день ото дня – или ночь от ночи? Все смешалось в доме – серый градиент, растекающийся от вымышленной линии горизонта в обе стороны, уходит в условное небо и в условную землю, а они – сливаются в одно, мир зацикливается на себе, схлопывается, как кольцо. Как у Маркес: «и ты не знаешь, что будет в конце трипа…». Кольцо, что держит ее внутри, из которого нет выхода – вернее, он есть, но дверь открывается только тогда, когда она засыпает в другую реальность. Теплую, нежную.
«Супер, Вер. Живешь во снах и прошлым. Лучшего расклада не придумать», – обиженная на себя, с чуть поплывшими глазами, она сунула в уши наушники, включила волну погрустнее и пошла домой. Там ее ждал мольберт с пустым холстом и разбросанные по полу наброски – прошлой ночью она хорошо запомнила его глаза и губы, так и не вспомнив ни одной иной черты лица. Она с нетерпением скинула пуховик, схватила карандаш и тонкими, полупрозрачными линиями набросала глаза на большом холсте – точно, они! Вера отошла на пару шагов от мольберта, посмотрела на свой рисунок повнимательнее – и улыбнулась: как здорово, получилось. Теперь в этой зыбкой реальности он тоже существует.
Вспомнила свою первую ассоциацию с его глазами – ельник, елки. Зеленые, с желтым и карим оттенком, кажется. Впрочем, зачем оттенки, елки так елки! Вера дорисовала зрачкам намек на пушистые еловые ветки. «Еще из них должно литься какое-то непостижимое добро…», – чуть сгладила уголки и резкие переходы. Решила, что этот вариант будет в графике, карандашом, без цвета: «Надо же ему, привыкшему жить в красочных и теплых снах, как-то аккуратно входить в наш серый-пресерый мир…» Рисовала весь вечер и полночи – линия, штриховка горизонтальная, вертикальная, тень, чуть смазать, чуть ослабить тут, а здесь добавить. Она говорила с ним, исследовала, изучала его, искала и находила его, узнавала его тайны, открывала его секреты.
– Кто же ты? Откуда я так хорошо тебя знаю?.. – вслух спросила Вера, закончив полотно в полчетвертого утра. Она долго и с особенной вдумчивостью смотрела в него, пытаясь вспомнить, пытаясь понять, из какого такого дальнего ящика ее подсознание вытащило этот образ. Ничего не выходило: Вера будто просто знала его всегда так, за границей «яви».
…Сон наткнулся на нее, спящей прямо на полу у мольберта. В ослабевшей руке она держала карандаш, светло-русые волосы по-прежнему были собраны в неаккуратный низкий хвост. Она медленно приоткрыла глаза и оглянулась – ее комната была не совсем такой, как в реальности.
Вместо кровати прямо на полу лежал желтый водяной матрас, укрытый цветастым тканым пледом в цветочек, пластиковые окна превратились в деревянные, их зачем-то выкрасили в электрический синий, занавесок не было, зато на подоконниках стояло множество самых невообразимых растений в еще более невообразимых разноцветных горшках. С потолка свисали хвосты гирлянд из цветной бумаги, ловцы снов и мини-мандалы. На круглый журнальный стол была накинута плотная пестрая материя, а поверх выстроена целая гора книг на незнакомом языке: то ли грузинском, то ли арабском, а может быть, и вовсе эльфийском. Вдоль периметра, по всему прямоугольнику пола, стояли разных размеров свечи – их воск причудливо растекся и застыл в виде сказочных существ. В комнате витал нежный, томно-пудровый аромат – что-то сродни миксу пачули, граната и жасмина.
Вера посмотрела на свои руки – ну конечно, это ее даже не удивило: они были разрисованы слегка начавшими блекнуть узорами мехенди – линии, «огурцы», лепестки, точки и капли двигались и переливались…
Она ощутила дурманяще приятный запах свежесваренного кофе и оглянулась в поисках источника. В комнату – босой, сильный, светящийся – вошел он. Широкая улыбка, глаза-прожекторы – безошибочно… он был одет в объемную льняную рубашку и неоново-зеленые шорты, а в руках держал две кружки.
– Доброе утро, – протянул ей один кофе и сел рядом, скрестив ноги.
– Ну как там, весна?.. – почему-то спросила она, указав на окно – снова виделся лишь кусочек неба и пара начавших зеленеть веток.
Он легко, по-доброму усмехнулся и посмотрел ей прямо в глаза:
– Ты – весна…
Вера почувствовала, как загорелись ее щеки, кровь ударила в голову…
…пробуждение. Все почти так же, как в этом очередном странном сне: она лежит на полу возле мольберта, в руках – карандаш, волосы – собраны. Только окружает ее глубокая темнота, настолько плотная, что кажется, ее можно потрогать руками. Вера дрожала от холода, сильно раскалывалась голова.
– Сколько сейчас?.. – посмотрела на часы, тикающие так громко, будто отсчитывали последние секунды существования планеты. 5:20. – Прекрасно. Ни то, ни се. Господи, как холодно…
Вера закинула в себя таблетку «нурофена», добралась до постели и, завернувшись в одеяло, снова уснула.
…– Куда ходила? – спросил все тот же он, сидя на цветастом водяном матрасе. Он держал в руках коричневую укулеле и тихонько, мелодично перебирал тонкие струны.
Вера не знала, куда она ходила и ходила ли куда-то. Все, что она понимала в этот момент, – это то, что ей хочется отобрать у него гитару, сесть к нему на колени и, не останавливаясь ни на секунду, целовать его шею, плечи, грудь, каждый миллиметр… подошла ближе, мягко вынула инструмент из его ладоней. Он обнял ее всю своими теплыми большими руками. Зазвонил телефон. Он опять звонил шумно, настойчиво, раздражительно…
…8:00. Ее глаза тут же открылись, будто осознавали все. что происходило во сне и наяву, будто для них ничто из этого не было другим, но все было едино – и из них текли тяжелые, увесистые слезы. Ее накрыли страх и тоска. Она совершенно одна в этой жизни – той, которую принято называть реальностью. Здесь для нее совсем ничего не существует. Ей так страшно, так жутко, так тесно, так холодно…
Странный плод воображения завладел ей – а что, если не плод, что, это если сейчас она спит и видит невзрачный и пустой сон? А, думая, что засыпает, на самом деле, просыпается к той жизни, о которой мечтала? В которой она – свободная, уверенная, горячая и, кажется, уже любимая. Которая – полная интереса, огня, увлечений. Не ради денег – их в той жизни просто не существует, не ради пресловутого успеха – ведь в той жизни ей не нужно ничего никому доказывать, искать способов казаться деятельней, активней. В той жизни, которая пока что отчего-то грубо зовется сном, она делает то, чего действительно желает, воплощает
