Еще долго горел костер. При свете этого костра Славик и написал письмо Генке Челышеву.
Прошло еще полмесяца. Сердце у Генки Челышева перестало «болеть», и он тоскливо решал, куда устраиваться на работу. Он поймал себя на том, что медлит с этим. И еще заметил, что живет, как старик, воспоминаниями. Ему вдруг ни с того ни с сего явственно представлялось, как прошлой осенью он вытаскивал вместе со всеми ребятами из грязи машины. А то ему виделись лазоревые степные озера. Вода в них такая синяя, что кажется подкрашенной. Он заспорил со Славкой: переплыву, мол, озеро. Когда вышел на берег, ребята стали смеяться: «Никогда радикулитом не заболеешь». Озеро, оказывается, целебное.
А еще было и так. Они только что разгрузили десять машин с кирпичом, и тут кто-то крикнул: «Джанатас горит!» Было как раз воскресенье. Джанатас словно вымер — на охоту, на рыбалку разъехались ребятишки, а то и просто так, в степь, к озерам.
Ребята кинулись к домам, но оказалось, что дым несет из степи. Побежали туда. Их нагнала поливальная машина. Взобрались наверх...
Огненная волна катилась прямо на Генку, но он из упрямства не отступал. Стоит лишь побежать — и огонь кинется вслед, будет преследовать, как бешеная собака. Генка скинул с себя куртку, отличную ленинградскую куртку, и стал глушить ею огонь. Оглянувшись, он увидел: ребята делали то же самое — забивали огонь рубахами, пиджаками.
Воды в поливалке давно не было. Машину угнали прочь, подальше от пожара. А сами остервенело кидались на огонь.
Сейчас, находясь за четыре тысячи километров от того степного пожарища, Генка вдруг пожалел, что так быстро подошла подмога... Интересно, отступили бы они в конце концов?
А в Ленинграде осень, дождь, и Генке не хочется устраиваться на работу.
Он понимает, что если начнет работать, то привыкнет. Но почему-то ему не хочется привыкать...
В тот же день Славик Савостин говорил Вадиму Иванову, бригадиру новичков:
— Знаешь, старик, был у меня друг, да соскочили у него тормоза — удрал из Джанатаса. Пыльно здесь, видишь ли.
— Наши не убегут.
— А ты, Вадя, самонадеянный. Мы, между прочим, не решились сразу требовать отдельной бригады.
— А мы спецы — каменщики, монтажники, плотники, штукатуры.
— Ладно, спецы. Только уговор: не пищать, когда побьем вас.
Последние слова не произвели на Вадима ни малейшего впечатления. Он протянул Славику кельму, а Славик отдал ему свою. Так, обменявшись «шпагами», они разошлись.
Подойдя к «своему» объекту, Славик сразу полез на самый верх — туда, где шел монтаж. Славик любил монтаж. Он задрал голову к крану и оглушительно закричал:
— Майна! Сесигюль, проснись, ты о чем задумалась?
— Как ты думаешь, вернется? — донеслось сверху.
— Пусть только попробует!
Славик ухмыльнулся и посмотрел на соседний дом. Да, Вадим работать может. Доброволец теперь пошел солидный, не то что они год назад. Они тогда ничего не умели делать — эти сразу создали бригаду. Они целый месяц митинговали — эти начали с того, что вызвали на соревнование старичков. И главное, с таким видом, будто ничего здесь особенного нет. Будто приглашали на охоту.
«Плакала теперь охота», — подумал Славик, подсчитывая меж тем свои резервы.
За горами, по берегу Беркутинки, поднялось зарево: зажглись огни в Джанатасе. С промплощадки города не видать, о нем напоминают только вот эти ночные зарницы.
А вверху, в горах, салютовали башенные краны. Они — как регулировщики. Рука вперед — можно давать раствор, рука вверх — ставь колонну, устало опускается вниз — нужно отдохнуть.
Кран бригады Славки Савостина в эту ночь так и не опускал стрелу.
Над Джанатасом дули осенние ветры. Раскачивали башенные краны и опрокидывали детские коляски, несли из пустыни Муюнкум пыль и песок. Просыпаясь по утрам, люди замечали, что одеяла, одежда и мебель становятся одного, серого, цвета. Этому уже не удивлялись. Привыкли. Даже считали удобным. Уходя на работу, можно было написать пальцем прямо на дверях: «Мика, рано не жди. Соревнуемся со Славкой».
Но теперь на стройке уже много молодежных бригад. Какого Славку имеют в виду, попробуй разберись...
— Где Славку найти? — нетерпеливо спрашивал парень с новеньким чемоданом повстречавшихся ребят. Те внимательно посмотрели на него.
— Вью-ю... Славку! А какого?
— Нашего Славку, — рассердился парень.
— Так сегодня опять двести добровольцев приехало, вчера пятьдесят было, наверно, и Славки есть. Да ты чего? Постой.
Не дослушав их, парень упрямо зашагал навстречу ветру.
Ветер распахнул Генкину куртку и зло толкал в грудь. Но он не обижался. Это был старый знакомый ветер.
И вот уже город! Каменная крепость на пути степных ветров. Джанатас.
Новый камень, как говорят казахи.
Аркадий Савеличев, наш спец. корр. Рисунки И. Бруни
Белфаст
Недавно в Северной Ирландии побывали художник Анатолий Кокорин и писатель, поэт Валентин Берестов; побывали в разное время, но вместе написали об этом путешествии. Их рассказ о столице Ольстера — так называют шесть северных провинций Ирландии, входящих в состав Великобритании, — городе Белфасте мы предлагаем вниманию читателей.
Высокие зеленые холмы. Голубоватая печальная дымка, какой мы не видели ни в Англии, ни в Шотландии. Холмы до последней мокрой травинки высветлены осенним солнцем. А вдали между ними — бурно кипящий котел. Из него вместе с клубами пара нет-нет да и вырвутся смутные тени фабричных труб и готических церквей. Это Белфаст. Над ним (и почему-то только над ним) идет дождь. Он-то и создает феерическую картину клокочущего индустриального центра. Въезжаем сразу в город и в дождь. Мокрый асфальт. Узкие улицы, бегущие то в гору, то с горы. Чем ближе к центру, тем больше чистых серых зданий, с которых по нынешней британской моде содрана копоть. Карнизы над каждым этажом. Колонны и полуколонны. Деловитость неброских вывесок и реклам. Купеческая пышность фасадов. Двухэтажные автобусы. По бортам — разноцветные буковки, призывающие пить пинту молока в день или пиво Гинеса (доза не указана). В одной из витрин тесная толпа розовых манекенов, как бы стесняющихся своей сухой наготы (их переодевают к рождеству)... Самый приметный ориентир в Белфасте — здание ратуши. Ее башню с часами видно почти с каждой улицы.
Но настоящий Белфаст лежит за пределами благополучного центра с его громоздким и пышным Сити-Холлом, многочисленными магазинами и отелями.
Полисмены в Белфасте ходят только парами. Спокойные, важные, гигантского роста. На головах — черные высокие фуражки. Есть и женщины-полисмены. Они тоже ходят парами.
Стоит пройти десять минут от Сити-Холла в любую сторону, и тебя сразу охватывает чувство одиночества и затерянности. Длинные кварталы однотипных, темных от копоти домов. Крыши, усеянные каминными трубами. Ни деревца, ни кустика, ни травинки. Воздух, пропитанный бензином и угольной копотью. В конце каждой улицы — фабричная труба.
Ни в одном путеводителе нет ни слова о рабочих кварталах Белфаста, но именно они создают портрет города.
Воскресный день в Белфасте — день церкви. Закрыты магазины, конторы, даже пабы — пивные бары. С раннего утра все население Белфаста, начиная от малышей, только что научившихся ходить, и до глубоких старцев, — все идут в церкви, держа в руках библии.
А на витринах книжных магазинов Белфаста нередко можно видеть пестрые, как у детективных романов, жаждущие популярности обложки религиозных книг: тут и пересказы библейских сюжетов и такие «научные» труды, как, например, «Птицы в библии». Чтобы заполучить новых прихожан, надо быть современным...
Это один из тех, кто строит корабли на верфях Белфаста. Белфаст — индустриальный город. Здесь обрабатывают белоснежный ирландский лен, делают канаты, строят суда. Сейчас эти отрасли промышленности существуют каждая сама по себе, а раньше они так хорошо дополняли друг друга: корабли уходили в океан, оснащенные белыми парусами и прочными пеньковыми канатами. Жизнь города всегда была связана с морем. Любопытно, что в белфастском музее есть совершенно неожиданные экспонаты. Например... скорпион. Какое отношение имеет он к Северной Ирландии? Оказывается, имеет. Целый стенд посвящен экзотическим тварям, найденным на кораблях, приплывших в Белфаст.
На углу каждой улицы — старомодные бары и пабы. Ирландец не может прожить и дня, не побывав в своем пабе, где за кружкой доброго гинеса помолчит, поболтает или поспорит с друзьями. Споет народные песни. Ольстерцы очень любят песни.
