Рука Тони покоилась у нее на колене. Мег и не заметила, когда она там оказалась. Приятная рука — теплая, понимающая, полная ожидания.
Мег мягко отстранила ее.
— Благодарю, Тони, но не надо этого. Я люблю Тимми.
— Разумеется, — весело согласился Тони. — Такой славной девочке и положено любить мужа.
Мег отнюдь не была уверена, что ей хочется казаться славной девочкой. А Тони уже предлагал ей полюбоваться красивым видом. Мег вдруг подумала, что Тимми никогда не предлагал ей полюбоваться чем-нибудь, разве что самим собой или своей работой.
Тони попросил разрешения зайти, но Мег ответила отказом, и Тони снова принял его с шутливой покорностью.
Он предложил свои услуги — любые, какие потребуются.
— Желательно — не безгрешные, — уточнил он. — Только позовите. Но если придется заняться чем-нибудь безгрешным ради удовольствия побыть рядом с вами, я согласен. Чиню пробки, навешиваю полки, кладу линолеум. Я прирожденный Мастер-От-Скуки-На-Все-Руки. Согласен даже выгуливать этого противного пса.
Они немного постояли на крылечке. Тони признался, что предпочитает общество женщин. С моряками он плохо сходится, потому что с ними не о чем разговаривать. Они делятся новостями, перебрасываются шутками, злословят, но умный разговор поддержать не умеют. И вот теперь он повстречал ее, Мег, и ей так просто от него не отделаться. Надо же ему с кем-то общаться.
— Общаться можно и с Зелдой.
Мег кликнула Томпсона, вошла в дом и заперла за собой дверь; она глянула на голые, шершавые, милые своей простотой стены, стол из сосновых досок и порадовалась, что осталась одна.
— Надеюсь, Зелда и Мег поладят, — сказал Джим, старший помощник. — Хорошо, если б они подружились. Боюсь, твоя Мег затоскует одна в горах.
Сами они в это время находились подо льдами Центральной Арктики — место, прямо скажем, весьма неуютное. Радиометристу оно никогда не нравилось, а матрос Хоскинс пролежал без сна всю условную ночь и думал, что будет, если они, находясь под ледовой горой, выпустят ракету. Хватит ли у нее мощи пробить лед, или же она, как в детских комиксах, повернет назад и уничтожит их самих?
— Мег не одна, с ней Томпсон, — сказал Тимми.
Он почувствовал, что Мег думает о нем. Она смеялась. Тимми посмотрел на часы. Одиннадцать тридцать по Гринвичу. Ночью ему снилось, как Мег гуляет с Томпсоном по лесам его детства.
Мег, конечно, гуляла с Томпсоном, но только по горам. С тех пор как Тимми ушел в море, Томпсон преодолел свой страх перед овцами; теперь ему нравилось гонять их. На него действовал лишь окрик или сердитый взгляд. Если Мег брала пса на поводок, он тянул ее за собой по бездорожью; Мег спотыкалась и тревожилась за свои лодыжки. Томпсона удавалось сдерживать лишь силой воли. Ей пришло в голову, что Тони куда послушней.
Не успела она подумать об этом, как Томпсон скрылся за гребнем горы, и хоть она звала его добрых пять минут, не возвращался. Поднялся холодный ветер, горы косились на нее враждебно. Она была чужая здесь. Мег решила оставить Томпсона — пусть сам отыщет дорогу домой Он ближе к природе — прыгает, носится наперегонки с ледяным ветром, радуется жизни. Мег угнетало лишь то, что она в ответе за Томпсона, ведь он принадлежит Тимми. Сверху ей видны были гавань, доки, серое море, медленно движущиеся краны, маленькие, будто игрушечные; а в следующей горной складке — сама база с ее расчерченными, как по линейке, дорогами, красивыми домиками, высокой тонкой оградой из проволоки, а за ней какие-то темные бугры, — вероятно, лагерь пацифисток, где поставлены или разбиты — или как там это у них называется — палатки. Мег забралась слишком высоко, чтобы разглядеть детали.
Меня это не касается, думала она, пусть играют в свои игры и оставят меня в покое. Я хочу любить мужа, гулять с собакой и наслаждаться жизнью.
И Мег побежала вниз, домой.
В пять часов Томпсона еще не было, и почтальон, доставивший конверт со множеством красных полос, предостерег Мег:
— Фермер всадит пулю в вашего пса, однако. Он снова гоняет овец.
— Никого он не гоняет.
Красные полосы побудили ее вскрыть конверт; внутри лежало уведомление о том, что кредитная карточка Тимми аннулирована за неуплату долга. Мег узнала, что они задолжали компании 843,72 фунта стерлингов плюс 12,5 процентов с этой суммы. Тимми говорил, что карточкой можно пользоваться при покупке обоев, краски, паласов и прочего. Она брала ее с собой накануне, когда ездила на базу за бакалейными товарами, и отметила, что их общий с Тимми счет изрядно истощился. Очередной месячный заработок Тимми почему-то не был внесен в общий баланс.
Мег поежилась. Холод пробирал ее до костей. Она натянула на себя побольше шерстяных вещей, подбросила дров в камин, хоть дров оставалось на удивление мало, и то и дело открывала дверь, высматривая Томпсона, — конечно же, напрасно.
Стемнело. Томпсон не появлялся. Мег позвонила Тони и расплакалась.
— Сейчас приеду, — сказал он.
Томпсон явился одновременно с Тони. Пес радостно пыхтел у двери, ронял и снова хватал зубами дохлую крысу, очевидно ожидая похвалы за то, что он ее придушил.
— Надеюсь, он не гонялся за овцами, — сказал Тони. — В этих краях за такое дело могут и пристрелить.
Тони отнял у Томпсона крысу, велел Мег принести таблетку от глистов и затолкал ее в горло Томпсону. Потом он надоумил Мег написать в компанию и дал ей номер телефона офицера на базе, помогавшего женам моряков вести финансовые дела, когда их мужья уходили в плавание. Тони заявил, что подводники ничего не смыслят в денежных делах, да и вообще в хозяйстве.
— Вероятно, их разум подвержен приливам и отливам, как и мощные глубинные течения, — предположила Мег. — А жалкие суетные умишки их жен легковесны, как пена прибоя. Сплошные мелочи, никакой целостности.
— Не сгущайте краски, — ответил Тони.
Он сунул руку в отсек для сажи, заключил, что трубу надо прочистить, и пообещал прислать человека, который заодно установит зонт над дымовой трубой, чтоб при северном ветре дым не шел обратно.
Тони предложил Мег закинуть продукты с базы, чтоб она могла отсидеться дома в пургу, иначе начальству придется посылать за ней вертолет — а ей это вряд ли понравится. Ему бы тоже не понравилось. Вообще лично ему приятно, что кто-то пытается жить независимо, за пределами базы. Морское ведомство и без того слишком довлеет над людскими душами — не его это дело.
Тони собирался одолжить ей на время телевизор, но Мег отказалась — она не любит телевизор, но он настаивал: еще как полюбите, берите до Нового года, пока муж не вернется.
Тони сказал, что ничего не ждет взамен. Просто ему нравится приносить пользу людям. Он и сам одинок, уж поверьте. И она одинока. Так почему бы им не пообщаться какое-то время?
И он ушел, успокоив Мег, согрев ей душу и возбудив любопытство. Она пыталась вызвать в памяти лицо Тимми и не могла, будто само присутствие другого мужчины в доме, его пальто, брошенное на спинку стула, его хозяйственные заботы и дела как-то вытеснили и без того ускользающий образ Тимми.
— Знаете ли вы, — начал капитан (они уже снова вышли в Тихий океан, и коралловые рифы, несмотря на все их коварство, не казались им такими грозными, как вечные льды), — знаете ли вы, что нас, подводников с ядерных лодок, сейчас больше, чем голубых китов? В сто раз больше — одних только американцев, русских, китайцев. Подданных Великобритании, конечно, маловато. Наши пять подлодок обеспечивают дополнительное прикрытие крупнейшим европейским столицам — это капля вина, добавленная в лимонад ребенку, чтоб он почувствовал себя взрослым и перестал шуметь.
— Нам рассуждать не положено, — заявил Джим. — Наше дело — выполнить свой долг и погибнуть.
— Однако погибнем не мы, а другие, — возразил Тимми. — Погибнут, когда мы выполним свой долг.
На дне моря люди впадают в задумчивость. В иные дни не помогает и haute cuisine[4]. Матрос Хоскинс хорошо играл на гитаре, но помнил только антивоенные песни шестидесятых годов, а они настраивали всех на сентиментальный лад.
— С этим Томпсоном просто беда, — жаловалась Мег Тони. — Ведет себя так, будто я ему сестра, а не хозяйка. Он меня совсем не уважает.
— Зато я не веду себя так, будто ты моя сестра. — Тони лежал в постели с Мег, вернее, только что туда забрался — погреться, как он выразился. Печник, явившийся прочистить трубу, сказал, что она вот-вот обрушится и в камине нельзя разводить огонь до его, печника, прихода, а придет он завтра — с материалом; надо переделывать трубу.
Холод снова пробрал Мег до костей. Офицер с базы объяснил ей, что почти все месячное жалованье Тимми ушло на погашение кредита, выплату ссуд под закладную и прочих долгов. На текущие расходы почти ничего не осталось: вольно было ей транжирить деньги — покупала сливки, когда можно было обойтись неснятым молоком, посылала письма спешной почтой, оклеивала обоями фермерский дом, где вполне сошла бы и простая побелка. Он, разумеется, даст ей денег — аванс в счет следующего жалованья мужа. Морское ведомство полагает, что за женами нужен глаз да глаз — и не без основания. На жалованье морского офицера холостяк, пожалуй, разгуляется, а уж семейному особняки отделывать не по карману. Как теперь быть? Ну, если она решится продать дом и переехать на базу, она сама убедится, что здесь жизнь значительно дешевле.
