— Лежит, как ангел, — рассказывали, задыхаясь от волнения, очевидцы, — кудри золотые, щечки розовые. А во всем лике — будто мольба невысказанная: «убейте, люди, монстра, дабы душа моя успокоилась!»
Нет, пробиться было невозможно. Фамильного графского склепа было не видать из-за пестрых шляп и голов честных горожан, обступивших ее живой стеной.
Но Эвелина прямо таки сгорала от желания узнать: кто же, кто же там лежит в гробу вместо нее?
Прочно стиснутая со всех сторон толпой, она медленно продвигалась вперед.
— Вот уж и вправду незадача, — шептал на ухо, двигаясь позади маленькими шажками, «Безголовый Монстр». — Если ваше сиятельство «похоронят», поди потом докажи, что вы — это действительно вы.
Вот миновали монастырский двор — и углубились в тенистый монастырский сад. Впереди средь деревьев, огороженный аккуратной оградой и обсаженный ярко-алыми розами, высился каменный графский склеп. Мощные каменные глыбы маленького строения и вырезанный над входом большой крест внушали невольный трепет.
«Там захоронены мои предки», — подумала Эвелина. И с любопытством принялась разбирать надпись под крестом.
«Врата смерти» — было написано на стене. Девочка вздрогнула.
Из-за ограды склепа взметнулись черный плащ и шляпа графа Шлавино. Эвелина и Марион пониже опустили капюшоны.
— Конечно, я всегда готов засвидетельствовать личность вашего сиятельства… — продолжал Бартоломеус.
— Но ты этого никогда не сделаешь, — встревожилась Эвелина. — Слышишь? Иначе тебя тотчас же схватят и казнят!
— Но как же ваше сиятельство докажет, что вы — настоящая владелица графства? — вздыхала Марион. — Как же все мы будем?
— Мы… мы… — Глаза Эвелины внезапно загорелись. — Мы найдем другого свидетеля! — И она махнула в направлении склепа — туда, где стоял граф.
Глянув в ту же сторону, графа не увидели. Зато рядышком под раскидистым дубом узрели широкую спину матушки Молотильник, одетую в роскошное траурное одеяние «скорбь и печаль».
— А ведь и вправду, — просиял Бартоломеус. — Кто-кто, а настоятельница знает вас с пеленок!
— Уж ей-то поверит всякий, — успокоилась Марион.
— А проходимца-графа мы прогоним, — строили они планы, радостно протискиваясь к гробу. — Со всеми его колдовскими порошками и конфетами!
Вот миновали наконец и ограду графского склепа. Из-за голов любопытных показался краешек нарядного гроба в цветах, лентах и графских геральдических орлах.
Сейчас, сейчас… еще немножко… и они увидят, кто лежит там — на белых атласных покрывалах…
Вы никогда не присутствовали на собственных похоронах? Тогда вам не понять, что ощущала Эвелина. А у Эвелины забилось сердце. Все ближе, ближе… Вот сейчас!..
Подходила к гробу она уже крепко зажмурившись. И лишь ухватившись за рукав Бартоломеуса, открыла глаза…
Конечно, Эвелина подозревала, что в гробу покоится не она. Конечно, она ожидала увидеть что-то из ряда вон выходящее. Но то, что предстало ее взору, лишило ее надолго дара речи.
Она лежала среди белых атласных подушек и витиеватых гербов. Ничуть не изменившись после «смерти», она светилась все той же безмятежной улыбкой, что и два дня назад между блюдец с гренками в графской опочивальне.
— Бедняжка, — вздыхали сердобольные горожанки, — такая юная — и уже стала ангелом господним!
— Проклятый монстр! — скрипели зубами добрые горожане. — Попадись нам только! — И снова и снова пересказывали наизусть друг другу объявление о награде в триста золотых гульденов.
Пышные рыжие кудри разметались по подушке, а на восковых щеках застыл ровный румянец. Она и вправду смотрелась как ангел, кукла Изабель.
«Но это же не я! — чуть не закричала Эвелина. — Разве ж она хоть чуточку похожа на меня?»
Что правда, то правда — кукла была ничуть не похожа на Эвелину. Однако, если подумать: кто из толпы знал Эвелину в лицо?
Не в силах оторваться, смотрела Эвелина на «тело» в гробу На голове у Изабель красовалась золотая графская корона. Слишком большая для детской головки, она, конечно же, сползла со лба на переносицу — и таким образом удачно скрыла незакрывающиеся глаза куклы.
Совсем растерявшись, стояла девочка возле гроба, не зная, что сказать, что сделать, что подумать. Пока ее грубо не подтолкнули.
— Расступитесь… Расступитесь… — зашелестело в толпе.
— Она была ей как родная мать… — зашептались все вокруг.
— Она любила ее, как собственное дитя…
«О ком это они?» — удивилась Эвелина.
А повернувшись посмотреть, уткнулась носом в пышные складки одеяния «скорбь и печаль».
Вот! Вот кто не спутает куклу с настоящей девочкой! Уж что точно, то точно: матушка Молотильник знала свою воспитанницу с пеленок. Отчаянно радуясь, Эвелина протиснулась поближе.
А настоятельница уже склонялась над гробом.
…Нет, она не сказала «Глазам своим не верю!»
Она не вскричала смятенно «Помилуйте, это ошибка!»
Она не пробормотала даже «Кажется, у меня двоится в глазах…»
Всего этого не было. Взглянув на «покойницу», настоятельница сморщилась, как от зубной боли. Отвернулась — и прижав к глазам платок, прошептала, достаточно громко:
— Нет… я не выдержу… разлуки с моим птенчиком… Бедная, бедная моя девочка! Как я буду без тебя жить?!
Громкое гортанное сипение раздалось из глубины ее души. А тройной подбородок затрясся крупной дрожью. И под рукоплескания, и охи, и вздохи матушка Мод стальник запечатлела на восковом челе куклы звонкий поцелуй.
…Далее церемония захоронения потекла своим чередом.
Толпа сопереживала.
Настоятельница всхлипывала.
Граф Шлавино плавал в слезах, время от времени обмакивая платок в коробочку с сероватым порошком.
Женщины вздыхали.
Мужчины перечитывали объявление. И все бы прошло как следует, но…
Вы же знаете, в любой жизненной ситуации всегда может возникнуть «но». Оно появляется внезапно, из-за угла, когда вы его совсем не ждете — и коварно ныряет вам под ноги. Так и тут: ни граф, ни матушка Молотильник, ни даже Эвелина совсем не ждали такой развязки. Тем более неожиданно она наступила.
Когда гроб переносили в склеп, графский слуга, несший переднюю ножную часть, поскользнулся и упал на одно колено. При этом золотая корона соскользнула с переносицы куклы на шею, открыв ее глаза.
«Ахх!.» — пронесся над толпой возглас.
Глаза покойницы были широко раскрыты!
— Господи помилуй… — всколыхнулся народ.
А «покойница», радостно улыбаясь, таращилась на толпу, покуда корону поспешно не водворили на место. Граф не растерялся. Вскинул руку с перчаткой:
— Закрыть гроб!
Но народ уже пятился. Невежливо наступая на ноги позадистоящим.
Не ведая, что приключилось, позадистоящие возмущались и давили на впередистоящих.
Чтобы пресечь недоразумения, впередистоящие начали давать пояснения. По толпе прокатился ропот…
Гроб закрыли. И крепко приколотили крышку. Но что произошло, то произошло. Вздохи уступили место тишине.
Да, именно тишина — напряженная тишина, наступившая в первых рядах зрителей — позволила расслышать завершающие аккорды трагедии.
Первая молчание нарушила женщина, стоявшая у ограды с ребенком на руках.
— Девочку-то хоронят — живую! — взвизгнула она.
Ребенок заплакал, а народ кинулся врассыпную. Не разбирая дороги, давя друг друга, ломая ограду и топча розы.
— Убийца!.. Колдун!.. — кричали одни.
— Колдун!.. Убийца!.. — вопили другие.
— Решил избавиться от девочки… заживо похоронить!.. — слышалось со всех сторон.
Все это, конечно, кричалось вполголоса и в сторону. Граф Шлавино был всемогущим вельможей и хозяином города Но, если хотите, слухи о том, что граф — колдун, уже давно ходили в народе. Ох, чего только ни рассказывали о нем!
Не хочу злоупотреблять вашим временем, золотой читатель. Но вот позвольте привести пример. Говорили, что, переодевшись, граф крадет маленьких деток и превращает их — представьте только! — в свечки. А потом вставляет в канделябры и жжет в своем замке. Ну не страшно ли? Может, конечно, это и неправда, но каждого пропавшего ребенка списывали на счет графа.
А вот еще что рассказывали: будто ходили два брата в лес за дровами и увидали нашего графа за беседой с русалкой; кинулись оба брата уносить поскорее ноги — один унес, другой не успел. Что случилось с тем, кто не успел, никто не знает. Только стал с тех пор к спасшемуся брату каждый день прилетать ворон: сядет на плечо, головку склонит, ест с руки, и смотрит грустно так…
Впрочем, все это, может быть, и неправда. Известно, ворона можно зернышками приручить или еще чем… Не любили просто графа. Не любили — и все.
Ну вот, теперь вы поймете, почему слухи, пущенные про закопанную живьем девочку, пронеслись со скоростью хороших рысаков по всему графству.
