Хилари пожала плечами:
– Не понимаю, при чем тут я.
Джессоп улыбнулся:
– При том, что у вас великолепные рыжие волосы, миссис Крейвен.
– Волосы?
– Да. Наиболее приметная черта миссис Беттертон – ее волосы. Возможно, вы слышали, что самолет, летевший в Касабланку перед вашим рейсом, разбился при посадке?
– Да. Я должна была лететь этим самолетом. Заранее заказала билет.
– Любопытно, – промолвил Джессоп. – Так вот, миссис Беттертон была в этом самолете. Она не погибла – ее извлекли из-под обломков и доставили в больницу. Но врач говорит, что она не доживет до завтрашнего утра.
Хилари начала кое-что понимать. Она вопросительно посмотрела на собеседника.
– Возможно, теперь вам ясно, какую форму самоубийства я вам предлагаю, – продолжал Джессоп. – Вы станете миссис Беттертон и продолжите ее путешествие.
– Но это невозможно, – возразила Хилари. – Они сразу поймут, что это не она.
Джессоп склонил голову набок:
– Это зависит от того, кого вы подразумеваете под словом «они». Термин в высшей степени неопределенный. Кто такие «они»? Существуют ли «они» в действительности? Мы этого не знаем. Если принять за основу наиболее популярную расшифровку термина «они», то эти люди действуют изолированными, замкнутыми группами. Им приходится делать это ради собственной безопасности. Если путешествие миссис Беттертон спланировано ими с какой-то целью, значит, люди, которые отвечают за него здесь, ничего не знают об английской стороне дела. Они просто должны вступить в контакт с определенной женщиной в определенном месте и действовать дальше в соответствии с инструкциями. В паспорте миссис Беттертон описывается как женщина ростом пять футов семь дюймов, с рыжими волосами и голубыми глазами, не имеющая особых примет. Это подходит и к вам.
– Но здешние власти…
Джессоп улыбнулся:
– Насчет этого не беспокойтесь. Французы потеряли несколько весьма перспективных молодых ученых и охотно станут с нами сотрудничать. Факты будут выглядеть следующим образом. Миссис Беттертон доставлена в больницу с сотрясением мозга. Миссис Крейвен, другая пассажирка самолета, потерпевшего катастрофу, также доставлена в больницу. Через день или два миссис Крейвен скончается, а миссис Беттертон выпишут еще ощущающей последствия сотрясения мозга, но способной продолжать путешествие. Катастрофа была подлинной, а сотрясение мозга – отличное прикрытие для вас. Оно может объяснить и провалы в памяти, и странное поведение.
– Это чистое безумие! – заявила Хилари.
– Безусловно, – согласился Джессоп. – Ваша миссия очень опасна, и, если наши подозрения оправданны, вы рискуете попасть в беду. Я с вами вполне откровенен, так как вы сами сказали, что хотите умереть. Думаю, что такой способ покажется вам более интересным, чем прыжки из окна и гибель под колесами поезда.
Хилари неожиданно рассмеялась:
– Пожалуй, вы правы.
– Значит, вы согласны?
– Почему бы и нет?
– В таком случае, – сказал Джессоп, решительно поднимаясь, – вам нельзя терять времени.
Глава 4
Казалось, будто в больнице очень холодно, хотя это не соответствовало действительности. В воздухе ощущался запах антисептиков. Когда мимо палаты провозили тележку, из коридора доносилось звяканье стекла и металлических инструментов. Хилари Крейвен сидела на жестком железном стуле у кровати.
В постели под прикрытой плафоном лампой лежала Олив Беттертон с перевязанной головой. Она была без сознания. По одну сторону кровати стояла сестра, а по другую – врач. Джессоп сидел на стуле в углу палаты. Врач повернулся к нему и заговорил по-французски:
– Осталось недолго. Пульс совсем слабый.
– И она так и не придет в сознание?
Француз пожал плечами:
– Трудно сказать. Возможно, перед самым концом.
– И вы не можете ничего предпринять? Никаких стимулирующих средств?
Доктор покачал головой и вышел. Сестра последовала за ним. Ее сменила монахиня, которая встала у изголовья кровати, перебирая четки. Хилари посмотрела на Джессопа и, повинуясь его взгляду, подошла к нему.
– Вы слышали, что сказал доктор? – тихо спросил он.
– Да. А что вы хотите у нее узнать?
– Если она придет в сознание, мне нужна любая информация, которую вам удастся получить, – пароль, условный знак, сообщение, все, что угодно. Она скорее будет говорить с вами, чем со мной.
– Вы хотите, чтобы я обманом вытянула сведения из умирающей? – сердито осведомилась Хилари.
Джессоп привычным движением по-птичьи склонил голову набок:
– Значит, вот как вы к этому относитесь?
– Именно так.
Он задумчиво посмотрел на нее:
– Хорошо. Тогда говорите и делайте что хотите. Что касается меня, то я не испытываю угрызений совести.
– Разумеется, это ваша обязанность. Спрашивайте что пожелаете, но не заставляйте это делать меня.
– Вы свободны в своем выборе.
– Нужно решить один вопрос. Должны мы говорить ей, что она умирает?
– Не знаю. Мне надо об этом подумать.
Хилари кивнула и вернулась на свое место у кровати. Она испытывала глубокое сочувствие к умирающей. Эта женщина ехала к мужчине, которого она любит. Или они ошибаются? Быть может, она приехала в Марокко искать одиночества и скоротать время, покуда выяснится, жив ее муж или нет?
Прошло почти два часа, когда монахиня перестала щелкать четками.
– Думаю, мадам, конец близок, – бесстрастным тоном произнесла она. – Пойду за доктором.
Монахиня вышла из палаты. Джессоп подошел к противоположной стороне кровати и прислонился к стене, находясь вне поля зрения умирающей. Веки женщины дрогнули. Безразличный взгляд светлых глаз устремился на лицо Хилари. Глаза закрылись и открылись вновь. В них появилось озадаченное выражение.
– Где?..
Слово слетело с почти неподвижных губ в тот момент, когда врач вошел в палату. Остановившись у кровати, он взял женщину за руку и пощупал пульс.
– Вы в больнице, мадам, – сказал доктор. – Самолет потерпел катастрофу.
– Самолет? – еле слышно переспросила женщина.
– Вы хотите повидать кого-нибудь в Касабланке, мадам? Мы могли бы передать сообщение.
В глазах женщины появилось выражение боли.
– Нет, – сказала она и снова посмотрела на Хилари. – Кто…
Хилари склонилась к кровати и заговорила медленно и четко:
– Я тоже прилетела из Англии, и, если я могу чем-нибудь вам помочь, пожалуйста, скажите.
– Нет-нет… Только…
– Да?
– Нет, ничего…
Глаза снова закрылись. Обернувшись, Хилари встретила повелительный взгляд Джессопа и решительно покачала головой.
Джессоп подошел к кровати и остановился рядом с доктором. Глаза умирающей открылись вновь. В них мелькнуло осмысленное выражение.
– Я знаю вас.
– Да, миссис Беттертон, вы меня знаете. Теперь вы сообщите мне что-нибудь о вашем муже?
– Нет.
Веки опустились опять. Джессоп повернулся и вышел из палаты. Доктор посмотрел и тихо произнес:
– C’est la fin.[3]
Но женщина снова открыла глаза. Ее полный муки взгляд задержался на Хилари. Олив Беттертон шевельнула рукой, и Хилари инстинктивно взяла ее холодную белую руку в свою. Врач пожал плечами и вышел. Две женщины остались одни. Олив Беттертон пыталась заговорить:
– Скажите мне… я…
Хилари знала, о чем она спрашивает, и внезапно приняла решение.
– Да, – ответила она. – Вы умираете. Вы это хотите знать, не так ли? Теперь слушайте меня. Я собираюсь попытаться найти вашего мужа. Что мне передать ему, если я добьюсь успеха?
– Скажите… чтобы был осторожен. Борис… Борис… он опасен…
Хилари склонилась ближе к лежащей фигуре:
– Вы не в состоянии помочь мне связаться с вашим мужем?
– Снег…
Слово прозвучало так тихо, что Хилари не поверила своим ушам. Снег? С губ Олив Беттертон сорвался чуть слышный призрачный смешок. Она с трудом произнесла:
Все покрыли снег и лед.Поскользнулся – и вперед!
Женщина повторила последнее слово.
– Вперед… Найдите его и расскажите ему о Борисе… Я не поверила этому… Но, может быть, это правда… Если так… – Полный муки взгляд встретился со взглядом Хилари. – Если так… берегитесь.
Из ее горла вырвалось странное бульканье. Губы дрогнули и сжались.
Олив Беттертон умерла.
Следующие пять дней были весьма напряженными, хотя и не требовали активной физической нагрузки. Заточенная в одиночную больничную палату, Хилари принялась за работу. Каждый вечер ей приходилось сдавать экзамен по тому, что она изучила за день. Все подробности биографии Олив Беттертон, какие только удалось выяснить, были изложены письменно, и Хилари должна была заучивать их наизусть. Дом, где жила Олив, прислуга, которую она нанимала, ее родственники, клички ее собаки и канарейки, каждую деталь шести месяцев замужней жизни с Томасом Беттертоном… Свадьба, имена подружек невесты, их платья… Повседневная деятельность Олив, ее вкусы в еде и напитках… Хилари поражалась количеству собранной информации, кажущейся абсолютно незначительной.
