— Садитесь, господа, в автобусе жарко. — Фельдмаршал развернул карту и положил ее на траву. — Господа… встает вопрос о степени риска… Есть шанс, я подчеркиваю это, с ходу овладеть Киевом.
Он был уверен, что его предложение будет немедленно одобрено испытанными помощниками. Но взглянув на их лица, он помрачнел. Рейхенау и Клейст молчали.
— Я удивлен. Что вас удерживает, господа? — Бульдожье лицо Рундштедта вытянулось. — Нам уже не раз приходилось идти на риск.
— Киев — крепость. Надо хорошо подготовиться к штурму, — заметил Клейст.
— Это не линия Мажино, — махнул рукой Рундштедт.
— Которую мы обошли, — вставил Рейхенау.
— Возможно, нам придется пожертвовать Третьим механизированным корпусом, но что поделаешь. — Рундштедт пожал, плечами. — Зато мы возьмем Киев.
— Золотые купола могут нам дорого обойтись, — пожевал губами Клейст.
— Я не богомольный старец, мне нужны не золотые купола, а мосты, — ответил Рундштедт.
— Господин фельдмаршал, — сказал ледяным тоном Рейхенау, — Шестая армия в данный момент не может остаться без танков. Меня тревожит район Припяти с лесами и болотами. Там успешно действует Пятая армия русских. Если хотите знать мое мнение, то… сначала Коростень, потом Киев.
Клейст, заерзав на пеньке, сказал:
— Я потерял почти половину танковой группы. Это ужасно. Я не хочу жертвовать лучшим механизированным корпусом. На Западе я, не задумываясь, пошел бы ва-банк, но здесь… под Киевом?! Не-ет, не-ет, нужна осторожность и осмотрительность.
— Я ставлю ясный вопрос: способен ли корпус при напряжении всех сил овладеть Киевом? Взгляните, господа, на карту. Допустим, трудно преодолеть болотистый рубеж реки Ирпень. Но я предлагаю атаковать город с юго-запада. Ударить вдоль шоссе и железнодорожной линии. Это более подходящее направление для танков. Фактор внезапности сыграет свою роль. Мы появимся, как призраки, и возьмем Киев. Ну как?
— Корпус в Киев ворвется, но он будет отрезан. Ему грозит окружение. Маленький Бердичев стоил нам танковой дивизии. Уже есть печальный опыт, — не глядя на карту, возразил Клейст.
— Страх — плохой советчик, — недовольно заметил Рундштедт, — если даже корпус попадет в кольцо, его положение не такое уж безвыходное. Несколько дней мы будем снабжать корпус всем необходимым воздушным путем. В самый короткий срок мы подтянем на помощь армейский корпус и танковую дивизию СС «Адольф Гитлер».
— Эти силы надо еще высвободить, потом они должны совершить длительный марш, — упорствовал Клейст.
Фельдмаршал в душе негодовал, но старался не показать виду: «Что же делать? Как поступить? Неужели скоротечная кампания дает осечку? Мы понесли большие потери. А до Москвы далеко… Еще шагать и шагать. Что же нас ждет впереди?» — Но на этот вопрос он не желал сейчас искать ответа.
— Я благодарю вас, господа, за весьма полезные советы, — примирительно сказал фельдмаршал. — Давайте подтянем дополнительные силы и через день вернемся к этому плану.
Вечером Рундштедт засел за детальную разработку своего столь заманчивого плана. Но, получив радиограмму о переходе в наступление Пятой русской армии, он швырнул толстый карандаш:
— Мы прозевали! — Он рвал на мелкие куски оперативные наброски. — Где Киев? Где южные ворота на восток? Где они? Упустили такую возможность. — Фельдмаршал бил кулаками по ручкам кресла.
4
Немецкие танки вышли на реку Ирпень, они были вблизи Киева. Теперь много надежд Кирпонос возлагал на Пятую армию Потапова. Удачный удар по флангу вражеского клина мог облегчить оборону Киева. Если бы войскам генерала Музыченко удалось успешно атаковать противника с юга и соединиться с дивизиями Потапова, это, пожалуй, в корне изменило бы всю оперативную обстановку.
Боевые донесения Пятой армии обрадовали Кирпоноса. Он не напрасно считал эту армию геройской. С первого дня войны она стойко сражалась с превосходящими силами противника, ее молодой командарм показал умение в трудных условиях вести успешно маневренную войну.
Под Новоград-Волынском снова вспыхнуло ожесточенное сражение. Во главе атакующих дивизий пошел вперед мехкорпус Рокоссовского. Высокий темп наступления показала его мотострелковая дивизия.
Седьмой час гремела битва. Кирпонос трижды переносил на карте флажок.
«С боем пройдено сорок километров. Калинин появился в глубоком тылу и перерезал Житомирское шоссе. Молодец Николай Васильевич, храбрый командир и достойный высокой награды, — снова передвигая флажок Сто тридцать первой мотострелковой дивизии, думал Кирпонос. — Теперь противник вряд ли рискнет с ходу штурмовать Киев». — Он с надеждой посматривал на юг. Но там под Любаром атаки стрелкового корпуса не приносили успеха.
После напряженных семидневных боев на фронте наступило затишье. Но в небе звенели косяки «юнкерсов». Они появлялись над Киевом. Пикировщики разворачивались, цепью повисали над Днепром и с воем входили в пике. Бомбы, подняв фонтаны воды, разрывались вблизи мостов.
Стонал и ревел старый широкий Днепр. Над песчаными берегами, над лесистыми кручами поднимались столбы пыли и дыма — предвестники новых атак на город-крепость.
Киев выглядел необычно. В небе, тускло поблескивая, плавали аэростаты воздушного заграждения. На площади и перекрестки грузовики беспрерывно подвозили мешки с песком, колючую проволоку, бревна и доски. Работа шла и днем и ночью. Киевляне возводили баррикады с амбразурами для орудий и пулеметов. Строили прочно, дружно, самоотверженно под немилосердно палящими лучами солнца, под воющими бомбами и частым пулеметным обстрелом.
На перекрестках появились ряды противотанковых «ежей». Их делали на заводах из железнодорожных рельсов и называли колючками.
Веселый красавец Киев менял свой облик. Он становился крепостью на Днепре — суровым городом-воином.
Вчерашние мирные люди примеряли каски, уходили в народное ополчение. Юноши записывались в истребительные отряды, вооружались бутылками с горючей смесью и связками гранат.
«Киев мы превратим в неприступную крепость для вермахта», — с этой мыслью Кирпонос приступил к анализу оперативной обстановки.
Начальник разведотдела полковник Бондарев коротко докладывал:
— В Проскурове и Староконстантинове сосредоточены основные силы Семнадцатой немецкой армии. Мы располагаем отрывочными сведениями, но даже на основе их можно сделать вывод: враг проводит крупную перегруппировку, танковые дивизии Клейста уходят на юг, они движутся на Белую Церковь.
Кирпонос долго и напряженно думал: «Киев будет жить, если его оборона станет активной. Надо чаще переходить в контратаку. Потапов на правом фланге должен сковать не менее тринадцати вражеских дивизий. На левом у нас сильная армия Костенко…»
Ход его мыслей прервал порученец Гненный. Он доложил о прибытии нового начальника штаба фронта.
После знакомства и первой беседы с генерал-майором Василием Ивановичем Тупиковым командующий, сравнивая его с Пуркаевым, подумал: «Лед и пламень». Будучи военным атташе в Берлине, Тупиков знал многих гитлеровских генералов и сейчас, высказав ряд смелых суждений, показался Кирпоносу слишком самоуверенным и чересчур оптимистично настроенным пылким человеком. Слушая Тупикова, командующий невольно продолжал сравнивать его с прежним начштабом и жалел, что в такую пору он расстается с осторожным и осмотрительным Пуркаевым.
Кирпонос насторожился. Но вскоре он узнал другого Тупикова — проницательного оперативного работника, быстрого и напористого.
Изучая обстановку, новый начальник штаба пришел к убеждению, что противник вот-вот перейдет и наступление. Тупиков не ошибся. На рассвете тридцатого июля по всему фронту загремела артиллерийская канонада.
Кирпонос выехал на самый горячий участок. Под Васильковом шел напряженный бой. Корпус генерала Рогозного сдерживал натиск немецких танков. Но враг подбрасывал подкрепления, он вводил в бой свежие полки и, не считаясь с потерями, упрямо рвался вперед.
Кирпонос поздно вечером возвратился на свой новый КП — в Бровары. Тупиков поспешил к нему с картой.
Группа гитлеровского генерала Обстфельдера в составе двух армейских корпусов, поддержанная танками и мощным воздушным флотом, грозила испепелить город. Обстфельдер все время наращивал удар. Он шел на штурм Киева, придерживаясь тактики «буйвола». Его гренадеры ворвались в Голосеевский лес, они захватили сельскохозяйственный институт, и теперь вражеские наблюдатели просматривали всю южную окраину Киева.
На допросах пленные гренадеры твердили:
— Фюрер приказал седьмого августа провести парад в Киеве.
Сбитые асы Геринга были заносчивы и надменны. Они грозили беспощадной бомбардировкой и ссылались на Гальдера: «Киев будет превращен в пепел и развалины».
