— Проваливай!
Брюнет наигранно рассмеялся.
— Хорошо, я свалю, — брезгливо, сверху вниз взирая на Фирсова, ответил молодой человек. — Да, еще… Слышал тут краем уха, что отец нанял частную ищейку. Что ж, успешной охоты.
Ухмыльнулся и вышел.
— Сыночек Ланенского. Такая же мразь. Ничего собой не представляет, зато благодаря папочке возомнил себя пупом земли, — кипя от ярости, прокомментировал Владимир Михайлович, едва за глянцевым красавчиком закрылась дверь. — Возьми себе на заметку, Галкин, от такого что угодно ожидать можно. Не удивлюсь, что и это.
— Он здесь кто?
— Менеджер. А заодно — папин зам. Ведает всеми закупками и поставками. Образования никакого, в мозгу две извилины — девки и рулетка. Знаешь, зачем заходил? Выставиться. Какой я крутой и какое вы говно. Излюбленное развлечение, тьфу, говорить противно.
— Тогда давайте поговорим о ваших охранниках, — предложил я. — Как вы их набираете?
— Ясно как, по объявлению в газете. Ну, или по бегущей строке. Жесткого отбора, конечно, нет, потому что никто серьезный на такую зарплату не позарится. Лишь бы без судимостей и на собеседование трезвыми приходили. А то, случалось, и пьяные являлись, и обколотые.
— Что за люди работали в последней смене?
— Вцепился, — огрызнулся Фирсов. — Я уже следователю все подробно расписал, с характеристиками, благодарностями и взысканиями. Хрен с тобой, повторюсь, при тебе хоть выпить можно…
На стол была водружена вторая бутылка, без проволочек наполнен замызганный граненый стакан.
— Сашка Чернов, студент, уже полгода подрабатывал. Ни в чем дурном замечен не был, пусть и хиловатый, да где лучше взять? Юрка Кузнецов, после армии, крепкий парень. У этого бывали загулы, но непродолжительные, на работе вроде как не пил. Три месяца проработал, собирался увольняться, вроде бы местечко новое нашел. Это его последняя смена была, заявление уж подписанное лежало. И Мишка Журов, всего три смены отстоял, толком я его узнать не успел. Как ты понял, у нас текучка здесь большая, кого зарплата не устраивала, кого за нарушения выгоняли. Любого из них могли использовать как наводчика. Или подкупить, или обманом, или запугать. А потом убрать, как нежелательного свидетеля. Если повозиться, вычислить можно.
Чем больше я присматривался к Фирсову и слушал его резкие, прямолинейные, грубоватые оценки и выводы, тем симпатичней мне он становился.
— Мне кажется, вы честный человек, — сказал я, желая его приободрить.
— Честный? — недоверчиво прищурился начальник службы безопасности. — Ладно, утешил. Знаешь, как тяжело оставаться честным в этом гадючнике?..
Далее я направил свои стопы в кабинет самой хозяйки, внутренне готовясь, что никакого разговора у нас не получится. Богатые живут по своим законам, и снизойти до уровня какой-то частной ищейки — это уже слишком, мне в лучшем случае придется переваривать их гонор, барские замашки или снисходительную интонацию, которая унижает не меньше. Я вспоминал, как трудно и мерзко было общаться с Виктором Евгеньевичем Ланенским.
Внешне Алевтина Семеновна ничем не напоминала тех бизнесвумен, какими их привыкло рисовать наше воображение. Очень полная, румяная, круглолицая женщина немногим за сорок, больше похожая на домохозяйку и любящую мать, приветствуя меня, протянула для пожатия пухлую розовую ладошку. И этот жест, и мягкие черты ее русского лица, и золотистые волосы, убранные в высокую прическу, и степенность движений, и глубокий приятный голос, который я раньше слышал в телевизионных интервью, — все это внутренне успокаивало и располагало к ней.
Но я не обманывался в отношении хозяйки. Ставшая с подачи глянцевых журналов лучшим предпринимателем, меценатом и благотворителем года, Алевтина Друзина оставалась прежде всего женой своего мужа. А муж, седенький и невзрачный, лет на двадцать старше супруги, угодный любой власти, уже давно и прочно сросся с правительственными креслами, жил на данный момент в Москве и занимал пост министра топливной промышленности.
— Я ждала, что вы зайдете ко мне, — произнесла владелица «Миллениума». — Виктор Евгеньевич предупреждал, что решил нанять частного детектива. Я думаю, он прав. Если иудой стал кто-то из своих, лучше разобраться по-тихому и не выносить сор из избы. Конечно, милиция тоже будет искать, но… не хотелось бы лишней огласки. Насчет вознаграждения я распоряжусь, вас не обманут.
— Вы держитесь не в пример другим, — сказал я.
— А что остается? — спросила она. — Рвать на себе волосы, закатывать истерики? Этим горю не поможешь. Жалко людей, совсем еще мальчишек. Разумеется, их родственники получат компенсацию, похороны за наш счет, да только все это пустое, оборванную жизнь не вернуть.
Мы помолчали ровно столько, сколько того требовал текущий момент.
— Простите, что сразу не предложила вам сесть, — сказала хозяйка. — Чай или кофе?
— Спасибо, ничего.
Я прошел и сел на предложенное мне кресло с высокой спинкой и удобными подлокотниками. Еще раньше я осмотрел кабинет. Вся мебель в нем была или антикварной, или искусно выполненной под благородную старину (в этом я не считал себя большим специалистом). Единственное, что напоминало о веке технического прогресса, — компьютер и факс. Вмонтированный в стену сейф зиял своим пустым нутром, точно открытой раной, покореженная, покрывшаяся окалиной дверца распахнута. Кабинет не был иссечен осколками, значит, использовали взрывчатку направленного действия. Как и в комнате охраны, здесь все было засыпано черным порошком.
— Берусь угадать ваш первый вопрос, — сказала Друзина. — Почему объектом нападения выбрали мой кабинет, а именно — сейф? Разумеется, рассчитывали, что там хранятся деньги. Но кроме небольшой суммы на текущие расходы, вся наличность регулярно переправляется с инкассаторами в банк.
— Вот это как раз и странно.
— Что именно? — впервые за время нашей беседы напряглась Друзина.
— Налетчики были неплохо подготовлены и действовали по наводке. А раз так, они должны были в первую очередь знать то, что вы поведали мне только что. Суммой в сейфе не разживешься. Зачем же рисковать, проливать кровь ради сущих копеек?.. Может, какие-то важные бумаги, способные заинтересовать конкурентов?
— Ничего такого, — справилась с собой Алевтина Семеновна. — Никакой коммерческой тайны находящиеся в сейфе документы не представляли. Коммунальные квитанции, несколько приказов…
— Я не занимаюсь экономическими преступлениями. И меня совершенно не интересует черный нал, который хранится в подобных сейфах по определению, — сказал я, устав от этой игры в кошки-мышки. — Пусть бодаются ОБЭП и ваша юридическая служба. Я здесь, чтобы вычислить наводчика.
— Спрашивайте, — ответила хозяйка просто, не стремясь ничего отрицать.
— Сумма была большой? — спросил я.
— Извините, этого я сказать не могу. Величина суммы не имеет к делу никакого отношения. Люди идут на преступления ради гораздо меньших сумм.
— Кто знал о содержимом сейфа?
— Кроме меня, двое. Наш главный бухгалтер Наталья Семеновна и Виктор Евгеньевич. Но в их порядочности я полностью уверена. Ланенского я знаю уже много лет, а Наталья Семеновна… моя сестра… Но ключ и код были у меня одной.
— Мне будет необходимо поговорить с вашей сестрой, — с нажимом произнес я.
Женщина отреагировала мгновенно:
— Такого пока не следует делать. У Наташи сейчас очень плохо с сердцем, она даже не выходит на работу. Понимаю, что не удастся скрыть от нее это ужасное происшествие, и все-таки… Я считаю, что вам следует обождать. Займитесь чем-нибудь другим.
Увы, настроение у меня не упало, наоборот, я стал испытывать неподдельный интерес к делу. Мне начинают указывать, как работать, пытаются что-то утаить, а что может быть занятнее для сыщика, чем распутывать этот клубок полуправды-полулжи, слушать, задавать каверзные вопросы, соединять воедино все звенья цепи… Когда-нибудь, я знал это по опыту прошлых расследований, личное и общественное тесно переплетутся, друзья станут врагами, враги окажутся не такими уж и плохими, припомнятся обоюдные обиды, лопнут гнойнички старых болячек.
— Мы думаем с вами одинаково, — подытожил я. — Налет был спланирован, человек, который навел преступников, — или кто-то из убитых охранников, или, как это горько ни звучит, кто-то из вашего ближайшего окружения. Вы безоговорочно отмели кандидатуры своей сестры и генерального директора. Что скажете о его сыне?
Зашуршали складки широкой накрахмаленной юбки, Друзина несколько раз переменила позу, медля с ответом.
— Владислав Ланенский не мог знать об этих деньгах, — сказала она, но в голосе ощущались неуверенность и напряжение. — Я уверена, отец ему ничего не говорил. Да и знай… У него есть отрицательные черты: самовлюбленность, завышенное самомнение, нетерпимость к критике… Однако это не повод подозревать человека в таком хладнокровном подлом преступлении.
