– Не ругайтесь, пожалуйста, – попросил батюшка.
– Не буду. Но когда узнаете все, сами поймете, какая она сука.
– Не ругайтесь, пожалуйста, – терпеливо повторил отец Феодосий.
– Не буду, не буду. Короче, она стала ходить к этому старику соседу, когда Федька был в поле. И все такое. Короче, забеременела. А Федька – нормальный мужик, думает, его дитя будет. А старик, как я говорил, рыжий был. Один такой в деревне. Ну, так родила она, значит. А пацан рыжий-рыжий, аж красный весь. Ну, деревня заговорила, ясен пень, что, видать, сука эта, извиняюсь, блядь такая, от старика родила, стерва, извиняюсь. Сказал я Федьке, и он по пьяни прижал свою дуру, та и рассказала, что, мол, ходила приласкать старика, чтобы тот дом ей отписал и участок земли. Он, типа, одинокий. Да не рассчитала и залетела. И вообще, не для себя старалась, а чтобы им с Федькой все досталось. Ну, в общем, увидел я все, когда он за нею гонялся по двору с дрыном. Думаю, убьет, мать ее. Вступился. Так он мне по хребтине, а потом по башке как даст, козел безродный. Прости меня господи. Ну и что мне теперь делать, батюшка? Он же мне кум. В милицию вроде неприлично. И так оставлять тоже не хочется. Что скажете, отец?
– Что тут скажешь? – как-то обреченно проговорил священник, сидящий на кровати и все это время слушавший с опущенной головой. – Поступайте, как совесть велит, храни вас Господь.
– А вы что думаете? – обратился Игнат к Ивану. – Заявить мне в милицию?
И тут же добавил:
– А, так вы все пропустили. Я расскажу еще раз.
– Нет, нет, я все понял, – спохватился Иван. – Тут надо подумать, – отвертелся он от прямого ответа.
– Ладно, пойду покурю.
Игнат вышел из палаты.
– Вот вам и жизнь во всех ее проявлениях, – засмеялся священник. – Вы, наверное, редко сталкивались с такими людьми?
– Редко. Очень редко.
– А жаль. Это народ, и ему предстоит еще пройти юность и повзрослеть. Гордыня часто мешает увидеть естество человеческого бытия. Люди все больше живут в своих норках и коробочках, боясь выйти из них на волю и нарушить привычный ход рутинной жизни. – Он перекрестился, пробормотав что-то про себя.
– Но ведь человечество должно как-то развиваться?
– А вы полагаете, оно развивается? Оно движется в неизвестном направлении. Так уж случилось.
– Но разве не этого хотелось Богу?
Отец Феодосий посмотрел Ивану в глаза.
– Кто знает. На все Его воля. Может быть, это один большой урок, который люди должны усвоить.
– Что-то Россия медленно усваивает такие уроки.
– Это на наш, земной, взгляд медленно… У людей, у общества, как вы говорите, была внутренняя потребность перенести тяготы и испытания, что с нами случились. Вы считаете, наверное, что Ленин, Сталин или коммунистический режим были виноваты в том, что с Россией произошло. А мне думается, народ сам хотел быть истерзанным и униженным. Людское сознание должно было эти муки перенести для чего-то. Иначе оно бы сопротивлялось и не допустило тех беззаконий, что творились. Значит, общество нуждалось в крестном пути. На все воля Господа.
– Довольно безжалостно по отношению к конкретному человеку.
– Как сказано в Книге Иова, которую я вам читал, человек рождается на страдание, как искры в костре, чтобы устремляться вверх. Господь накажет, и Господь пожалеет. – И он перекрестился.
– Что же тогда Бог и что же тогда мир?
Батюшка заулыбался.
– Не думаю, что вы готовы принять истину. Поэтому не буду стараться вам объяснить… Вот вспомнил сейчас слова Борхеса, писателя Борхеса, он писал как-то, что роза цветет безо всяких «почему».
Помолчали.
– Все мы находимся в неведении относительно замыслов Творца, и в этом, я полагаю, наше счастье. Наша свобода – суть Его творения и основание нашего незнания. Не знаю, понимаете ли вы меня…
– Я понимаю, но трудно это принять.
– А вы раскройте свое сердце и освободитесь от страха…
– А вот и я. – На пороге стоял Игнат. – Там такая сестра… – и он глубокомысленно покачал головой.
Священник тоже покачал головой – и улыбнулся так, будто говорил с ребенком, хотя на вид Игнату было около пятидесяти лет.
Игнат уселся на кровати с надеждой приобщиться к разговору.
Помолчали.
– Может, в картишки сыграем? – неуверенно спросил он.
Никто не ответил.
– А, – догадался он, – вам же нельзя, – сказал он, глядя на священника. – Ну, может, тогда ты, Иван?
Тут в палату вошли доктор с сестрой.
– Игнат, – сразу начал хирург, – это ты спрятал бутылку в туалете?
– Какую бутылку? – с искренним недоумением, покраснев, воскликнул Игнат.
– А ну встань и дыхни, – потребовал доктор.
Игнат отвернулся и молчал.
– Так что?
– Ну, немного я отпил. Было дело. Это же полезно для здоровья. Быстрее все заживет. Дезинфекция там всякая. Что такого-то?
– Еще один раз, и я выпишу тебя из больницы.
– Больного-то?
– Больного, больного.
– Как вам не стыдно такое говорить человеку с пробитой головой. А еще доктор. Вы же давали клятву Родине. Лечить всех и вылечивать.
– Ладно, ложись и спи. И тихо себя веди.
Как по команде, Игнат улегся под одеяло и отвернулся к стене.
Доктор подошел к Ивану и присел на край койки. Взял его руку, заглянул в глаза, осмотрел повязку на голове и опять посмотрел в глаза.
– Как вы себя чувствуете, Иван Иванович? Что беспокоит?
– Физически все нормально. Морально лучше. Спасибо вам за отца Феодосия. Вовремя вы меня отвлекли… – Он замолчал.
– Все будет хорошо, – с чувством произнес доктор. – Давайте, как договорились, я вам помогаю, а вы мне, и вместе у нас все получится. Звонили ваши коллеги из института. Я не разрешил пока к вам приходить. Они сказали, чтобы вы не волновались, они все устроят с похоронами.
Иван отвернул голову к стене. Или это воспоминания придавили ее к подушке?
– Крепитесь, мой друг, крепитесь. Еще звонили из прокуратуры. Им надо с вами встретиться. Я пока их отговорил, но это все равно произойдет.
Помолчали.
Доктор пожал Ивану руку и пересел к священнику, лежавшему на кровати с книжкой.
– Как у вас дела, отец Феодосий?
Священник отложил книгу и снял очки.
– С Божьей помощью, все в порядке. Когда отпустите меня? А то дела ждут…
– Пару дней понаблюдаем, и, если все будет в порядке, пойдете домой.
Он посмотрел выразительно на батюшку и кивнул слегка в сторону Ивана.
Священник так же выразительно посмотрел и мягко кивнул головой в ответ.
После обеда Игнат продолжал спать в той же позе. Священник с книгой сидел на кровати. В больничном халате он выглядел немного неестественно, поскольку его сан не мог спрятаться в такой стандартной одежде.
Иван лежал на спине, а затем повернулся на бок, к священнику.
– Отец Феодосий, так чем закончилась история про Иова?
Священник отложил книгу, опустил немного очки и посмотрел поверх очков на Ивана.
– Хорошо. Я прочту вам несколько мест, но решать вам придется самому. Знайте это. У всех у нас разная судьба, от этого и слова мы понимаем по-разному, и смысл их раскрывается неоднозначно.
Он нашел нужную главу в Библии и начал читать:...
«И отвечал Господь Иову из бури и сказал: Препояшь, как муж, чресла твои. Я буду спрашивать тебя, а ты объясняй Мне. Ты хочешь ниспровергнуть суд Мой, обвинить меня, чтобы оправдать себя? Такая ли у тебя мышца, как у Бога? И можешь ли возгреметь голосом, как Он? Укрась же себя величием и славою, облекись в блеск и великолепие; излей ярость гнева твоего, посмотри на все гордое и смири его; взгляни на всех высокомерных и унизь их, и сокруши нечестивых на местах их; зарой всех их в землю и лица их покрой тьмою.
Тогда и Я признаю, что десница твоя может спасать тебя».
Священник поглядел на Ивана.
Иван смотрел ему в глаза. Так продолжалось почти минуту. Затем отец Феодосий перелистнул страницу и продолжил:
...
«И отвечал Иов Господу и сказал: Знаю, что Ты все можешь, и что намерение Твое не может быть остановлено. Кто сей, омрачающий Провидение, ничего не разумея? – Так я говорил о том, чего не разумел, о делах чудных для меня, которых я не знал.
Выслушай, взывал я, и я буду говорить, и что буду спрашивать у Тебя, объясни мне.
Я слышал о Тебе слухом уха, теперь же мои глаза видят Тебя.
Поэтому я отрекаюсь и раскаиваюсь в прахе и пепле».
Отец Феодосий снова замолчал и через минуту прочитал последнее:
...
«И возвратил Господь потерю Иова, когда он помолился… и дал Господь Иову вдвое больше того, что он имел прежде.
После того Иов жил сто сорок лет и видел сыновей своих и сыновей сыновних до четвертого рода;
И умер Иов в старости, насыщенной днями».
Священник закрыл книгу и снял очки.
До вечера они не разговаривали.
Иван заснул. Ему снились забытые чувства. Он плакал и смеялся. Радовался и холодел от страха. Он шел по дороге, утопая по колено в пыли и переживая, что может испачкать белые туфли, надетые на голые ноги. Он пытался их разглядеть, но ноги были очень длинными, и он не мог увидеть туфли и понять, в каком они состоянии. А потом что-то рвануло его вниз с головокружительной высоты, и он проснулся.
