сейчас совершенно не до этих задач. Ведь так хорошо на душе от нашего звучного смеха, рассёкшего пространство своими крыльями. Ведь так тепло…
И вместе с ним появились хищные детективы. Прямо сейчас — в этот идеальнейший момент, когда нашу связь нахально не могут прервать ни школьные звонки, ни наши друзья, когда нам действительно хорошо вдвоём без всякой лжи и притворства. Люди, окружающие нас, тщательными «осмотрами» и мысленными допросами, не являемыми нам двоим — может быть, всем другим, но точно не нам, — начали искать истину наших взаимоотношений… Но мы наперёд знали всю цепочку этих бессмысленных поисков. Они с первых минут разочарования будут забавиться этой игрой, зная, что мы играем не с ними, а друг с другом: тщательнее всего мы прячем все чувства, как улики, друг от друга, а значит, эти «детективы» однозначно проиграют. Ничего не найдут. И никого не разоблачат.
Но, знаешь, как-то всё равно на них — пусть смотрят. Я не буду рассказывать им о нашей с Тобой истории. И Ты не рассказывай. Но пусть уж они её хотя бы видят. Завораживаются. И строят догадки.
Пусть видят в те моменты, когда я, разгорячившаяся из-за безответственности, казалось бы, уже взрослых людей, начинаю тихо, себе под нос злиться… Пусть видят и тогда, когда я вдруг чувствую, что что-то во мне резко меняется… от Твоих аккуратных касаний. Пусть видят, как я замираю в будто бесконечной доле секунды, в которую я метаюсь между двумя вариантами развития событий, последствия которых не известны: злиться на Тебя, надёжно спрятавшись от хищников за ложью, или раскрыть истинную природу наших взаимоотношений, один-единственный раз взглянув Тебе в глаза. В этот момент я разорвалась на миллион мелких частичек, не способная принять взвешенное решение (хотя когда я на это способна?), и…
— Ну что ты делаешь? — всё в том же возбуждённом рвении спросила я, стрельнув глазами в Твои — по-детски невинные, чистые, без всяких масок. И я изменилась окончательно. Злость, негодование и непонимание утонули в моём счастье: неподалёку, совсем ведь близко, стоят Твои друзья, наши общие знакомые, но Ты со мной был идеально настоящим, каким Ты, казалось, мог бы быть только в моих снах, слишком частых до неверия и не таких трагичных, как новогодний.
— У тебя волос на ресницах, — с заявившей о себе уверенностью ответил Ты и лёгким движением руки медленно сломал выстроенное за эту неделю моральное состояние — так искусно поджёг чувства на ураганном ветру наших изменений…
Видишь?
Как мы меняемся в каждую из встреч.
И как мы меняемся между ними.
И всё это благодаря друг другу.
И благодаря самим себе.
Всё могло бы быть так просто, а на самом деле… Хочешь, я пущу Тебя на минутку в свои мысли — туда, что заполняет моё сознание в минуты блаженной усталости? Даже если не хочешь — я поделюсь этим, чтобы мне вновь стало легче.
Все минуты, идущие после встреч с Тобой, невероятно странны. Меня изнутри сжигает боль, но она будто исцеляющая, она будто не убивает, а даёт мне силы. В индивидуальном поединке, поединке меня с моими чувствами, в отличие от игры мира с нами, никогда не будет ни победителя, ни проигравшего. Истина, прячущаяся в моей груди, которую я каждый раз стремлюсь скрыть в пучине обыденности, режет сильнее, чем тупой нож безразличия. Наверное, поэтому она и заставляет меня жить. Заставляет быть. Заставляет гореть.
Поэтому в следующую встречу я снова посмотрю Тебе прямо в глаза — так буквально несколько минут назад мне советовала и компьютерная игрушка, созданная для баловства, но говорящая убедительней всей жизни. В следующую встречу я, непременно, побегу без оглядки за этой мыслью, тепло улыбнусь и снова безнадёжно сорвусь в пропасть с вершины Твоих глаз.
Так мы и будем каждую встречу становится друг от друга дальше, чем в предыдущую или между ними. Но каждая из них будет нужна нам, чтобы научиться светить.
Светить навсегда не рядом друг с другом… Но для себя.
Письмо моему ℋ.
СЕДЬМОЕ ПИСЬМО
6 марта 2020 года
Снова здравствуй, мой Незнакомец, которому я уже написала несчётное количество писем, не ожидая ответа. Сегодня всё будет так же, но чуть по-иному…
Скоротечно бежит время, а я уже пишу о Тебе не больше, чем о проходящих мимо людях, красивом небе, укутанном в закат, или бьющих в сердце событиях, и будто отпускаю в свободное плавание все свои чувства, чтобы они сами нашли выход.
И с каждым днём они всё больше понимают, как им нужно идти, чтобы выбраться наружу, чтобы не биться в пустоту, а искать себе место в окружающем мире: в любой детали природы, в любом звуке, свете или цвете; в людях, которые меня окружают и которых я могу видеть каждый день; в их глубоких или наивных, в их очаровательно полных или пустых глазах; в их таких разных улыбках; в расставаниях, в поцелуях, встречах и ссорах. И я влюбляюсь в этот мир, и вижу в нём новые, ранее невиданные смыслы. Именно так мои чувства находят своё место: они становятся проводниками, искренним связующим между мной и этим необычайным миром. Они, бьющие в груди ключом, становятся прекрасной обыденностью, но благодаря встречам с новыми людьми и их душами они становятся ещё и уникальностью.
Раньше они дикой болью отзывались в груди, причём особенно сильно ночью, когда эмоции, разъярённые нашим глупым поведением, раскрывались только времени, но сейчас они находятся в одном лишь спокойствии. Мы держали под замком свои сокровенные мысли и чувства подальше от людей, но спустя время я поняла, что бесполезно их запирать. И они наконец выбрались наружу и начали растворяться искренностью в окружающих людях.
И вот теперь я замечаю, что мы совершенно уже не такие, какими встретились в пересечении наших жизней. «Мы», какими бы странными ни казались наши отношения, почти иссякли, почти изжили себя. Это, несомненно, грустно. Ведь из Тебя и меня могло сложиться такое прекрасное «мы», которое теперь упущено… Но я сразу же задумываюсь: разве эта мнимая бесконечность не лучше, чем реальная? Она вдохнула в нас больше жизни, она в принципе познакомила нас с ней, она позволила прикоснуться к её руке и научиться не отпускать. Мнимость, вырастившая эту фантазию, которой мы жили, подарила нам намного больше, чем сумела бы реальность.
Сегодня мы в последний раз сыграли друг с другом и с самими собой в «обмани» — и так же, в последний