— Я здесь не ради виноделен и виноградников. ― Его тон непреклонен, но уверенность доведена до совершенства. — Мне не нравится, когда мои мотивы ставят под сомнение, или когда приходится повторяться.
Антонио буравит меня яростным взглядом, сверля им, пока мне не становится ясно, что он видит больше, чем должен, больше, чем мне бы хотелось. Я так растеряна, что отвожу взгляд. Бестактный и неосмотрительный ход. Теперь Антонио точно знает, как мне некомфортно. Как некомфортно мне из-за него.
— Я хотел проведать тебя, — продолжает он рассудительным тоном, утратив всю резкость. — Но нет. Ты не должна мне доверять. Я тот, кем ты меня видишь. Возможно, даже хуже.
9
Даниэла
Меня бросает в дрожь, когда по комнате проносится озноб, и я потираю руки, чтобы согреться.
«Ты не должна мне доверять. Я тот, кем ты меня видишь. Возможно, даже хуже».
Что за человек говорит такое о себе без зазрения совести и извинений? Никто так бы не сказал.
Его лицо почти нечитаемое, как у опытного игрока в покер, который выжидает время. Хотя я не чувствую, что Антонио ведет со мной игру. Не насчёт этого. Думаю, он имел в виду именно то, что сказал.
Я тихонько выдыхаю. Это беспощадное признание поражает, но странным образом откровенная честность обезоруживает. Как и всё остальное в нём бросает меня в дрожь, выводя из равновесия.
Наверняка я — самая глупая женщина в долине, но меня тянет к нему так, как не хотелось бы. Не могу объяснить, но это правда.
Антонио Хантсмэн — угроза, обёрнутая в симпатичную упаковку с мужественными рельефами и выступами на могучей фигуре. Под изысканной упаковкой скрывается самый страшный вид опасности. Я знаю это. Знаю это в глубине души. Знаю каждой клеточкой своего существа. И всё же какой-то элемент этой угрозы привлекателен.
«Прости меня, господи».
Я поднимаю взгляд в его направлении. Антонио наблюдает за мной. Изучает как какую-то находку. Полагаю, для него так и есть. Девушка, которая не может разобраться в мнении насчёт неуязвимого Антонио Хантсмэна, самого завидного холостяка страны. Вероятно, дьяволу, коим он является, видны все мои бурлящие противоречивые эмоции.
— Сколько поступило запросов о недвижимости? — спрашивает он вновь.
Запросы о недвижимости. Да, мы говорили об этом, прежде чем я начала думать о поцелуе с плохим парнем, пока он не ослабит мою решимость и я не отдам ему всё.
«Он — не парень, Даниэла. Не совершай эту ошибку».
Я обвожу взглядом лицо Антонио, не зная, сколько стоит ему рассказать насчёт недвижимости. Хотя уверена, что он знает всё о мужчинах, которые приходили на этой неделе. Я сомневаюсь, что в Порту происходит что-то значительное без его ведома.
— Тело ещё не успело остыть, как стервятники уже начали кружить, — признаюсь я, рисуя более впечатляющую картину, чем может вынести желудок.
Антонио улыбается настолько мягко, насколько может так улыбнуться кто-то столь угрожающий.
— Уверен, так и было. Должно быть, это утомительно. Что ты им отвечала?
— То же, что и тебе. Моё имущество не продаётся, как не продаюсь и я.
Антонио смотрит вниз на брюки, разглаживая шерсть на бедре. Моя киска сжимается, когда он скользит пальцами по крепким мускулам. Это неожиданно. И нежеланно. И совершенно по-человечески.
— Предложения о браке?
Он внимательно оценивает мою реакцию.
От мужчин всех возрастов. Больше, чем я хотела бы сосчитать.
Я пожимаю плечами.
— Ты бы заказала многоярусный шоколадный торт или белый? ― он говорит это с таким серьёзным видом, что я улыбаюсь. Действительно улыбаюсь. Я давно этого не делала, так что меня удивляет, что мышцы ещё способны самостоятельно двигаться.
Эта сторона Антонио очаровательна, хотя я не настолько глупа, чтобы полностью расслабиться. Но я сыграю с ним.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Конечно, белый.
— Ах. Конечно. Я должен был догадаться. Ты — приверженец традиций. Торт такой же целомудренный, как и невеста.
Антонио сверкает глазами на меня. Ещё один тонкий намёк на то, как я юна и неопытна.
Надеюсь, моё лицо не такое красное, как ощущается.
К счастью, Антонио достаёт телефон из кармана пиджака и смотрит на экран, что избавляет меня от неловкости.
— Рад слышать, что здесь ничего не продаётся, — бормочет он, всё ещё занятый происходящим на экране. — Когда придёт время, уверен, ты получишь высокую цену. Девушек вроде тебя этому учат с пелёнок.
Он хмурится, смотря на телефон, игнорируя меня, словно меня здесь нет.
«Девушек вроде меня». Он не произнёс это в неприличной манере, и он также не совсем ошибается. Хотя девушки вроде меня не назначают себе цену, поскольку у них нет свободы выбора касательно мужа. У некоторых нет свободы выбора.
Но у меня есть. И я точно не продаюсь, и если повезёт, мне не придётся продавать и имущество. Со временем я хочу вернуться в Порту. Однажды, когда станет безопасно, я хочу вернуться домой.
Грудь сдавливает нахлынувшими эмоциями, которые мне трудно контролировать. Словно меня впервые настигает реальность отъезда из Порту, отъезда из дома. Я была так озабочена ухудшающимся здоровьем отца, затем похоронами и виноградниками, подготовкой к отъезду — не переставала думать об этом, чтобы действительно подумать о том, что отъезд будет значить не только для меня, но для всех нас.
Эта жертва невероятна, особенно для Изабель и Хорхе. Я добавлю это в список вещей, которые они сделали для меня и за которые я никогда не смогу им отплатить.
«Ты не можешь сейчас потерять самообладание. Не перед ним».
Я откашливаюсь, чтобы замаскировать всхлип, который грозит вырваться, но это лишь привлекает внимание к моим страданиям.
Антонио поднимает голову и открывает рот, словно хочет сказать что-то, но вместо этого даёт мне время собраться.
— Прошу прощения, — бормочу я. — Это были долгие несколько недель.
— Не извиняйся. Живые эмоции — проявление честности. Честность в общении со мной всегда оправдывает себя. Всегда.
Я лишь киваю, поскольку боюсь, что услышу в своём голосе дрожь. Меня ни на йоту не волнует честность по отношению к нему. Если повезёт, наши пути больше никогда не пересекутся.
— Теперь я буду честен с тобой. Мне нужно сделать звонок.
Спасибо, господи. Я начинаю подниматься, думая, что он уходит, но он качает головой.
— Не вставай. Это займёт всего минуту.
Вот тебе и божья милость. По крайней мере, у меня будет возможность передохнуть от него и его напряжённости.
10
Даниэла
Антонио отходит к дальнему окну и выглядывает на улицу, чтобы мне не удалось уловить больше фрагментов разговора. Впрочем, это неважно. Мне неинтересен его звонок.
Мой взгляд прикован к его спине. Широкая в плечах, плавно сужающаяся в виде буквы V.
Его пиджак сидит как влитой. Великолепная ткань простирается по его широким плечам так, что у меня текут слюнки.
Это правда. Хотелось бы мне, чтобы это было не так, но я не стану обманывать себя.
Антонио прижимает телефон к уху левой рукой, пока правой упирается в оконный косяк. Положение его руки с длинными пальцами на дереве пробуждает воспоминания. Мои глаза стекленеют, и я вновь чувствую пульсацию между ног.
Я восхищена этими сильными руками.
Как в тот день.
Когда мы были подростками, то с подругами следили за Антонио и его друзьями, Кристиано и Лукасом, словно они были знаменитостями. Несмотря на то, что мои чувства были односторонними, мне это не мешало царапать «Даниэла + Антонио» внутри нарисованных сердечек в блокнотах.
Это была невинная влюблённость, пока мы не поймали его, целующегося с Маргаридой Пирес, в аллее на краю площади. Маргарида была старшей сестрой моей подруги, Сюзаны. Она была красива, чьи волосы были цвета чистого золота, а на округлую полную грудь смотрели мужчины всех возрастов слишком долго.
