кто-то первым отводил глаза, а губы расплывались в той самой едва заметной улыбке, которая вещает о настоящем, неподдельном счастье, с такой опаской и так трепетно разрастающемся внутри.
Утром, проснувшись от этого сна – самостоятельно, а не вследствие жестких надрывов будильника, – она ощутила такое спокойствие, такую гладь, такую тихую, но уверенную энергию внутри себя, что сразу же, не умываясь и не завтракая, отключив телефон и прочие гаджеты, несмотря на то, что за окном царила самая обычная загруженная работой среда, – села писать новые глаза. На этот раз – в холодную, сдержанную, при этом очень глубокую и многозначительную акварель. Вера уже любила его взгляд, каждую черту его глаз, всякий раз отыскивая в них что-то новое, неповторимо красивое – и пыталась передать это что-то тонким движением карандаша или кисти на своем желтоватом холсте.
4
Она работала над картиной весь день, сделав лишь раз, часов в шесть вечера, перерыв – совершенно необходимо было сходить за канайоло, конечно. Вера быстро захмелела, потому что со вчерашнего вечера ничего не ела, но это ощущение расслабленности и легкости только помогало ей писать. Полностью самоизолированная, отключенная от реального мира – ее руки танцевали, а сердце обливалось созданной ею самой любовью. Закончила примерно в полночь – и то только потому, что хотела скорее лечь спать и снова побыть собой и – побыть с ним. Но проверить мессенджеры и почту все же решилась – ожидаемо, там случился полный аврал.
«Вера, вот ТЗ, ждем к вечеру», «Вера, привет, лови бриф, завтра сможешь отдать?», «Добрый день! Отсылаю вам все правки от руководства, прошу внести как можно оперативнее», «Вера, ты где?», «Ку-ку», «АЛЕ», «Прием, Вера, куда ты пропала?!» и так дальше.
Раньше она бы сильно замахнулась телефоном, прицелилась бы прямо в стену и – кинула бы с чувством, но в кровать (все-таки 120 кусков на земле не валяются, а с рассрочкой только-только разделалась). Теперь же усмехнулась и глотнула еще вина – уже прямо из бутылки. «К черту, к черту всю эту вашу ‘реальность’. Дорогие друзья-коллеги! Не интересует!..»
Слегка подлавливая первые «вертолеты», Вера бухнулась на кровать и сразу же уснула.
…А он – сразу же пришел к ней. К ней – в мастерскую, с потолком под пять метров и обширной антресолью, где стояла ее маленькая односпальная кровать с резной чугунной спинкой – как здорово, что кто-то однажды решился сюда ее затащить, хоть и совсем непонятно каким образом! Стены просторной мастерской, полной воздуха и света, были увешаны вдоль и поперек эскизами, набросками, готовыми работами – все про его глаза, кое-где губы, еще встречались руки или отдельно пальцы.
Войдя в мастерскую, он обернулся вокруг своей оси несколько раз, провел взглядом снизу, от пола, которой тоже был уставлен все тем же сюжетом, вверх, прямо до антресолей – у него вырвалось восторженное и вместе с тем смущенное «У-у-у-у-ух!..»
Вера сидела на узком подоконнике в простом, слегка просвечивающем платье из молочно-белой парусины – сегодня она взяла выходной от своего столь плодовитого ремесла, поэтому белое оказалось вполне уместным. Колонки отбивали мягкий и чувственный испанский рэп. Она смотрела в окно, болтала ногой, пила зеленый чай, не вытащив пакетик из прозрачной кружки, – он был чуть горше, чем полагалось.
– Нравится? – повернула к нему голову.
– Да, конечно, это очень здорово! Я просто немного… Застеснялся, что ли. Никогда не видел столько версий своих глаз – они все такие разные, но безошибочно… Мои.
– Я люблю твои глаза. Я знаю их.
Пять минут спустя они целовались, стоя посреди мастерской. Чай остывал, лямка платья скатывалась по ее плечу… А шея – тонула в его большой и теплой руке.
Проснулась только к часу дня – телефон разрывался от пропущенных звонков, сообщений, капсов, восклицательных и вопросительных знаков.
– Черт, – выругалась она. – Как же вы все меня бесите.
Не вылезая из кровати, Вера ответила на несколько самых важных писем, потом сходила на кухню за кувшином с фильтрованной водой, отправила в рот таблетку «нурофена» и «ноопепта» – последний, мастерски исполняя роль великолепнейшего плацебо, очень раньше помогал сосредоточиться. Работала весь день. Голова оставалась чуть тяжелой, а спину и ноги тянуло, как при гриппе. К вечеру Вера все-таки сумела закрыть самые горящие задачи, однако большую часть все равно отложила на потом.
В прошлом она не замечала за собой такого: получив задание когда-то по учебе – что в школе, что в университете – позже на всех работах, старалась сразу же его выполнять, максимально оперативно и качественно. Теперь ей просто не хотелось тратить на эту бессмысленную штамповку свое время – Вера вдруг осознала, что ее работа стала для нее методом прокрастинации и попыткой забить, забыть, спрятать и задушить на корне свои собственные амбиции и чувства.
Как часто, думала Вера вечером, наливая в прозрачную кружку горький зеленый чай, она выбирала «поработать» вместо того, чтобы творить. Как часто говорила: «У меня слишком много дел, я не успеваю ничего, кроме работы, поэтому и не обзавожусь никаким этим вашим хобби». Тогда она откладывала на потом себя – а теперь работу: так что же из этого страшнее?
– Ну да, – рассуждала девушка вслух, ходя по прохладной комнате в большой серой футболке, – странновато, конечно, что себя я нахожу, когда сплю, но почему нет? Кто сказал, что медитировать, пребывать там в моменте, как Джарахов и прочие джа, путешествовать, самореализовываться и вся вот эта муть – про то, чтобы выбирать себя и жить для себя? Как для себя жить, я сама решу. И вообще. Спать классно, это факт. Ну а то, что я там вижу… Вдохновляет меня. Создает меня. Уйти бы туда. Насовсем.
Последнюю фразу она сказала громко и до нее не сразу дошел смысл собственных слов. Глаза Веры округлились.
– А что, это идея… Там мой реальный мир, а не вот эта серость и все это долбанное пьянство вокруг… Оставлю как запасной…
Решила прикорнуть на 15 минут. Вернуться в свой мир.
…прижимается к его сильной спине всем своим телом, крепко обхватив за талию. Его мускулы двигаются, она чувствует это своей грудью. Мимо проносятся белые скалы и голубое море шумит где-то далеко внизу. Шлем чуть съезжает, Вера легким движением головы поправляет его. Ветер овевает ее сгоревшие на солнце плечи. Они летят на мотоцикле, рассекают ветер – нежный соленый поток с поверхности океана.
