Прошло больше двух недель с момента знакомства и почти ежедневного общения молодых людей. Дэвид много и охотно рассказывал о детстве, учёбе в старейшем британском университете, о Лондоне и Англии вообще, и о своих планах на будущее. Воображение девушки рисовало пасторальные картины жизни в туманном Альбионе и казалось, что именно о такой жизни она мечтала с детства. Думать о Рудо хотелось всё меньше. О сыне Даля вспоминала не так часто, как раньше, и звонила матери в Вильнюс намного реже.
В один из дней Дэвид сообщил, что на выходные едет в Ленинград. Даля не придала событию значения, лишь пожелала новому знакомому хорошей поездки. Но когда обнаружила, что рядом нет того, к кому успела привыкнуть, девушка заволновалась. Два дня, пока подданный её величества любовался красотами города на Неве, Даля неотступно думала о нём. Когда же восторженный от увиденного в Северной Пальмире Дэвид вернулся, девушке показалось, что только этого момента и ждала. Наверное, она больше чувствовала, чем понимала, что регулярные частые встречи не могут пройти просто так, но это отчего-то уже не пугало.
Молодые люди продолжали дружески общаться и захаживать друг другу в гости. Прошёл месяц. «Шила в мешке не утаишь!» – гласит народная мудрость. В один из дней Даля допоздна задержалась в гостях у Яны. Распрощавшись с подружкой, торопливо идя по коридору, неожиданно столкнулась с Дэвидом, который не мог скрыть радости от встречи. Несмотря на поздний час, уговорил девушку зайти ненадолго в гости. Даля замялась, но потом согласилась…
На следующее утро, лёжа в постели рядом с Дэвидом, она уже точно знала, что сделает всё, чтобы не разлучаться с ним. Далю не волновало, что она замужем и у неё подрастает сын, и непонятно, чего здесь было больше: желания стать настоящей британкой или действительно чувства, вспыхнувшего в её холодном сердце.
Каждый день они проводили вместе, смело строя общие планы на будущее. Дэвид сиял от счастья, как надраенная бляха солдатского ремня, и не сильно задумывался о том, как будет объясняться с мужем своей возлюбленной. А вот объясняться пришлось. Произошло всё как в скверном анекдоте. Рудо вернулся из казахстанских степей, где трудился студенческий стройотряд, на три дня раньше, чем обещал супруге. Он летел на крыльях любви, в прекрасном настроении! Еще бы! Получилось заработать много больше денег, чем планировал, и очень хотелось сделать жене маленький сюрприз: свозить на недельку к теплому морю, в любимый студенческий лагерь «Буревестник»! Самолёт прибыл ночью, но Рудо не стал дожидаться утра, пока начнут курсировать рейсовые автобусы. Взял такси и по двойному тарифу быстро домчался до общежития. Извинившись перед вахтёром за то, что так рано побеспокоил, поднялся на этаж и тихо, стараясь никого не разбудить, открыл дверь комнаты. Свет из коридора скользнул внутрь и осветил краешек расстеленной кровати. Сердце забилось часто!
«Наверное, спит? Не напугать бы мою милую», – с нежностью подумал Рудо.
Но в следующее мгновение, когда дверь открылась чуть шире, а свет выхватил из темноты всю нижнюю половину кровати, Рудо остолбенел. Из-под одеяла, рядом с нежными женскими ножками, торчали чьи-то рыжие и волосатые… Что случилось потом, Рудо плохо помнил. По счастью, его успели остановить дюжие молодцы из соседних комнат, сбежавшиеся на дикий грохот падающей мебели и истошный крик Дали. Результатом бурного объяснения стало разбитое лицо британца и травмы обеих рук аргентинца. Рудо, который всей душой был предан супруге, хранил верность и безумно любил сына, стал рогоносцем. Для латиноамериканцев – самое страшное оскорбление.
Скандал, к счастью, замяли. Дальше – развод по обоюдному желанию. Решением суда ребёнка оставили матери. А что Рудо? Он впал в жуткую депрессию. Единственное, что удерживало от окончательного срыва – подготовка дипломного проекта. Рудо с головой ушёл в работу…
В столовой
Если Тимур на отсутствие аппетита никогда не жаловался и в любое время был не прочь подкрепиться, то Рудо большим гурманом не слыл и к пище относился весьма равнодушно. Друзья едва успели проскользнуть в просторный, залитый светом зал, как тут же бдительная дежурная закрыла за ними высокую стеклянную дверь.
Столовая закрывалась, поэтому выбор блюд на витрине не отличался большим разнообразием. Пришлось довольствоваться тем, что завалялось на раздаче. В итоге на поднос к Тимуру перекочевал почти весь оставшийся на полках ассортимент. Набор блюд Рудо оказался куда скромнее и ограничился молочными сосисками с яичницей, салатом из моркови с яблоками, стаканом сметаны и чашкой чая с долькой плавающего в нем скукоженного лимона. Оплатив покупки, парни направились к свободному столику на подиуме, который отделялся от центральной части зала невысокой декоративной оградкой с дубовыми перилами. Друзья, расставив тарелки, уселись за стол у большого окна, прикрытого занавеской из прозрачного тюля. Народу в зале почти не осталось. За парой соседних столиков добивали остатки завтрака припозднившиеся аборигены из общежития.
Тем временем дежурная вывесила табличку «Закрыто» на входной двери, за которой осталась группа опоздавших и не сумевших прошмыгнуть в зал студентов. Повариха, полная женщина, облаченная в белоснежные одежды, с высоким колпаком на голове, важно прошествовала в центр зала, где присоединилась к другим сотрудникам, вышедшим из цеха на перерыв.
Недалеко от места, где проворно орудовали столовыми приборами Тимур и Рудо, собралась не большая, но шумная компания: повара, помощники, работники варочного цеха, сотрудники, трудившиеся на раздаче, и кассиры. Они, сдвинув несколько столов, уселись дружной компанией. Разговоры тружеников столовой периодически прерывались взрывами смеха. Набор блюд на столе у поваров и помощников ничем не отличался от того, что предлагался студентам. Тем временем в большом зале столовой кипела работа. Уборщицам за время короткого перерыва следовало навести порядок, чтобы успеть к уже скорому и самому беспокойному времени в работе столовой – обеду.
– Рудо, сегодня Новый год, не забыл? – глядя за спину приятелю, туда, где шумно чаевничали труженики в белых одеждах, спросил Тимур. – Какие у тебя планы? Где встречать собираешься?
– Что тут думать? Знакомые, с кем приехал когда-то Москву, хотят собраться. Наверное, больше не увидимся. Учёба подошла к концу. Скоро разъедемся по домам, кто куда, – с грустью сказал Рудо. Поковырявшись немного вилкой в салате, продолжил: – Да и я тоже собираюсь ехать домой…
– Как домой? – чуть не подавился Тимур. – Вот это новость! У тебя же красный диплом намечается! Не забыл, что 25 января, на Татьянин день, в торжественной обстановке из рук ректора его получишь, а там и аспирантура тебе гарантирована! Неужели бросишь всё и уедешь? Тема работы у тебя отличная, и шеф что надо. С таким раскладом через три года защитишь кандидатскую, и тогда уже не магистром, а доктором наук вернёшься домой! Мне помнится, ты и сам так планировал сделать.
Тимур не мог поверить в то, что сейчас услышал от друга. Новость подпортила и без того неважное настроение. Ко всему добавились грустные мысли о том, что приближается момент расставания с друзьями, вместе с которыми не один год прожил бок о бок. Не хотелось верить, что безвозвратно уходят в прошлое ночные посиделки в общежитии, когда можно без особых церемоний заглянуть в комнату к друзьям.
Тимур привык к общежитию, и ему не верилось, что безмятежная студенческая жизнь подошла к концу. Хотелось хоть как-то продлить это время и сохранить сложившийся круг общения, поэтому Тимур бросился уговаривать друга не спешить с отъездом.
– Зачем торопиться? – спросил Тимур.– Ведь ты здесь давно свой, почти что соотечественник?
– Нет, – пряча глаза, словно стесняясь признания, ответил Рудо, – не соотечественник…
– Да брось, не цепляйся к словам, ну, ты же по духу наш. Ты соотечественник не в смысле гражданина страны, а в смысле ментальности. Ну, сам рассуди. Тебе, чудак-человек, выгодней здесь продолжить учёбу, чтобы потом вернуться на родину, но в другом, более высоком статусе!
Тимур, столь красноречивый и убедительный, стыдился признаться себе, что главный мотив его увещеваний – простой эгоизм, а не забота о карьере Рудо.
– Всё, что ты говоришь, правильно – не возразишь, – Рудо положил вилку на стол, откинулся на спинку стула и, глядя в окно, задумчиво сказал, – полгода назад примерно так же рассуждал. Всё ясно и просто: что делать, и как строить жизнь. Правильно говоришь, что сейчас у меня есть все возможности, и есть прямая выгода от продолжения учёбы, но нет главного – нет желания здесь оставаться.
Голос Рудо то ли от волнения, то ли от нахлынувших воспоминаний задрожал.
– Очень хочу вернуться домой. Соскучился по родителям, по младшему брату и сестре, которых не видел уже семь лет. Подумать только семь лет! Здесь ничто не держит. Нет сил, даже до защиты потерпеть. Наверное, тоска по дому есть не только у русских. Последние месяцы совсем грустно стало, только работа и спасала. Сейчас, когда делать нечего и осталось дождаться только дня защиты, время словно остановилось. Там, далеко, я свой, а здесь – чужой…
