Глава II
Ночной разговор
Не вполне осознавая происходящее, я почувствовал, как меня кладут на носилки и помещают в чрево «скорой помощи», в тошнотворную смесь паров низкосортного бензина и йодоформа.
В госпитале меня довольно быстро уложили в относительно чистую кровать. Дежурный док был румян, толст и весел. Он обозвал меня пьяницей (мое дыхание источало запах перегара), отпустил пару дурацких шуток в адрес военнопленных и успокоил в отношении серьезности полученных мною травм. Несколько сеансов массажа, и все как рукой снимет; а если мне это доставляет удовольствие, то я даже смогу возобновить свои акробатические упражнения. И добавил, что с меня причитается большущая свечка за здравие того солдатика из почетного караула. В этом вопросе у меня с ним не было расхождений.
Наложили бинты. Делавшая перевязку медсестра не отличалась ни молодостью, ни красотой. Я знал, что самые опытные – из их числа, но раз уж выяснилось, что моя жизнь вне опасности, могли бы прислать кого-нибудь и попривлекательнее.
Ну да ладно… Все удалились, оставив меня в темноте. Порядком измученный, я все же пренебрег транквилизаторами, оставленными в мое распоряжение на ночном столике. Я намеревался поразмышлять.
Однако мне не суждено было вволю насладиться одиночеством. Часы на городской башне пробили четыре, и вскоре вновь появилась медсестра. На сей раз в сопровождении санитара… Вдвоем они переложили меня на тележку. Я отправился в малопривлекательное путешествие по бесконечным, погруженным в зловещий сумрак коридорам. И, как сова, захлопал глазами, когда мы въехали наконец в ярко освещенное помещение.
Мое состояние не требовало хирургического вмешательства. Зачем же меня привезли в операционную? Приподняв голову, я понял зачем.
Док был в операционной не один. Рядом с ним стояли двое мужчин, облаченных в одинаковые бежевые плащи и мягкие серые шляпы. Ни дать ни взять – близнецы. Это и впрямь были презабавные братишки.
– Как вы себя чувствуете? – поинтересовался, подходя ко мне, один из них, у которого красные прожилки на лице выступали сильнее.
Тщательно выбритый, непринужденный в общении, он был не лишен известного лоска, который не портила ни досадная краснота лица, ни полагающийся по уставу габардиновый плащ, под которым я узрел вечерний фрак. Этот человек мог служить в полиции нравов, контролирующей игорные дома, а может быть, вынужденно прервал исполнение своих светских обязанностей.
– Доктор разрешил мне задать вам несколько вопросов. Позволяет ли вам ваше самочувствие ответить на них?
Какая предупредительность! От умиления я едва не лишился чувств. Да, он может задавать свои вопросы.
– Тут в Перраше только что подстрелили одного типа,– начал он.– Того, что ухватился за опущенное окно вашего купе. Вряд ли имеет смысл спрашивать, знаете ли вы его? Мы нашли при нем удостоверение агентства «Фиат люкс», а придя сюда с намерением допросить на всякий случай бывшего военнопленного, так неудачно прыгнувшего с поезда, узнали, что вы – Нестор Бюрма, директор этого агентства. Не так ли?
– Совершенно верно. Мы с вами почти коллеги.
– Гм… Да. Меня зовут Бернье. Комиссар Арман Бернье.
– Очень приятно. Мое имя вам известно. Боб погиб?
– Боб?… Ах да! Коломер… Увы. Нашпигован пулями 32-го калибра. Что он вам сказал, подбежав к окну?
– Ничего особенного. Что рад меня видеть.
– У вас была назначена встреча? То есть, я хочу сказать, он был извещен о вашем возвращении? О том, что вы будете в Лионе проездом?
– Ну разумеется, а как же иначе? – ответил я.– Лагерное начальство разрешило мне телеграфировать ему об этой приятной новости.
– Воздержимся от шуток, месье Бюрма. Я пытаюсь отомстить за вашего подчиненного, к вашему сведению.
– Сотрудника.
– Что? Ну да… конечно. Так вы встретились случайно?
– Совершенно неожиданно. Я увидел его на платформе и окликнул. Да и как мог я рассчитывать, черт побери, встретиться с ним там в два часа ночи? Между прочим, он долго не узнавал меня. Наверное, я сильно располнел. В общем, радуясь встрече, он вспрыгнул на подножку. Было очень шумно. Я не слышал выстрелов. Но прочел на его лице то выражение удивления и растерянности, которое не может обмануть. А когда он стал падать на асфальт, я заметил, что его элегантное пальто изорвано в клочья… на спине…
– У вас есть какие-нибудь предположения?
– Никаких. Я ничего не понимаю во всей этой истории, комиссар. Возвращаюсь из плена и вдруг…
– Да-да, конечно. Когда в последний раз вы встречались с вашим сотрудником?
– В день объявления войны. Тогда я закрыл агентство и «явился на призывной пункт». Коломер в частном порядке продолжал расследование каких-то малозначительных дел.
– Его не призвали в армию?
– Нет. Он был освобожден от воинской повинности. По состоянию здоровья. Что-то с легкими…
– Вы поддерживали с ним связь?
– Время от времени посылал почтовые открытки. Потом попал в плен.
– Он интересовался политикой?
– Насколько мне известно, до сентября 1939-го он ею не интересовался.
– А позднее?
– Не знаю. Но если бы он вдруг занялся ею, меня бы это удивило.
– Он был состоятельным человеком?
– Не смешите, сделайте милость.
– В долгах?
– Вот именно. Несколько лет назад ему удалось отложить какую-то сумму. Он открыл счет… а банкир дал деру. С тех пор он тратил все, что зарабатывал, не заботясь о завтрашнем дне.
– Мы нашли при нем несколько тысяч франков. Почти все – новыми купюрами…
– Это мне ни о чем не говорит.
Комиссар Бернье понимающе кивнул.
– Зачем вы спрыгнули с поезда? – вкрадчиво спросил он.
Я рассмеялся.
– Вот первый идиотский вопрос, который вы мне задаете,– сказал я.
– И все же,– повторил он без тени обиды.
– Мне не понравилось, что моего помощника подстрелили у меня на глазах… Чересчур щедрый подарок для первой встречи… Я решил выяснить, в чем дело…
– Ну и?…
– …и пропахал носом.
– Вы не заметили ничего необычного?
– Абсолютно ничего.
– Не видели вспышек выстрелов?
– Я ничего не видел и не слышал. Все произошло так неожиданно. Я не смог бы даже указать место, где это случилось. Поезд набирал ход… Дополнительное затруднение при вычислении угла попадания,– добавил я как бы невзначай.
– О! Мы уже определились на этот счет,– бесстрастно заметил он.– Стрелявший находился у газетного киоска, рядом с фонарным складом. Просто чудо, что никто больше не пострадал… Весьма меткий стрелок, если хотите знать мое мнение.
– Следовательно, это исключает гипотезу, что преступник убил Коломера, целясь в меня?
– Целясь в вас? Вот черт, об этом я как-то не подумал…
– И не думайте,– ободрил я его.– Просто я пытаюсь загрузить мозги. Ничем не следует пренебрегать, тем более что найдется немало таких, кто имеет на меня зуб. Но даже они не настолько всемогущи, чтобы заранее узнать о моем возвращении.
– Это верно. И все же ваше замечание открывает передо мной новые горизонты. Ведь Робер Коломер был не столько вашим подчиненным, сколько сотрудником?
– Да, мы всегда вели дела вместе… Как говорится, два сапога – пара.
– А что, если какой-нибудь преступник, которого вы в свое время упекли за решетку, вздумал отомстить…
Я решил солгать.
– Весьма вероятно,– изрек я глубокомысленно.
Комиссар бросил взгляд на доктора, проявлявшего признаки нетерпения.
– Я уже довольно долго допрашиваю вас, месье Бюрма,– сказал он.– Осталось совсем немного. Мне понадобятся имена тех наиболее опасных преступников, не останавливающихся даже перед убийством, в задержании которых вы принимали участие за последние несколько лет.
В ответ на эту витиеватую фразу я заметил, что после событий в Перраше состояние моего здоровья не позволяет мне в данный момент подвергать свой мозг столь изнурительному испытанию. Но если мне предоставят несколько часов, чтобы прийти в себя…
– Ну разумеется! – сердечно воскликнул он.– Как вам будет угодно. Я не требую невозможного. Благодарю за помощь.
– Боюсь, что ничем не смог вам помочь,– с улыбкой ответил я.– Все эти семь месяцев я провел между Бременом и Гамбургом. Увы, мое безошибочное чутье не позволило мне угадать, чем занимался в нескольких сотнях километров от меня мой сотрудник.
Он пожелал мне скорейшего выздоровления, обменялся рукопожатием со мной, с доктором (который, утратив изрядную долю присущего ему благодушия, пробормотал нечто нечленораздельное) и исчез в сопровождении своего молчаливого спутника.
Я покинул залитую слепящим светом операционную и с облегчением водворился на прежнее ложе, к которому подкатила меня уродливая медсестра. Потом проглотил болеутоляющее и погрузился в сон.
