– А дальше? Из чугуна в железо где намерены переделывать?
– Я думал, где-нибудь ближе к Томску. Ближе к реке. Там же и механический завод, чтобы паровые машины строить. И вальцы для рельсов.
– Это лишнее, – рубанул ладонью генерал. – Топлива вдвое больше потребуется. Лучше все вместе… А рельсы-то вам… Герман Густавович? Правильно? Рельсы вам, Герман Густавович, для каких целей потребны?
– А вот эту полосатую линию видите? Это железная дорога. Сперва из Томска в Красноярск. После уже и до Омска…
– Однако! – выдохнул впечатленный размахом моих замыслов Чайковский и сел, позабыв предложить это же мне.
И я стоял у стола, как студент на экзамене у профессора, пока отец всемирно известного в будущем композитора размышлял.
– Это же какие деньжищи! – Женщины всегда прагматичнее мужчин. Генерал о деньгах и не вспомнил, обдумывая организационные и технические проблемы, а вот его «друг семьи» – в первую очередь.
– Около двух миллионов, сударыня, – кивнул я госпоже Александровой. – Не считая чугунки, конечно.
– Да-да, – рассеянно согласился Чайковский. – Не меньше двух…
– И высочайшее дозволение на постройку дороги у вас, господин губернатор, уже, верно, есть? – не унималась женщина.
– Нет, – откровенно признался я. – Но будет. А на строительство железоделательного уже и бумаги выправлены, и капиталы собраны… В основном.
– А какая выработка железа должна быть у вашего, Герман Густавович, завода? – очнулся генерал.
– Тонн пятьдесят, – пожал я плечами. – Наверное. Я не слишком в этом разбираюсь. Железа должно быть достаточно на все заказы. И на рельсы, и на пароходы, и на мелочи всякие. Я, знаете ли, этим летом намерен достроить дорогу в Китай. А там наши изделия вполне охотно берут.
– М-да… Однако!
Чайковский пятерней взлохматил и без того торчащие как попало волосы.
– Этакий американский размах! Я потрясен. Дерзкий, весьма дерзкий прожект. В дикой-то Сибири! Но, смею спросить, отчего вы пришли мне это показать?
– Как – отчего? – Я сделал вид, будто удивился. – Так ведь этому всему нужен управляющий! Человек совершеннейше ваших, дорогой Илья Петрович, качеств. Опытный, знающий и обладающий талантом подбирать нужных людей. Куда же мне еще было это нести?
– В Сибирь? – хихикнул генерал. – Я? Больной и усталый человек? Простите великодушно, но…
– Десять тысяч в год серебром, – чувствуя себя дьяволом-искусителем, перебил я хозяина. – И право самому подобрать себе сотрудников. Могу прямо сейчас выписать вексель в Государственный банк. Это на переезд вам и тем людям, кого вы сочтете нужным принять на службу. И непременно обделайте свои дела с евреями. Сколько там? Рублей пятьсот? Семьсот?
– Пятьсот семьдесят, – вскинув брови, выдохнул он.
А Елизавета Михайловна прикрыла рот ладошкой.
– Пятьсот семьдесят, – хмыкнул я и, без спроса усевшись за стол, принялся писать. – Будем считать, что это мой подарок вашей замечательной семье на Рождество.
– Но нам нужно посоветоваться, обсудить… – Семидесятилетний генерал, профессор и инженер еще пытался остановить катящийся на него вал. – А что, если соблазн окажется слишком велик и я растрачу ваши деньги?
– Ах, я не сказал! В этом случае вы откажете своим детям в безбедном будущем. К жалованью прилагается еще и три процента акций томских железных заводов.
– Пишите, сударь, пишите, – заторопилась госпожа Александрова, судя по всему, очень скоро планирующая сменить фамилию на «Чайковская».
Да я и не сомневался. Лежащий на столе в гостиной листок бумаги с круглой цифрой – сам по себе лучший агитатор.
– Анатоль! – позвал я по-французски, пока Илья Петрович что-то активно обсуждал с Елизаветой у окна.
Парнишка, видно подслушивавший у двери, мигом появился.
– Там. – Я махнул рукой на позабытый всеми пакет с подарками на комоде. – Разберись, кому что. В Рождество был слишком занят, прости, что только сейчас…
– Что вы, ваше превосходительство! – сгребая тяжелый сверток – одни ружья весили по три фунта, поспешил он меня оправдать. – Мы-то тем более вам подарки не сделали.
– Герман Густавович! – позвал Чайковский. – Я принял решение согласиться.
– Отлично, – протягивая руку, искренне обрадовался я. Теперь у меня есть на кого свалить хоть часть забот. – Еще две или три недели я буду в столице. За это время вам, Илья Петрович, следует заняться подбором людей и готовиться к дальнему путешествию. В случае любых затруднений… Илья Петрович! Я не шучу! Любые затруднения – и вы ставите меня в известность! О конкретной дате отправления я вас извещу.
– Хорошо, Герман Густавович. – Ну вот, уже и имя мое запомнил. Хорошее начало! – У меня будет время ознакомиться с новинками в металлургии и снестись с некоторыми своими учениками. А если потребуется приобрести что-либо из приборов или инструментов…
– Шлете ко мне посыльного.
– Шлю к вам посыльного, – улыбнулся Чайковский, и Елизавета Михайловна ласково взяла его ладонь в свою. Управляющий моих заводов в надежных руках.
Я заторопился уйти. Наступал момент, когда дальнейший разговор мог превратиться в переливание из пустого в порожнее. Илье Петровичу было что обсудить с Елизаветой Михайловной, и мне не стоило при этом присутствовать.
Тем более что время приближалось к обеду и в животе потихоньку распевались обиженные скудным завтраком кишки. В Аничков дворец назначено на четыре дня. Это означало – кормить не будут. Следовало поесть где-нибудь в городе. Кухарка старого генерала Лерхе была кем угодно – Густаву Васильевичу лучше известно кем, – но только не искусной стряпухой. По правде сказать, из всего, что она рисковала приготовить, я смог без содрогания впихнуть в себя только овсяное печенье. Но нельзя же круглосуточно давиться одним и тем же?! Так от переизбытка овса в организме можно и заржать по-конски!
Благо я являлся обладателем уникального, единственного в своем роде, внутричерепного говорящего навигатора по Санкт-Петербургу. Герочка не дал помереть с голоду, подсказав, что неподалеку от училища правоведения, на Рыночной, есть вполне себе приличный подвальчик, в котором кроме спиртного подают еще и замечательные кушанья из курицы. Так прямо расхваливал покрытые золотистой корочкой жирные тушки с гречишным гарниром, что я чуть слюной не захлебнулся.
Заведение нашлось на том самом месте, где и было во времена моего… то есть Герочкиного – ученичества. И хотя курицу они больше не готовили – то ли поставщик сменился, то ли повар, – но и щи, и котлеты оказались отменными. А вместо компота хорошо пошла ледяная водка. Немного. Граммов примерно сто да под хрустящую квашеную капустку и пьяным меня не сделали, и необходимое расслабление сжавшейся от страха душе подарили.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
