Глава пятая
Мы вышли на железнодорожной платформе с названием, ничего мне не говорившем. В километре от нас виднелись крыши домов. Населенный пункт, судя по всему, имел единственную улицу, располагавшуюся вдоль шоссе. Солнце опускалось за лесопосадку, когда мы нашли пустую дорогу. Мимо с грохотом проехал «Камаз». Майор Синченко внимательно посмотрел на него и отвернулся.
– Что мы сейчас делаем? – раздраженно спросил я, – ждем рейсовый автобус?
– Мы ждем подходящее авто, – задумчиво ответил майор, напряженно всматриваясь в горизонт, за которым пряталось извивавшееся дорожное полотно.
– Кто возьмет четырех мужиков себе в машину? – ухмыльнувшись произнес я, – может ты действительно с другой планеты, но у нас тут на Земле…
– Тот, чья машина нам подойдет лучше всего, – произнес майор.
Я фыркнул, но ничего не сказал. На шоссе появилась одинокое авто. Поскольку к этому времени уже стемнело окончательно, в начале сложно было разглядеть приближающийся автомобиль, – слепило фарами, но майору, как оказалось, все было нипочем.
– Микроавтобус нам подойдет, – оживленно сказал он, едва только увидел свет от фар.
– Если он остановится…
Это был действительно микроавтобус на восемь человек, и авто действительно аккуратно остановилось на пыльной обочине, хотя ни майор, ни его киборги, не говоря уже про меня, и не думали голосовать.
Из автобуса вышел человек лет пятидесяти в джинсах и белой футболке. Даже не взглянув на нас, он пересек дорогу и зашагал в глубь кукурузного поля, не поворачивая головы, смотря прямо перед собой. Я начал догадываться о сути происходящего и неодобрительно покосился на майора:
– Методы у вас, однако, батенька…
Но Синченко меня уже не слушал. Он осмотрел довольно обшарпанный микроавтобус и уселся на заднем сиденье.
– Советую вам отдохнуть, – небрежно кинул он мне, – путь предстоит долгий и работы у нас много.
Киборги молча уселись на передние сиденья.
– Вы доверите роботам управлять машиной? – с недоверием спросил я.
– А кому, как не им управлять этими штуками? – с улыбкой ответил майор, ударив кулаком по сиденью.
– А если остановят?
Я уселся рядом с майором и захлопнул раздвижную дверку.
– Да не переживайте вы так, – в своей манере ответил Синченко, – разве еще не поняли, как у нас решаются подобные проблемы?!
– Да понял, понял. Это меня и пугает… – буркнул я, чувствуя, как автобус плавно набирает скорость, – кто их учил водить?
– Сами научились, – майор устроился поудобнее на сиденье и закрыл глаза.
Я с завистью посмотрел на него и, откинув спинку кресла, постарался расслабится. Хоть как-то осознать происходящее я даже не пытался. Любая попытка осмысления новой реальности, ворвавшейся в мою доселе довольно серую и никому не интересную жизнь, казалась мне выше психических возможностей. Я был уверен, что моя психика и так находилась на пределе, и я вот-вот сойду с ума, если это уже не произошло. Уж больно взбесившаяся реальность вокруг меня походила на галлюцинацию, навязчивый бред…
Я наверное, все-таки заснул. И, вероятно, в тот самый миг кому-то понадобилось меня разбудить. Я нехотя поднял веки. Майор энергично тряс меня за плечо и почему-то широко улыбался:
– Хорош спать, уважаемый, – своим обычным загадочным полушепотом сказал он, – у нас привал. Здесь я вам оставил немного еды, поешьте, пройдитесь, разомните ноги. Впереди еще долгая дорога.
Я хотел послать его ко всем чертям, поскольку чувствовал себя обессиленным. Но упоминание о еде вдруг вызвало в желудке неприятное ощущение. Я вспомнил, что уже давно не ел.
Кряхтя, я вылез из автобуса и огляделся.
Аккуратная асфальтированная дорога плавными зигзагами вилась среди бескрайнего поля подсолнечника, покрытого глубоким словно океанская пучина и чистым небом. Нигде, куда мог дотянуться взор, я так и не увидел ни лесопосадки, ни электрического столба. Ярко-желтые подсолнухи, похожие на по-детски любопытные глаза с большими черными зрачками спелых семечек, с наивной открытостью и немым вопросом смотрели на плывущее в небесном океане солнце. Я набрал полные легкие этого божественного благоухания и зажмурился от удовольствия, словно кот после хорошего обеда…
– Представляешь, сколько можно собрать семечек с этого поля?
Я вздрогнул, услышав голос. Морозное дуновение продрало спину, как будто спускаешься по утыканной гвоздями горке. Не по моей воле моя голова повернулась на окаменевшей шее, – рядом стоял Михаил Владимирович с таким же блаженным выражением лица, какое было у меня секунду назад. Он выглядел так, как я привык его видеть до смерти: босиком, безупречное белое кимоно, неизменный китайский дракон на груди, густая седая борода, в которой пряталась улыбка человека, таящего в себе намного больше, чем можно увидеть.
– Когда я был совсем маленьким, лет эдак пять или семь, на краю моей деревни тоже росло такое же бесконечное поле влюбленных в небо подсолнухов. Оно, конечно, было относительно небольшим, но мне казалось бесконечным. Я любил гулять среди зеленых мохнатых стеблей, воображая, что нахожусь в лесу из сказок, которые читала мне мама перед сном.
Учитель усмехнулся и, удобно усевшись на поросшую пыреем обочину в тени стены подсолнухов, продолжал говорить, разглядывая замысловатый рисунок из трещин на разгоряченном асфальте.
Я не смел оторвать от Михаила Владимировича взгляда. Наверное, даже не дышал, пока слушал его. Воздух вокруг стал вязким и плотным настолько, что тяжело было повернуться и сделать шаг. Я стоял на дороге возле машины и не мог сдвинуться с места.
– Однажды я решил пройти через это поле подсолнухов от одного конца до другого. Шел долго, во всяком случае, мне так казалось. Когда казалось, что за следующим рядом стеблей появится просвет и мое путешествие закончится, просвет все не появлялся. За ближним рядом словно нарочно вырастал следующий ряд, а за ним следующий, и так до бесконечности…
– Я точно знаю, что вы умерли, – наконец, набравшись храбрости, произнес, я, оглядываясь вокруг в поисках майора и его молчаливых телохранителей, но их не было видно.
– Знание относительно, дражайший… – ответил учитель, – поле подсолнухов, которое, как я знал, будучи сопливым мальчуганом, что оно было бескрайним, показалось мне не таким уж и большим, когда я взглянул на него в зрелом возрасте.
Я молчал. Оцепенение отпустило меня, и я смог двигаться. Мне было страшно, но я пытался не обращать на это внимания. Я никогда не встречался с мертвым. Стараясь выглядеть непринужденно, я присел на траву рядом с Михаилом Владимировичем, пытаясь определить насколько он реален. От него пахло также, когда я знал его живым, – каким-то тонким восточным ароматом.
– Размер поля всегда был одинаков, – ответил я, чувствуя, что от меня требуется ответ, – восприятие поменялось с возрастом.
Учитель рассмеялся, хлопнул обеими ладонями по коленям и выпрямился. Он всегда так делал, когда хотел объяснить своим ученикам нечто, чего они не понимали.
– Ты, кажется, проголодался, – неожиданно будничным голосом сказал Михаил Владимирович, – вот бутерброды. Бери.
Я опустил глаза. Передо мной на расстеленной газетке лежало несколько аппетитного вида бутербродов с маслом и вареной колбасой. Не смотря на то, что я еще несколько мгновений назад умирал от голода, сейчас мне совсем не хотелось есть. Непонятное гнетущее чувство противной тошнотой поселилось на место желудка. Хотелось сорваться и утопиться в этом море счастливого подсолнечника…
– Дерево совершенно не только тогда, когда достигло зрелости и увенчалось шикарной кроной, – говорил Михаил Владимирович, – оно обладает абсолютным совершенством еще будучи желудем, невзрачным ростком, который жаждет поглотить скоро сохнущий сорняк. Его совершенство заложено в нем до его появления.
Под требовательным взглядом учителя я все-таки взял в руки бутерброд.
– К чему вы это говорите? – спросил я, перемалывая зубами пищу. Ощущение надвигающегося «нечто» вполне оформилось в моем сознании. Я понимал, что мне оставалось только встретить его, взглянуть ему в глаза, услышать его, почувствовать… А пока истекали последние секунды тишины, я старался понять.
– К тому, что мое восприятие маленького поля подсолнухов было таким же совершенным в детстве, каким оно стало позже. Ведь мир одинаково бесконечен, когда ты муравей и когда гигантский динозавр, просто бесконечность эта воспринимается на разных уровнях, хотя это ни в коей мере не значит, что один уровень в чем-то ущербнее другого.
С этими словами Михаил Владимирович снял с себя китайского дракона и вложил в мою запачканную сливочным маслом ладонь.
– Почему вы мне его отдаете? – запротестовал я, пытаясь вернуть подарок. Амулет будто-бы стал раскаленным и нестерпимо пек кожу.
