Он не договорил, потому что споткнулся о Фауля.
Дело в том, что, пока шли споры, Фауль пытался пролезть меж графских ног. Совсем так ненавязчиво, совсем так, знаете ли, застенчиво… Однако, увы, попытка оказалась неудачной.
Нет-нет, кот не пострадал! Но ноги графа устоять не сумели: его сиятельство споткнулись, перекувыркнулись через голову, а зеленый порошок рассыпался по каменным ступенькам.
Пока граф катился вниз по лестнице, девочки и кот торопливо бежали вверх…
* * *
Кажется, оторвались… Кажется, оторвались… Тяжело дыша, уже не в силах бежать, девочки шли вперед.
Звуков погони не было слышно. Но впереди — тупик. И дальше идти некуда. То есть абсолютно: коридор заканчивался одинокой запертой дверью.
— К-как ты д-думаешь, они нас п-потеряли? — спросила Эвелина, изо всех сил нажимая на ручку двери.
— С-с… уверенностью… с-с… уверенностью могу сказать, что п-потеряли, — отвечала служанка.
Снова и снова Эвелина нажимала на ручку двери. Но нажимай, не нажимай — если дверь заперта, то…
Какое-то время стояли, прислушиваясь. В коридоре царила гробовая тишина. И прижавшись к Марион, Эвелина прошептала:
— Ты знаешь… в приюте, где я жила… там было так уютно. А матушка Молотильник — это необыкновенная женщина. Душевная, милая…
— Не может быть! — удивлялась Марион. — А я думала, милее моей мачехи нет никого на свете!
Разговор прервал Фауль. Он вдруг выгнулся, зашипел, а шерсть на спине его встала дыбом. Ох, явно кот что-то чувствовал!
— Ах! — вздрогнула Эвелина, прислушиваясь.
А в следующий момент уже явственно застучало на лестнице. Загромыхало, зашелестело… Сюда кто-то шел.
Сюда кто-то шел!
Прижавшись к стене, Эвелина дрожала всем телом. Ах, боже мой… ах, боже мой…
— Да, здесь пахнет кошкой, — говорил голос с лестницы.
Жутко знакомый голос!
— Даже, я бы сказал, котом. Погоди-ка… Да, без сомнений: котом, имя которого начинается на букву «Ф». Ты ведь знаешь, я чую кошек за версту. А тут и версты нет. Футов, я бы сказал… Футов, я бы сказал…
В глазах у Эвелины начало темнеть, ноги сами собой стали подгибаться…
— Нет, он явно где-то тут. Глянь-ка вон в той комнате, а я пока… — Шаги из-за стены направились прямо к девочкам.
Боже всевышний, не оставь заботой своей сирот! Изо всех сил вжимаясь в самый угол дверного проема, девочки принялись вспоминать молитвы.
А шаги графа становились все слышнее…
А девочки дрожали…
А тень графа метнулась по стене соседней залы…
А девочки перестали дышать…
Ах, если бы стать невидимыми! Совсем ненадолго! Совсем на чуть-чуть!..
Девочки закрыли глаза.
И именно в этот момент дверь за их спинами внезапно дрогнула. Да, именно в этот момент: дрогнула — и отворилась.
Сначала в проеме появился свет. Потом — рука со свечой, потом — знакомая фигура…
— Господин Бартоломеус!
Не говоря ни слова, управляющий схватил обеих девочек за плечи и утянул в свою комнату. Затворил дверь…
— Ах, дорогой господин Бартоломеус! — От волнения Эвелина так ослабла, что не то что не могла улыбаться, а еле стояла на ногах.
— Скорее, скорее, — приговаривал управляющий, заталкивая обеих девочек в маленькую каморку без окон.
Бартоломеус захлопнул за ними дверь — все погрузилось в полную тьму.
Далее раздался стук в дверь. Потом — голос графа Шлавино:
— Добрый вечер, Бартоломеус. Ты еще не спишь?
— Нет, ваше сиятельство. Не имею привычки ложиться раньше полуночи.
— Да… А не проходили ли тут служанка ее сиятельства и… Не проходили?
— Абсолютно никого, ваше сиятельства.
Какое-то время царила тишина.
— Ну, спокойной ночи, Бартоломеус. Сладких тебе снов.
Стук захлопнувшейся двери возвестил о том, что граф ушел.
Девочки облегченно вздохнули.
Снова отворилась дверь. Вошел Бартоломеус со свечой.
— Все в порядке с вашим сиятельством?
Поставив свечу на стол, он поднес руки к голове… и снял ее с плеч.
Глухой стук об пол: это Марион упала без чувств.
А перед глазами Эвелины все куда-то медленно поплыло. Потом черная пелена застлала ее взор… и больше она ничего не помнила.
* * *
Очнулась она все в той же комнате.
Горели свечи. Бартоломеус, снова с головой, собирался, будто в дорогу. Но не одежда ложилась на дно дорожного мешка, нет — головы! Человеческие головы — мужские и женские, с закрытыми глазами — перекочевывали с многочисленных полок в его сундучок. С полок — в сундучок, с полок…
Монстр.
А рядом лежала Марион с закрытыми глазами. Он убил ее!
Эвелина слабо пошевелилась. Бежать. Пока тот стоит к ней спиной и не видит.
Бежать! Через ту дверь! Она, может быть, не заперта…
Трудно было собраться с силами. Трудно заставить себя не дрожать, встать и сделать несколько быстрых шагов в сторону двери.
Но надо. Только несколько шагов. Пока не обернулся!.. Взяв себя в руки, Эвелина приподнялась, встала на ноги, пошатнулась…
Бартоломеус обернулся мгновенно. И, к ужасу Эвелины, бросился прямо к ней.
— Спасите! — жалобно взвизгнула Эвелина, закрываясь руками.
В следующий момент руки ее были крепко сжаты, а о зубы стучался большой стакан.
— Выпейте, ваше сиятельство, прошу вас, — настаивал монстр, пытаясь влить ей в рот какую-то отраву.
Сил бороться не было. Голоса — кричать — тоже. Да и кто придет на помощь? Граф Шлавино? Или Упырь?
Из последних сил задрыгав ногами, Эвелина попробовала было отвернуться. Но содержимое бокала неотвратимо хлынуло в рот — и горячей волной проникло внутрь.
«Я умираю», — поняла Эвелина, почти теряя сознание.
А страшный монстр ослабил хватку и довольно закивал:
— Отлично, ваше сиятельство. Сейчас вам станет лучше. Хорошее вино всегда помогает в таких делах.
* * *
…Сидя на кровати, Эвелина молча наблюдала сборы. Рядом сидела очнувшаяся Марион. Терла глаза и непонимающе глядела по сторонам. Кот устроился рядышком со странным сундучком. И не спуская взгляда с летавших в руках управляющего вещей, водил мордой: туда-сюда, туда-сюда…
Даже выпив вина, Эвелина все еще чувствовала себя как во сне. Это потом она узнала про удивительное племя Безголовых, менявших головы, как перчатки. И привыкла к Бартоломеусу — милому, забавному и полюбившему ее, как никто и никогда. Сейчас же все перемешалось в ее сознании: «монстр», полный голов сундучок — и звучавший, словно из тумана, голос управляющего:
— …Я знал, что ваше сиятельство — не родная дочь графа Шлавино. Но я надеялся… все же полагал… что родительские чувства… человечность… Нет… всего этого нет. Что граф — колдун, об этом можно было догадаться. Что лукавить? Я давно догадывался, кто виновник смерти моего прежнего хозяина… Ну и все прочее… если не закрывать глаз… и так было на поверхности… Но сегодня… поставлены все точки над «i». Один неточный шаг — и вас убьют. Или превратят в какую-нибудь мерзость.
Бартоломеус шагнул к Эвелине.
— Ваше сиятельство, вам нужно бежать. Сейчас же, немедленно. Вон из замка!
— Я готова, — как можно тверже сказала Эвелина. И доверчиво подала руку Бартоломеусу.
— И я! Я тоже! — вскочила Марион.
— И мяу! — сказал Фауль.
* * *
Слава Богу, Бартоломеус знал замок, как свои пять пальцев. Ведя девочек за собой по тихим ночным залам, он не забыл прихватить для Эвелины ее теплый плащ, а для Марион — ее вязаную шаль. Не раз и не два они слышали шаги и голоса графа. Но каждый раз Бартоломеус вовремя сворачивал и уводил своих спутниц в противоположном направлении.
Проходя мимо графской опочивальни, Бартоломеус, к ужасу девочек, заглянул и туда.
В опочивальне было пусто, в маленькой комнате с колбами — тоже. Деловито пройдясь по комнате, Бартоломеус обшарил все имевшиеся там комоды и ящички.
— …Потому что все, что принадлежит проходимцу-графу, на самом деле принадлежит только вашему сиятельству и больше никому. И если мы найдем, к примеру, перстень… или деньги… или золотую цепь… м-м-м!..
На столике у окна все еще лежала коробочка с нарядными конфетками.
— М-м-м!.. — облизнулся Бартоломеус, сунув нос в коробочку. Но есть не стал. А хотел было спрятать себе за пояс…
Но тут обе девочки замахали руками:
— Выбросите, выбросите! Они заколдованные!
Бартоломеус так поспешно выпустил из рук коробочку, что за раскатившимися по полу конфетами пришлось лезть под кресло, под стол и под диванчик.
Такое происшествие принято называть счастливой случайностью. Случайностью — потому что произошло случайно, а счастливой — потому что заставило наших героев почувствовать себя счастливейшими людьми на свете.
Ибо, напомним, что коробка с конфетами по-прежнему лежала в маленькой комнатке с колбами; и покуда наши горемыки ползали за конфетами, в соседний кабинет ввалилась целая толпа народу Коей оказались (как узрели горемыки в замочную скважину): граф Шлавино, друг Упырь и трое графских слуг, прибывших с ним из другого его замка.
