— Мы представим девушку, как вашу невесту, дадим людям сплетню вместо хлеба, и на какое-то время это заткнет им рты. Впереди зима, это будет непростое время. Слишком плохой урожай, слишком много недовольных. У нас два варианта. Если раяну примут, то мы сделаем из нее вашу невесту, облачим в сверкающие одежды надежды и провезем по империи, как живую святыню. Если не примут, то она же станет виновницей произошедшего, будем показательно судить, а после — сожжем на костре. Людям всегда нужен виновник, так почему не она? — АнрейИтор усмехнулся, а Ошар поморщился.
— Я предпочел бы первый вариант.
— Даже если и так, вы ведь понимаете, мой повелитель, что эта девушка — лишь временные меры? Ваши наследники должны родиться от особы королевской крови, а не от безродной девчонки. Она укрепит ваше положение, если люди поверят ей, сделает вас героем. А к следующей зиме просто исчезнет. Несчастный случай или болезнь… Женское тело такое хрупкое, — советник смахнул с рукава невидимую соринку. — Конечно, вы будете страдать. Показательно, но не очень долго. А затем возьмете в жены одну из принцесс сопредельных королевств. Вероятнее всего, Чиара, нам нужна их армия и ресурсы. И, что немаловажно, поговаривают, что принцессы обладают особыми талантами и эликсирами, позволяющими им зачать даже от сумеречного мага.
— Это все сказки, Анрей. Нет таких эликсиров. Король Чиара всего лишь пытается дороже продать своих дочерей. — Скривился Ошар.
Советник улыбнулся уголком губ.
— Вы правы, мой повелитель. Но мы всегда можем сделать вид и пустить слух, что такой эликсир есть. Приготовленный исключительно для светлейшего владыки.
Ошар мрачно посмотрел на безупречного Анрея, скривился, но все же кивнул.
— Что ж… Давайте для начала представим Оникс Двору и народу.
— Вы, как всегда, правы, мой повелитель, — господин Итор склонил голову. В прозрачно-серых глазах не промелькнуло ни одного чувства. Порой Ошару казалось, что внутри советника скрывается пустота, а за безупречными нарядами, украшенными богатой вышивкой, драгоценными перстнями и камеями, что скалывали складки белоснежных жабо, таится ледяная скульптура. Или бесчувственная деревяшка. Впрочем, было бы глупо ожидать проявления эмоций от выпускника Цитадели.
— Кстати, — Ошар поднял голову, — Лавьера еще не нашли?
В глазах советника на миг расширился зрачок, но лишь на миг. Итор покачал головой.
— Мы его найдем, мой повелитель. Без дара ему долго не продержаться, Псы все равно возьмут след.
— Вы не думаете, что ему кто-то помогает? — чуть раздраженно бросил владыка. — К тому же снова пошли эти слухи о Каяре — народном освободителе! Небесные, когда это закончится?! Только теперь сместить собираются меня, возведя Лиса на трон! Просто насмешка какая-то, господин советник!
— Мы с этим разберемся. Поэтому и надо вывести раяну в свет уже сейчас, чтобы отвлечь людей от ненужных и крамольных мыслей. Им нужно о чем-то говорить, так пусть говорят о вашей невесте. Красивая и загадочная женщина — лучшая пища для сплетен, не так ли? Не только Лавьер умеет сочинять байки, мы тоже сумеем. Представьте раяну народу. Речь для вас я подготовил.
— Ну что ж, — Ошар махнул рукой, показывая, что и эта аудиенция закончена. — Надеюсь, все-таки первый вариант…
Советник промолчал, лишь в глубине серых глаз мелькнуло презрение. Хотя, возможно, Ошару это лишь показалось.
* * *
… Мужские руки сжимают запястья, почти до боли, до синяков, не давая пошевелиться. Держат, вздернутыми над головой, прижатыми к грубому сукну покрывала.
— Назови мое имя, раяна…
Она молчит. Молчит упрямо, хотя и знает, что проиграет в этой борьбе. Она всегда в ней проигрывает, не в силах сопротивляться власти этого мужчины. Он поработил ее тело, заставил желать этих опасных игр, этого чувственного наслаждения, на грани боли, на тонком лезвии его клинка… И тело раяны уже сейчас дрожит в предвкушении, уже не ждет, а жаждет, уже томится от мучительного и сладкого ожидания. И он знает об этом. Улыбается, прижимая ее к кровати сильным телом, наклоняет голову. Проводит языком вдоль скулы до мочки, облизывает и прихватывает зубами. И даже это простое действие заставляет Оникс почти застонать, хоть она и пытается сдержать этот порочный звук, загнать внутрь себя… Хоть на несколько минут отсрочить свое падение в этот омут, в темную бездну искушения, боли и чужой власти…
— Назови мое имя…
Она отворачивается, сжимая зубы.
Он смеется. И целует ей шею. Легкое, влажное прикосновение языка к пульсирующей вене… С ним никогда не знаешь, когда поцелуй обернется укусом, а ласка — болью… И от этого ей страшно. Или сладко? Ее тело вибрирует и дрожит, и Оникс вновь пытается с этим бороться, но…
— Упрямая раяна…
Мужская ладонь перемещается, скользит по телу, задевая соски, чуть царапая их. И дальше — очерчивая контур ребер и живота. Чуть медлит, и Оникс хочется закричать… Чтобы не останавливался. Чтобы продолжил. Чтобы подарил ей это безумие, это сладкое и больное удовольствие, которое отрицает и ненавидит разум, но до судорог желает тело.
Он смотрит ей в глаза, уже без улыбки. И даже этот взгляд — темный, жесткий, злой, с расширенными зрачками, почти скрывающими зелень радужки, даже он сводит с ума. Он смотрит на раяну так, словно имеет одним лишь взглядом. В нем столько животного, порочного, яростного вожделения, что Оникс не может удержать стона…
И стоит звуку сорваться с губ, мужские пальцы прикасаются к самой чувствительной точке ее тела, большой палец — на жаждущую ласки горошину, и два— внутрь… И от этого двойного касания Оникс выгибается дугой, почти непроизвольно поднимает бедра, желая ощутить его глубже. Толчок и трение, толчок, толчок… Небесные, она близка к краю даже от движения его пальцев, а ведь игра только началась…
Но он снова дразнит, убирает руку, подносит к ее губам.
— Оближи.
Его голос хриплый, он тяжело дышит, он напряжен еще сильнее, чем непокорная раяна. В его глазах бездна и тьма, которой нет сил сопротивляться.
И она приоткрывает губы, облизывает его пальцы, словно послушная собака. Он хрипит, почти рычит, не отрывая взгляда от ее губ. Смотрит, как двигается язык, проводя кончиком по фалангам, от ладони до подушечки… У его пальцев терпкий вкус ее желания… А потом Оникс втягивает их в рот, выталкивает языком и втягивает снова, и мужчина вжимается в ее тело своей тяжестью, позволяя ей почувствовать, как сильно он возбужден…
— Назови мое имя.
— Ран.
* * *
Она не проснулась — очнулась. Тело, покрытой испариной, дрожало, в горле пересохло, а на губах вкус…
