— Но вы не можете этого знать!
— Проверишь на себе, дорогуша. Как ты запляшешь, когда ненавистное поколение окажется твоим кровным ребенком?
— Я могу отказаться от этого?
— Да, — вскидывает руками Лора, — Тогда я первая перережу тебе горло. Ничего личного.
Блондинка побеждает. У меня не находится ответов. Все просто до банальности и единственное, что сейчас важно — Крис знает? Что он думает об этом?
Стук в дверь нарушает воцарившуюся тишину. Я поднимаюсь с кровати, но Лора буквально осаждает меня одним жестом, напоминая о моем положении заключенной. Дверь открывается раньше.
— Эмили?
Холодный голос, но такой знакомый. Я замираю, увидев Кристофера в дверном проеме. Все слова застряли комом в горле.
Лора и Крис переглядываются. Вампир ничего не говорит зараженной, но она почти сразу начинает суетится. Хватает с трюмо зеркало и направляется в сторону, выхода.
— Решился? Не ожидала тебя так рано. Что ж, хорошо, оставлю вас, — резюмирует зараженная, добавив, — ненадолго.
Дверь закрывается, подарив долгожданную тишину. Мы остаемся вдвоем с совершенно новым для меня человеком. И человеком ли? Впервые я испытываю неловкость и волнение рядом с ним, не зная, что делать и о чем говорить. До этого момента даже с прежним Кристофером мы никогда не были наедине. Теперь он и вовсе чужой.
— Как ты себя чувствуешь?
— Не очень. Я почти ничего не помню о вчерашнем дне. Ты чем-то усыпил меня?
— Мы не даем людям запоминать дорогу к особняку. Это вынужденная мера. От этого лекарства у тебя может побаливать голова.
— Есть немного, — признаюсь я. Общение выходит скованным. Кристофер переживает, это заметно. Нужно было смолчать, но я не выдерживаю.
— Что они с тобой сделали?
— Не спрашивай об этом. Теперь у нас есть только настоящее. Тебе придется с этим смирится.
— Но…
— Тебя не обратят.
Брюнет, как и прежде, заботлив. Он подходит ближе и берет меня за руку. Очень аккуратно, как будто сейчас я выдерну свою ладонь из его руки и презрительно отвернусь. Но это не так. Я не отстраняюсь.
Черные глаза, клыки. Изменилось больше, чем внешний вид парня, поведение и приобретенная жажда. Что-то внутри Кристофера сломалось и сейчас образ прежнего человека приходится собирать по крупицам, испытывая инстинктивный страх перед его новой сущностью.
На бледном лице отражается боль. Я чувствую, ему сложно быть рядом, говорить со мной, стоять так близко.
К глазам подступает пелена слез, но приходится бороться до последнего, стараясь прятать свои эмоции и переживания.
— Не надо меня бояться, я не причиню тебе вреда. И никто в этом доме. Можешь быть спокойна.
— Крис, я хочу вернуться. Отпусти меня в лагерь.
— Это невозможно. Обратного пути нет.
— Почему? Ты теперь один из них?
— И да и нет.
— Что это значит?
— Пока не время говорить об этом.
Мужчина сжимает мою ладонь и слегка потягивает к себе, заставляя сердце биться быстрее.
— Позволишь обнять тебя?
Все происходит быстро. Я не сопротивляюсь и очень скоро расстояние, между нами, сокращается. Крис крепко обнимает меня, коснувшись губами плеча. Все происходит будто случайно. Но от этого по коже бегут предательские мурашки. Когда Кристофер рядом, ничего не страшно, и я с силой зажмуриваю глаза, пытаясь насладиться моментом, и ожидая, что скоро у нас все отнимут. Я могла бы оттолкнуть его, но не делаю этого, подтверждая свои чувства.
Когда Кристофер высвобождает меня из объятий, я замечаю в глазах мужчины что-то не человеческое, хищное. Я думаю о том, что он пережил в прошлом. Как это было? Волнение подступает к горлу, сжимая голос.
— Они обратили тебя в первый же день?
Кристофер кивает, плотно сжав губы.
Я позволяю себе коснуться пальцами его щеки. Белая кожа, но такая теплая. Зрачки парня стали черными, а проступающие клыки невозможно не заметить. У лидера присутствуют все признаки заражения вирусом.
— Столько времени прошло… Ты ведь должен был питаться?
— Конечно, без этого мне не выжить.
— И тебе приходилось убивать?
— Приходилось…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Снова холодный голос. Я облизываю пересохшие губы, пытаясь совладать с эмоциями.
— Как много людей ты убил?
— Эмили, мы регулярно охотимся. Тебе не нужно знать больше.
Кристофер предчувствует мою реакцию и сжимает ладонь крепче, не позволяя вызволить руку. А я понимаю, что не могу находится рядом. Фантазия играет жуткими картинками убийств из прошлого. Мне нередко приходилось это видеть и романтизировать охоту не могу. В насилии нет красоты, только жестокость и цинизм…
Сложно принимать реальность, в которой близкий человек совершал и будет совершать такое.
— Я знаю о чем ты думаешь. Понимаю твои чувства, но ты должна переступить через них. У тебя больше нет выбора. Придется привыкать к новой реальности.
— Принять то, что ты делаешь я не могу, — безжизненно отвечаю я, понимая, что задеваю чувства вампира. — Скажи мне, что случилось с Сарой? Ее правда обратили?
— Не совсем. Процесс занимает несколько дней. Девушка сама попросила об этом.
Ох, снова ложь. Я не могу в это поверить. Сара так кричала, когда ее поймали. Это могло быть только принуждение. Уверенна, девчонку поставили перед выбором: смерть или обращение.
Я виновата перед ней. Потащилась в многоэтажки, хотя могла запретить, остановить.
— Тогда я тоже этого хочу. Обрати меня, как обратили Сару!
— Ты этого не хочешь. Говоришь так, чтобы выместить свою боль.
Я все-таки высвобождаю руку и упрямо отхожу в сторону от вампира, не сводя с него глаз.
— Но ты ведь тоже этого не хотел? Тебя никто не спрашивал.
И почему Крис улыбается? Его алые губы очерчивают острые клыки. Этот изгиб похож на подобие мучительной насмешки над ситуацией.
— Лора уже рассказала тебе о нашей совместимости?
— Да, но это звучит как издевка.
Крис качает головой, не сдержав улыбку. Кажется, его щеки краснеют. Мои уже точно горят от чувства неловкости.
— Знаешь, я хочу, чтобы ты кое-что знала.
— Что же? — почти сердито выдавливаю я.
— Ты помнишь, когда ты пришла к нам в лагерь? Такая вся хмурая и сердитая. Казалось, обиженная на весь мир.
— Конечно помню. Это было после трагических событий у родника.
— Да, — соглашается парень, — В то время я сам пребывал в ужасной депрессии. Знаешь, это когда ты в один миг осознаешь бессмысленность собственного существования и всего того, что делаешь. Просыпаешься утром и хочешь одного — не проснуться на следующий день.
— Зачем ты говоришь об этом сейчас?
Волчий взгляд буравит меня, отчего становится не по себе. Крис игнорирует и подходит ближе, побеждая сопротивление. Он снова берет меня за руку, притянув ближе. Мы стоим почти нос к носу, так, что мне становится очень тяжело дышать и мыслить. Я снова подаюсь назад, но вампир меня останавливает.
— Хватит вырываться, просто послушай меня, Эмили! Я рисовал в своем воображении разные способы тихого ухода. Чтобы никто ничего не заподозрил. Представь если лидер вздернулся, то что делать остальным? Я раздобыл хороших таблеток и хранил их под кроватью, чтобы однажды решить все проблемы где-нибудь на вылазке. И ни в коем случае не стать одним из зараженных, проживая больше положенного человеку срока.
Я внимательно слушаю, хоть это и трудно.
— Ты должна понять, мы все теряли близких. За время эпидемии я лично рыл могилы многим, кого знал и любил. Моя семья, друзья и даже собака… Это больно. А люди, что остались, самонадеянно полагали, будто я способен вытащить их из ямы… Поначалу действительно мог, но потом… Депрессивный лидер приведет всех к счастливой жизни? Какая ирония?
— Ты ведь не был таким? В смысле, когда я пришла, ты казался очень сильным!
— Так и есть. Все изменилось, как только появилась ты. Да, люди приходили и раньше, но ты… Я почувствовал что-то, чего не испытывал очень давно. Смотрел на тебя и размышлял о том, что у этой девчонки перебили весь лагерь пару дней назад, но вот она — сидит среди остальных, улыбается и смотрит на меня своими большими серыми глазами. А потом ты начала напрашиваться в вылазки, выдвигать предложения по улучшению жизни лагеря. Куда бы я не пошел, я видел тебя, — Крис как-то вымученно искривляет губы в подобии улыбки, — Помню, как выбросил треклятые таблетки, пристыдил себя за слабость и делал все, чтобы мои люди были в безопасности. Чтобы с тобой все было в порядке.
