К тому времени Миликян, встревоженный переменами в «нэнормалной бессоновской семье», не только откинул всякую обходительность по отношению к Наде, но и избегал любых контактов с администраторшей, даже здороваться опасался. Впрочем, скоро он вовсе уволился, так как возглавил собственную клинику: всесильный тесть помог.
А на Надиной работе все очень переживали за «брошенку». Больше всех – верная Валюшка. Она пыталась успокаивать Надю фразами об «удаленном из ее жизни гнойнике». Такая вот неожиданная образность мышления открылась вдруг в легкомысленной «мышке-норушке».
Мама вошла в кухню и бросила на стол две фотографии. Когда Надя взглянула на снимки, у нее задрожали руки. Кровь бросилась в лицо. На фотографиях была она, Надежда, в миликяновской машине. Несмотря на темноватое изображение, можно было ясно различить страстно целующуюся парочку.
– Это я экспроприировала несколько дней назад у твоего муженька. Как уж я заставила его выложить эти «козыри», рассказывать не буду. Не сегодня, во всяком случае.
– Ужасно. Мама, это просто… – Надя не могла говорить от спазма, перехватившего горло.
– Ужас не в том, что ты умудрилась барахтаться с этим стоматологом. А в том, что какой-то «доброжелатель» выслеживал тебя, сделал фотографии и отправил их в тот же вечер на почту Бессонова. А Егорушка их даже распечатал. Собака такая!
– Конечно, Егор не простил меня, дуру, и не верил.
Надя закрыла лицо руками.
– Не о том, доча, речь! Как ты не понимаешь, что только у одного человека был мотив и возможность проделать все это и подставить тебя.
– У жены Миликяна?
– Да у какой жены, – досадливо отмахнулась Галина Викторовна. – Валька подбивала клинья к стоматологу? Да. Миликян предпочел ей тебя? Да.
– Этого не может быть! Валька никогда бы не сделала этой мерзости! Она моя подруга с детства! А вот ты ее всегда недолюбливала по неясным для меня причинам. – Надя вскочила от возмущения, стряхнула гадкие фотографии со стола.
Галина Викторовна подняла карточки и спрятала их в карман кофты, подойдя к дочери, взяла ее за локоть.
– С Миликяном у «моськи» не вышло. Зато теперь может получиться с разведенным Георгием Ивановичем Бессоновым! Ты ведь шестнадцать лет назад перехватила его у кабинета нашей врачихи. Видела я ее лицемерную мордочку на вашей свадьбе… Ну, понимаешь? Теперь-то ты хоть что-то понимаешь?!
– Нет… Этого не может быть, этого не может… – как заведенная мотала головой Надя.
– Значит, так. Сядь на стул и возьми себя в руки. Поставим эксперимент.
– Не смей, мама!
Надя хотела броситься за матерью, когда поняла, что та намерена звонить по телефону.
– Спокойствие, только спокойствие, как говорит наш кумир. Где тут у нас номерок Курочкиной? Ага, вот он! – нашла в записной книжке нужный телефон Галина Викторовна и подняла трубку. – Сядь и молчи! – прикрикнула она на дочь.
И Надя покорно села на стул, схватив от волнения Микки, который тут же принялся лизать ее лицо.
Видимо, в Галине Викторовне Кольцовой пропала не только княжна, но и выдающаяся актриса. Нацепив трагическую гримасу, она заговорила скорбным голосом. Речь ее прерывалась от частого взволнованного дыхания.
– Валечка? Здравствуй, детка. Да, я… Ох, совсем дело плохо. Вот… звоню попросить тебя о помощи. Не очень отвлекаю? Ах, немножко занята… – Галина Викторовна выразительно подняла брови, посмотрев на замершую Надю.
– И все же я попросила бы тебя помочь мне. Приехать к нам… Да, Надюше нужна сейчас твоя поддержка. Все-таки подруге выговориться легче, чем матери. Да… Да, я понимаю. Ну, раз уже договорились на завтра, так тому и быть… А-а, страшная мигрень к тому же? – И снова мама бросила на Надю выразительный взгляд и скроила скептическую мину.
Распрощавшись с Валюшкой, мама категорично рубанула рукой:
– Муженька твоего утешает, к гадалке не ходи!
– Мам, ты всерьез веришь в то, что Егор сейчас у Вали?
– Уверена! Иначе бы Валька приехала. Но сегодня ее приоритет – свободный мужик, которого надо утешить после рокового события и заодно заарканить.
– А ты не предполагаешь, что у нее может быть и иной воздыхатель?
– О котором ты слыхом не слыхивала? – ернически спросила мать.
– Ну, знаешь, я сейчас же позвоню Егору и спрошу напрямую! Он не станет врать.
Надя схватилась за мобильный телефон.
Галина Викторовна вздохнула и решительно взяла аппаратик из Надиной руки.
– Наивная ты моя простота.
Она постучала пальцами по столу, напряженно размышляя, и вдруг крикнула:
– Идея! Дядя Саня! Мы запустим к ним дядь Саню.
– Вот это только через мой труп, мать. Вот просто даже не начинай… – вскинула руки Надя и затрясла головой.
– Да ты послушай меня, послушай! – не сдавалась Галина Викторовна. – Это отличная идея! Саня, конечно, не Иннокентий Смоктуновский, но с молчаливой ролью участкового справится на все сто! Он же любит нас с тобой, в конце концов.
Дядя Саня Пухов был маминым соседом по лестничной клетке. Переехал он в этот дом года три назад и сразу же принялся ухаживать за Кольцовой. Развелся шестидесятилетний дядька давным-давно, детей у него не было. Оказался он человеком душевным и простым. Работал стекольщиком на большом предприятии пластиковых окон. Надя подсмеивалась над застенчивым невзрачным Саней, который пытался галантно ухаживать за ее матерью. Галина Викторовна же поддерживала с соседом дружески-кокетливые отношения.
Дядя Саня оказался незаменим в бытовых делах. Особенно по части хозяйственных перевозок. Новенький «Рено» был главной гордостью работяги. Второй его гордостью стал полковничий костюм дяди-Саниного брата Лехи.
Дело в том, что Леха всю жизнь прослужил в МВД. Откуда был, по его мнению, несправедливо спроважен на пенсию.
– Убери ее с моих глаз долой! – заявил он Сане, привезя полковничью форму к брату. – Все, сжигаю мосты и уезжаю топить тоску в Сороти.
Леха был заядлым рыбаком и особенно любил псковскую реку Сороть, богатую щукой и налимом.
– Из Сороти до сих пор местные берут чистейшую питьевую воду! В реке каждый день купался Пушкин, когда бывал в Михайловском. По этой реке и везли гроб с телом поэта в Святые Горы, – со значением заявлял он каждый раз Сане, приглашая его отведать улов. – Да и сам Ляксандр Сергеич рыбку из Сороти при жизни очень как уважал. Да, благодатные, святые места, – вздыхал Леха, и Саня проникался должным почтением и к Пушкину, и к Сороти, и к ее неиссякаемым богатствам.
А изгнанный Лехой костюм дядь Саня подчас использовал в очень странных целях. Он не был пьяницей, нет! Но редкие праздники любил. Сам лепил пельмени и приглашал на них сослуживцев и соседей. Когда праздник достигал своего апогея, дядя Саня вдруг заговорщически приглашал кого-нибудь из случайных гостей в маленькую комнату и, приложив палец к губам, приоткрывал створку шкафа. Гость с недоумением таращился на полковничий костюм.
– Да-а, – удовлетворенно вздыхал дядя Саня. – Вот такие были в нашей сложной биографии моменты. Такое прошлое, понятное дело, просто так в шкаф не запрешь. Все – здесь. – Он стучал пальцем по своей тощей груди. – Но это – моя тайна… Покрытая мраком прошлого.
И дядя Саня с чувством захлопывал шкаф.
Гость смущенно хмыкал, не зная, как понимать сию эскападу. Бояться «настоящего полковника» или спешить заручиться его покровительством.
Наде дядя Саня тоже в свое время демонстрировал костюм. Тогда мама развеяла все Надины недоумения:
– Дурака валяет, старый брехун! Значительность напускает. Мне-то он байки про свое боевое прошлое не впаривает – я его брата Леху знаю.
Впрочем, невинное вранье мать с дочерью дяде Сане прощали. Протрезвев, он снова становился милым искренним мужиком, забывая о своих мечтах-превращениях до следующего застолья.
Но именно сейчас Галина Викторовна, не чуждая авантюр, вспомнила об униформе, и в ее бедовой голове родился целый план по выведению «говнюков и предателей» на чистую воду.
– Жди меня, доча, я пойду посоветуюсь с Саней, – заявила мать Наде.
– Я могу хоть что-то в этой жизни решить сама?! – взвилась Надежда.
– Конечно. Вот выяснишь всю правду и будешь решать.
Галина Викторовна уже выпархивала из квартиры.
Надя взяла Микки на руки и поплелась в свою бывшую детскую.
Карлсон хитро и ободряюще улыбался со стены, Люка протягивал к любимой хозяйке плюшевые лапы. Микки ревниво на него тявкнул, когда Надя прилегла на диван, подпихнув медвежонка под щеку.
«Я не хочу уже ни правды, ни лжи. Ничего не хочу, кроме покоя. Кроме сладкого забытья», – подумала Надя, закрывая глаза. Только сейчас она почувствовала, как устала. Не только за этот мучительный день. За целый год страданий, слез, пустых надежд и унижения.
Кажется, она задремала. Потому что вздрогнула от прикосновения мамы.
– Мы готовы, Надюш, – с азартом изрекла Галина Викторовна.
