К нашему удивлению, Андрея ничего не смутило. Будто не замечая подколов, он сообщил нам по секрету, мол, гитарист в Луже будет бутафорский, так что гитара нужна только для вида. А какая она, с трибун огромного стадиона всё равно никто не разберёт.
Как и договорились, вскоре Алик отвёз Разину страшный чёрный «Урал» с хромированными датчиками и пластиковой зелёной накладкой на деке.
А вскоре мы узнали, что концерт в Лужниках собрал восемьдесят тысяч зрителей. Правда, вместе с Андреем в нём ещё участвовали футбольные сборные СССР и ФРГ.
Дело в том, что Разин каким-то образом сумел договориться с руководством стадиона о выступлении под фонограмму в перерыве товарищеского матча. При этом цена на входной билет была увеличена на пятьдесят копеек. То есть, если билет на футбол стоил два пятьдесят, то с культурной программой – три рубля. Пришедшему посмотреть на Шумахера, Маттеуса, Литтбарски и Фёллера народу была по фигу такая разница в цене. Тогда на эту разницу со всех билетов можно было купить кооперативную квартиру в престижном районе Москвы.
Андрея мы больше не встречали, но года через два услышали, что некий Андрей Разин, племянник Михаила Горбачёва, организовал группу, от которой с ума сходят миллионы людей. А группа эта – чуть ли не новые советские битлы, взращённые в детском доме…
Как-то уже после распада «Сюрприза» весь бывший состав группы собрался отметить мой день рождения.
Стоял тёплый майский денёк, окна были нараспашку, а из них неслось наперебой: «Белые розы, белые розы, беззащитны шипы…» Наш басист Валентин разлил всем «с горбом» – по полному гранёному стакану портвейна «Три семёрки», а затем, задумчиво покосившись на поющие про шипы окна, выдал тост:
– Угораздило же тебя родиться в мае!
И залпом выпил.
Гениальная идея
Ольга Кулагина
Помните молочные бутылки, в которых раньше продавалось молоко? Их потом ещё сдавали обратно.
Обычно эти бутылки я забывала прихватывать с собой, когда шла в магазин. Постепенно накопилось их несметное количество. А тут перемены произошли. Молоко в бутылках исчезло, бутылки принимать перестали. Случилось это как-то в одночасье, незаметно. Заметила я лишь тогда, когда эти бутылки, как тараканы, стали выскакивать изо всех углов.
У меня как раз генеральная уборка в квартире намечалась.
Я – «махровая» сова. Могу работать до утра, а потом спать до обеда. Короче, уборка затянулась. Стояла уже глубокая ночь, а я всё мыла, чистила что-то, бутылки из углов выковыривала. Наковыряла их весьма приличное количество – этакий увесистый пакет. Уборку хотелось закончить сегодня, а посему и решить проблему с бутылками. Поднимаю пакет, несу к двери – дзенькает, блин! Неудобно в четвёртом часу ночи дзенькать бутылками по подъезду: что соседи подумают? И тут приходит в голову гениальная идея. Ночью мозг по неизведанным причинам выдаёт особенно яркий креатив. (Может, потому и люблю работать ночью!)
Решаю спустить пакет на верёвке с балкона, а потом выйти, взять его и отнести на мусорку.
Достаю верёвку, привязываю её к пакету с бутылками и начинаю спускать груз со своего четвёртого этажа. Вскоре оказалось, что с верёвкой я просчиталась – её явно не хватает до земли. Причем просчиталась не меньше чем на этаж. Пытаюсь затащить пакет обратно на свой балкон, но, увы, груз зацепился за бельевые верёвки на нижних этажах и дзенькает. Ни туда, ни сюда!.. Я взмокла от напряжения, тяну пакет – ни фига. Оставлять всё в том виде, в каком есть, тоже не комильфо. Закрываю глаза и отпускаю пакет с бутылками на волю, а сама буквально падаю на пол балкона.
Мама дорогая! Это было очень похоже на взрыв!
Сижу на корточках, закрыв глаза руками, и, замирая от стыда и ужаса, некоторое время боюсь шевельнуться. Потом, не поднимаясь, как уж, уползаю с балкона в квартиру.
Подождав, пока всё устаканится, иду подбирать то, что осталось от бутылок, с робкой надеждой, что меня никто не увидит.
Но, наверное, всё же увидели.
Днём, когда я вышла из дома, меня взяла за руку соседская бабушка и, проникновенно заглядывая в глаза, участливо спросила:
– Оля, а ты сегодня ночью ничего не слышала?
Уши запылали пионерскими кострами. Пряча глаза от назойливой старушки, бормочу:
– Нет, ничего… Я крепко сплю.
Думаете, на этом история закончилась?
Дело в том, что я, вполне себе добропорядочная гражданка, чувствовала себя свиньёй и преступницей в одном флаконе. История жгла мой мозг и не давала покоя. Я боялась ходить мимо бабушек, всё казалось, что они смотрят на меня не так, как раньше.
Короче, я умирала от стыда. И мне хотелось реабилитировать себя в глазах дворового парламента.
Тогда я решаю запустить утку. Иду к подруге и подговариваю её распространить среди соседских бабулек дезинформацию – будто живёт она напротив, и ночью видела, как с крыши нашего дома кто-то очень шумно сбросил что-то.
Подруга соглашается выручить. Она приходит к подъезду и заводит разговор с бабушками на тему сброшенного телевизора (подруга высказала предположение – не телевизор ли кто выбросил).
Офигевшие бабушки глотали дезу, не веря своим ушам. Но, кажется, проглотили.
Во всяком случае, я у них до сих пор на очень хорошем счету.
Искусство и жизнь
Василий Евтушенко
На уроках литературы, помимо программных тем, нам иногда предлагали написать сочинение на свободную тему. Любил я писать такие «опусы». Тем более что оценивались они, как своеобразное произведение искусства, и на целый балл выше. Их зачитывали всему классу, брали на конкурс. Это было лестно для автора. У меня сохранились некоторые сочинения на свободную тему – светлая память о творчестве юношеских лет.
Вот выдержки из одного из них на тему «Нам песня строить и жить помогает»: «Нам песня строить и жить помогает» – пели на стройке «нового мира» наши деды и отцы. Каждая советская песня для нас и сегодня является гимном, маршем, ораторией, прославляющей подвиги народа. С ними, «борясь и побеждая», наш народ идёт вперёд, они укрепляют нашу уверенность в победе.
На развалинах прошлого нами были воздвигнуты дворцы культуры, где свободные люди сочиняют и поют новые песни. Появилась целая плеяда поэтов и композиторов-песенников, ставших любимцами советского народа. Вместе с ними мы воспеваем судьбы героев гражданской войны, как «боец молодой вдруг поник головой» и как разбито сердце комсомольца, который «честно погиб за рабочих»…
Мы поём песню о том, как «уходили комсомольцы» и мысленно с ними «на Тихом океане свой заканчиваем поход».
На смену песням о гражданской войне пришли песни о Победе в Отечественной, о нашей цветущей Родине, «где так вольно дышит человек», где звучат голоса энтузиастов о «буднях великих строек».
Мы идём в кино не только смотреть, но и слушать новые песни. Выходя из кинотеатра, мы распеваем их. Они нас вдохновляют на то, чтоб «сказку сделать былью».
С таким восторгом я относился к произведениям песенного искусства. Только вот быль никак не становилась подобной сказке, и мы с детства поняли: «сказка – ложь». А ложь рождает анекдоты.
Ирония и насмешки всегда бытовали у нас по поводу любимых песен. Память сохранила такие насмешки и шутки прошлых лет. Вот они – эти воспоминания.
Музыкальный работник детского сада довоенного времени рассказала, что ей дали указание разучивать с детьми «Интернационал». Дети исправно пели эту песенку, но в конце припева было трудно разобрать произносимый детками текст. Руководительница попросила отдельно спеть Вовочку. Вовочка и спел: «И с Интернационалом воз пряников в рот людской». Детская логика победила «великую» идею.
Отец моего школьного друга отсидел за пение той же песни, но с такими словами:
Вставай, поедем за соломой.Быки голодные стоят…
Прогульщики-алкоголики, тунеядцы-пьяницы пели:
Трудовые будни – праздники у
А репрессированные подхватывали:
С песнями, борясь и побеждая,Наш народ на кладбище идёт.
Чего мы только не пели в школьном хоре!
Комсомольцы – беспокойные сердца,Комсомольцы – хопца-дрица, хоп-цаца!
И:
Коммунизм не строит наш народ,Сталин нас в могилу заведёт.
И так:
Эх, хорошо в стране советскойЭх, хорошо в ней неубитым быть!
И эдак:
Край родной, навек любимый!Где найдёшь ещё такой —Все поют за упокой.
Переиначивали «Марш артиллеристов»:
Горит в сердцах у нас бутылка с керосином.Идём мы в школу, чтобы двойки получать.Пылает вся тетрадь, залитая чернилом…
А вместо «Мы все за мир!» – клятву дают народы», смело заявляли: «Мы жрать хотим!» – громко кричат народы».
