать не мог. По-моему, все дело заключалось в идее жизнерадостного молодого музыканта создать оркестр, который бы существовал как сообщество единомышленников, без дирижера. Например, в квартете четыре музыканта (две скрипки, альт и виолончель) перед выступлением на публике часами репетируют и решают, как и что им играть. Подобным образом поступали артисты оркестра. На концертах, глядя не на дирижера, а друг другу в глаза, они знали без взмаха руки, как им играть.
Так в пролетарской столице в 1922 году появился Первый симфонический ансамбль Моссовета, сокращенно – «Персимфанс». Цейтлин пригласил участвовать в нем лучших музыкантов Большого театра, профессоров и студентов Московской консерватории. С «Персимфансом» исполняли концерты Игумнов, Нейгауз, Софроницкий, иностранные гастролеры, пели Нежданова, Обухова, Козловский. Оркестру без дирижера доверяли первое исполнение композиторы.
«Персимфанс» Сергей Прокофьев назвал «одним из лучших в мире» оркестров. Вернувшись на родину из Парижа в 1927 году, он позволил впервые исполнить Третий концерт для фортепиано с оркестром. В дневнике Прокофьев подробно описал встречу с оркестром, сыгравшим в его честь марш. Понравилась репетиция, которую вел Цейтлин, поразился, что мог «встать второй тромбон или третья валторна и говорить: «Товарищи, здесь надо сделать то-то и то-то…»
После репетиции Прокофьев прошел в правление «Персимфанса», оказавшееся этажом ниже в здании Московской консерватории «в комнатке, которая в одно время служит жилищем Цейтлину и его жене, спавшим за занавеской». В ней увидел два стула и два стола.
По примеру «Персимфанса» возникли оркестры без дирижеров в Ленинграде и других городах СССР, за границей – в Лейпциге и Нью-Йорке. Первому симфоническому ансамблю единодушия хватило на десять лет. Он распался в 1932 году, после того как Лев Цейтлин покинул оркестр. Демократию музыкантов победила диктатура дирижеров.
