— Как тебя зовут, дитя? — спросила она нежно.
Услышав её голос, девочка улыбнулась, сразу успокоившись, и ответила:
— Герда.
Много дней я летел, куда глаза глядят. Точнее, мне казалось, что я лечу, куда глаза глядят, но когда дубы, клёны и каштаны почти совсем исчезли, уступив место берёзам и соснам, я понял, что всё это время стремился назад, на север. Тогда я остановился, поселившись в первом попавшемся лесу: по большому счёту, мне было всё равно, где жить. Я никому не рассказывал, что встречался с королевой лета, и что для неё сделал. Меня мучила совесть.
— Моя сестра, — сказала она, — нашла способ нарушить древний договор, согласно которому каждая из нас не может посягать на владения другой. Она создала того, кто способен сражаться за неё. Есть лишь один способ остановить её: сделать то же самое.
— Что ты сделаешь с ней? — спросил я, глядя на девочку, крепко спавшую на постели из цветов.
— О, не волнуйся, маленький ворон, — ответила королева лета. — С ней всё будет в порядке.
Она погладила девочку по голове, и там, где её рука коснулась волос, их цвет изменился, став из белокурого золотым.
— Она заставит снег растаять? Растопит льды, будет взглядом зажигать пламя?
Я представил себе битву между теплом и холодом и разрушения, которые неизбежно вызовет такая битва.
— Лети, маленький ворон, — рассмеявшись, ответила королева. — И, прошу тебя, сохрани нашу встречу в тайне.
Даже если бы она не попросила меня, я так и поступил бы. Ночь за ночью мне снилось одно и то же: как девочка, сидящая на крыше у чердачного окна, протягивает руку за красными башмачками. Кто были её родители? Велико ли сейчас их горе? Должен ли я был отказаться от поручения королевы?
Я не искал встреч с сородичами и старался держаться подальше от стай других воронов, ворон и грачей. В середине лета я обратил внимание на одинокую серую ворону, которая вела себя так же, как и я, из-за чего мы с ней то и дело сталкивались клюв к клюву в самых глухих уголках леса. Как-то я из вежливости заговорил с ней.
Её звали Клара — имя, данное людьми, потому что она родилась и выросла в неволе. В лесу ей, бывшей ручной вороне, приходилось нелегко. Клара была чем-то похожа на меня: потерянная, не желающая говорить о прошлом. Она почти не умела охотиться, плохо разбиралась в ягодах и выбрала себе неподходящее место для ночёвки. Кто-то должен был о ней позаботиться.
Листья с деревьев осыпались, пришли затяжные осенние дожди, а потом и снег. Мы с Кларой сидели бок о бок, склёвывая с куста ягоды терновника, переговариваясь друг с другом о том, что не так уж плохо живётся здесь, в этом лесу. Я сказал, что по весне я выстрою хорошее, крепкое гнездо для будущего выводка воронят, подумав при этом: если только мы все переживём грядущую зиму.
— Смотри, — сказала Клара, — как странно. Та девушка, что приближается к нам по дороге, совсем босая, в такой-то холод!
Клянусь, я понял, кто это ещё до того, как обернулся.
Герда тоже казалась старше, чем была в тот день, когда я увёл её из дома. Но я едва заметил это, все мои мысли мгновенно смыло потоком радости, охватившей меня от того, что я находился с ней рядом. Была ли она красива? Я не смог бы ответить на этот вопрос. Я только знал, совершенно твёрдо знал, что эта девушка прекраснее и лучше всех на свете, и чего бы она ни хотела, я должен сделать всё, чтобы помочь ей.
Конечно же, она будет рада нашей помощи, она ищет любимого брата по имени Кай, которого потеряла; не видали ли мы его?
— Брата? — каркнул я. Изумление пробилось даже сквозь затуманенный счастьем от близости Герды разум.
Да, названного брата, которого она знает с детства и любит всем сердцем, так мы не знаем, где он может быть сейчас?
Я открыл было клюв, чтобы объяснить ей, как сильно она ошибается, что она даже ни разу не видела того, кого называет братом, но улыбка королевы лета встала перед моими глазами, и горло помимо воли сдавил спазм.
— Кажется, я видел его, — смог выдавить я, прокашлявшись. — Его унесла Снежная королева, слышала ли ты о ней?
Выслушав мой рассказ, Герда поблагодарила нас за помощь — я почувствовал себя на седьмом небе от счастья — и сказала:
— Но это так далеко… как я дойду туда пешком, босая?
Все мы посмотрели на её ноги. Пока мы разговаривали, на том месте, где стояла Герда, пробилась свежая трава. Никто из нас не нашёл в этом ничего странного.
Клара вызвалась проводить её в город, чтобы она нашла там обувь и повозку с лошадьми. Я остался в лесу — мне не хотелось расставаться с Гердой, но она велела мне так сделать, сказав, что и одной вороны-проводницы более чем достаточно.
Пока я ждал их, ко мне постепенно возвращалась способность думать — если только можно назвать раздумьями сумбур, царивший в моей голове. Если бы не Клара, я бы немедленно улетел, куда глаза глядят. Мне не хотелось вновь испытать то, что я чувствовал рядом с Гердой. Но я не мог оставить ручную ворону одну.
Клара вернулась поздно вечером. Она вся была в слезах: Герда не взяла её с собой. Девушка уехала из города в золотой карете, запряжённой четвёркой лошадей. Весь город наперебой старался угодить ей.
— В золотой карете? — переспросил я, не веря своим ушам.
— Да, — ответила Клара, — её владелец с радостью подарил карету этой милой девочке!
В этом я как раз не сомневался.
— Слишком уж роскошно для здешних мест — проговорил я.
Это было ошибкой. Клара рассталась с Гердой совсем недавно.
— Мы должны лететь за ней, — сказала она. — Как мы не подумали, что подвергаем её опасности! Я не прошу себе, если что-то случится!
Я пытался отговорить её, но бесполезно. В конце концов, Клара просто взлетела и направилась на север, не слушая моих уговоров.
Мы нашли убитого кучера и слуг. Могли ли они бежать? Вряд ли тем, кто ограбил карету, нужна была их смерть, они напали только из-за золота. Но слуги защищали не золото, они защищали Герду, сидевшую в карете, и ради неё были готовы сражаться до последнего.
Мы видели разбойничий лагерь, по которому бродили, пряча друг от друга глаза, плохо одетые, обросшие бородами люди с печальными, растерянными лицами. Совсем молодая девушка — судя по одежде и оружию, их предводительница — рыдая, билась головой о землю, твердя: я не хотела, я не виновата, пожалуйста! Один из разбойников раскачивался в петле на суку.
Выяснять, что здесь произошло, мы не стали. Дикие голуби рассказали нам, что золотоволосая девушка уехала на север верхом на олене, жившем у разбойников, хотя, насколько поняли голуби, ей предлагали взять и лошадей, и карету. Мы полетели следом.
Если сначала я всего лишь следовал за Кларой, ожидая, пока к ней вернётся здравость рассудка, чтобы уговорить её вернуться назад, то теперь я чувствовал, что должен увидеть, чем всё кончится.
Через несколько дней полёта перед нами открылись ледяные пустоши.
Мы нашли оленя, замёрзшего до полусмерти, с ввалившимися боками, лежащим под небом, пылающим северным сиянием.
— Когда ты ел в последний раз? — спросила Клара.
— Мы мчались без отдыха, — ответил олень. Слова давались ему с трудом. — Она торопилась.
Я взял с Клары слово оставаться снаружи ледяных чертогов, пока я не вернусь. Наверное, мне и самому не стоило бы соваться внутрь, я бы так и сделал, если бы мог.
Там было холодно и совсем тихо, я не слышал ничего, кроме шороха собственных крыльев. Я летел через бесконечный лабиринт ледяных покоев, безошибочно находя дорогу по чуть протаявшим на полу следам босых ног — должно быть, где-то по дороге Герда снова потеряла дарёную обувь.
Они стояли друг перед другом, Кай и Герда, зима и лето, в огромном зале, пол которого был похож на замёрзшее озеро. Кай ещё меньше походил на человека, чем в нашу прошлую встречу. Его кожу покрывали морозные узоры. Я усомнился, способна ли сила Герды вообще подействовать на это существо.
— Я нашла тебя, — проговорила Герда.
Услышав её голос, я почувствовал, что любовь к ней охватила всё моё существо: как я мог осуждать её? Как мог бояться? Почему стыдился, вспоминая о том, что помог сделать её тем, кем она стала?
Герда протянула руку, чтобы дотронуться до Кая. Тот попытался оттолкнуть её — оттолкнуть! Её! И я, выпустив когти, упал на него сверху, чтобы не дать ему этого сделать.
Я даже не коснулся его. Кай повёл рукой, и меня отшвырнуло в сторону, я упал на груду ледяных осколков, до самого сердца охваченный холодом, не в силах шевельнуть ни лапой, ни крылом.
Рука Герды легла на его плечо, и Кай вскрикнул: от боли? От удивления? Я погрузился в темноту.
Очнулся я от того, что меня тормошила Клара. Полярное сияние освещало пустой зал, только лёд в центре озера пошёл трещинами, словно туда с размаху упало что-то тяжёлое. Я попробовал шевельнуться, но не смог. Не чувствовал тела. Не мог понять даже, дышу я или нет.
