Гордость моя боролась с голодом. Поколебавшись, я ответил: «Сырую рыбу не ем», – и выставил наружу миску.
– Да? Вот ведь как, – проворчал Эрд. – Ну, сушить её для тебя никто не станет.
«Он что же, так и уйдёт?» – Я проводил взглядом жирные тушки, кинулся следом, за решётку схватился, крикнул:
– Эрд!
– Чего тебе ещё? Погоди, я соседа твоего подкормлю, он не такой борзый, ест что дают.
Я пробовал просунуть между прутьями голову, но не вышло. Гулкое коридорное эхо повторило скрежет решётки, звяк стали об кафель, скрип. Затем неизвестный сосед мой принялся громко урчать и чавкать, поедая мою порцию. Я непроизвольно сглотнул слюну, думая: «Ну нет. Сдохну, а сырую рыбу жрать не стану».
Чтобы отвлечься от гастрономических мыслей, стал придумывать, как подъехать к Эрду. Разговорить бы его…
– Что ты хотел? – спросил Эрд, снова явившись к решётке.
– Ты не в курсе, скоро меня отправят в национальный парк? По договору у меня прогулка, почему вы меня в питомнике держите?
– В парк торопишься? Я бы на твоём месте не спешил. Хилый ты с виду, долго там не продержишься. Скоро ли тебя выпустят, спрашиваешь? Это как получится. Как наберётся публика, так и отправят. Сам подумай, чего хозяевам рыбу на тебя изводить без толку, хоть ты её и не жрёшь? Но, думаю, не скоро это будет. Кербер на сворке, возле самого Арбора рыскает, фелиды сейчас полусонные, публику не соберёшь. Вот закатится Кербер…
Эрд оказался словоохотливым, должно быть соскучился среди бессловесных питомцев. Я слушал очень внимательно, временами вставляя замечания, хоть Эрда и не нужно было науськивать. Вот что я понял: Кербером они называют Сириус-Б, Арбор – по-нашему Сириуc-A. Кинода обращается в плоскости орбит звёздной пары, полюсом смотрит на Арбор, поэтому над Архипелагами Полуденного полушария он не закатывается никогда. Когда садится Кербер, наступает время фелид – каких-то местных зверей. По словам Эрда получалось, что дикие фелиды хищны и коварны, но в это время года не проявляют агрессии, по большей части спят. В национальном парке они разгуливают свободно, почтенная публика может всласть насмотреться на игры этих зверей с питомцами. С безопасной позиции. Всё это меня возмутило до крайности, особенно замечание Эрда:
– На тебя бы я не поставил, хоть ты и говорящий. Фелида тебя слушать не станет, сначала отъест голову. Хотя… Сидел у меня один хлюпик вроде тебя, только шестилапый, говорить не говорил, зато летать умел. Крылья у него оказались под панцирем. И бойцом был знатным, потому и выжил. Может, ты летать умеешь?
– Нет, – ответил я, с натугой переваривая информацию.
– Ты боец?
– Да как тебе сказать… – промямлил я.
– Так какого рожна ты в парк торопишься?
«Никуда я больше не тороплюсь. Пожрать бы, поспать, подышать свежим воздухом», – с тоской подумал я, а вслух сказал.
– Да я не в парк, ты не понял. Прогуляться бы…
– А, так тебя вывести надо? Так бы сразу и сказал. Беда с вами. Сидите молчите, пока не обгадитесь, а мне убирать. Ты хоть не огнегадящий?
– Какой?
– Ну, как твой сосед, к примеру. Тот, если его не выводить долго, как бабахнет задницей! Дым, вонь. Всё в загоне пожёг, поганец, даже краска на стенах в струпьях. Ты не такой?
– Нет.
– Вот и хорошо. А ещё лучше, что ты говорящий. Иному молчуну поди втолкуй, что во двор по галерее направо. Приходится шевелить дурака погонялкой. Не люблю я этого. И вы не любите. Какой животине в здравом рассудке понравится, когда ей под хвост тычут разрядником? Ну что, я сейчас выйду из галереи, а то мало ли, вдруг ты с виду только спокойный, а на деле бешеный или ядовитый какой.
Эрд, оставив разрядник в расстёгнутой кобуре, вытащил из кармана робы измызганный пульт дистанционного управления, но нажимать не спешил.
– Не ядовитый я. Открывай, не брошусь, – взмолился я. Очень хотелось прогуляться.
– Смотри у меня. Разрядник – вот он. Выходи.
***
Я прогуливался по тесному дворику, заложив руки за спину. Добродушного надсмотрщика получилось уговорить – загонять меня сразу он не стал; сам рад был случаю посидеть под тентом, подышать морским воздухом. Со стороны моря двор ограждён не был. Только полному идиоту могло прийти в голову сигануть с такой высоты – метров тридцать, это как минимум, и дно незнакомое.
Эрд курил трубку. Сразу её вытащил, как только очутился под открытым небом. Проворчал: «Ты, говорящий. Смотри, не скажи никому», – и стал, прикрываясь от ветра, прикуривать. Выпустил первое облачко дыма, воровато оглянулся, как мальчишка, честное слово. Я подумал, что курить надсмотрщику не полагается, однако во время прогулки он почему-то не боится, что его поймают на горячем, озирается по привычке, а не по необходимости.
На мальчишку Эрд похож не был, напоминал разомлевшего курортника или отставного капитана лайнера местного сообщения. Развалился в шезлонге под рваным тентом, растянутым над широкой лестничной площадкой, более всего смахивавшей на капитанский мостик древнего судна. Казалось, он дремлет, но облачка дыма выпускал как по таймеру, раза три в минуту.
Я прохаживался, осматривался, думал: «Решётка галереи за его спиной. Заперта. Пульт у него в кармане. Дохлый номер. Не факт, что на этот пульт выведены наружные двери. И где они, наружные двери? Морем пахнет. Что он курит? Дым приятный. Интересный какой в питомнике прогулочный дворик. Раньше был ограждён». От парапета остались обломки стоек – ржавые редкие зубья. Странная планировка для тюремного двора, больше похоже на смотровую площадку. И эти двери… В тылу двора, под лестничной площадкой, где нежился в шезлонге надсмотрщик, в серую монолитную стену врезаны были двери с электронными замками. Косясь на Эрда, – тот не возражал, плевать ему было, чем занят питомец, – я подошёл ближе, всмотрелся. «Двери точно как на станции. Только для кинодов. Нет, шире и ниже. И там на замке контур четырёхпалый. А тут вообще нету никакого контура. Отпираются с другой стороны? Может, с пульта? Что за надпись?»
Мелкие хвостатые буквы на панели замка. Что тут написано?
– Приложите ладонь, – равнодушно пробубнил толмач.
Я вздрогнул, выскочил из-под лестничной площадки. Нет, Эрд молчал, на меня не обращал внимания. Показалось мне, или толмач по собственной инициативе?.. Я вернулся к двери и снова спросил себя, уставившись на хвостатую надпись: «Что тут написано?»
– Приложите ладонь, – повторил толмач, как мне показалось, тоном усталым и недовольным. Кому понравится дважды отвечать на один и тот же вопрос?
Я машинально последовал совету – ладонь положил на пластину с надписью. Замок подмигнул зелёным глазом, дверь с тихим шелестом скользнула в паз; в коротком узком коридоре с голыми стенами вспыхнули лампы. В конце коридора… «Лестница? Извини, дружище Эрд, я не буду спрашивать разрешения. Интересно, что там, внизу. Говорят, любопытство сгубило кошку, но я ведь не кошка».
Как только я вошёл, дверь за моей спиной закрылась. Полотно глухое, даже если Эрд спохватится сразу, понять за какой дверью я спрятался – та ещё задачка. Почему его не заботило, что я могу сюда смыться? Куда ведёт лестница? Можно ли выйти обратно? Я обернулся. Замочной панели с этой стороны не было. Я запаниковал. Орать хотелось и по двери барабанить чем попало, еле сдержался. Закрыл глаза, подышал, потом двинул к лестнице. Шёл крадучись, хоть и не знал, чего и кого следует опасаться. Размышлял, чтобы не удариться снова в панику: «Не подстроено ли? Слишком просто: ладошку приложил – открылась нора. Зачем тогда замок, если кто угодно может… Погоди-ка. С чего я взял, что кто угодно?»
Лестница длинная, в конце площадка. Времени на размышление не очень много, но, пока спускаюсь, надо разобраться в положении.
«Эрд вёл себя так, будто никаких дверей нет. Возможно, он считает, что двери заблокированы. Почему? Казалось бы, достаточно прочесть надпись, приложить к панели ладонь… Стоп!» Я остановился на площадке. Хлипкая дверь с окошком, никакого замка нет в помине. Приоткрыта. Сквозь матовое стекло сеется на пол свет, а в щель между дверью и притолокой льётся потоком. Чертовщина какая-то. На двери надпись.
– Что здесь написано?
– Пожарный выход, – скучно сообщил толмач.
«Пожарный выход? Из тюрьмы? Бред! Тюрьмой это здание раньше не было. Терраса не была тюремным двором. Кто угодно мог открыть дверь. Эрд полагает, что открыть не может никто. Что из этого следует?» Сделать вывод я не успел, потому что сдуру распахнул дверь и выперся наружу, точно как на крыльцо собственного загородного дома.
Улица, разбитый тротуар, в трещинах травяная щетина. Жара. Порывом ветра дверь чуть не вырвало у меня из рук, глаза запорошило песком. Пылевой чёртик хлестнул серым хвостом стену, потом, словно бы оттолкнувшись, махнул через дорогу в тень дома. «Тени чёткие – отметил я, – и короткие, Арбор в зените. Чёткие и густые. Это по контрасту. От света глазам больно. Спрятаться в подворотню?»
