Хабиб и Муху вернулись в салон.
— Едем в Леваши. Они никях пока не сделали, — сказал Хабиб железным тоном. — Если мы до заката успеем ее забрать, она чиста. Если нет — придется оставлять этому даргинцу.
Он плюнул в спущенное окно. Потом нахмурился и добавил:
— Да все равно заберу. Лучше пусть до конца старой девой остается, чем вот так замуж выходить, как хIайван!
— К Уллубию заходить не будем? — спросил Муху.
— Как я ему в глаза посмотрю? — с болью произнес Хабиб. — Я после того, что случилось, месяц из дома не выйду!
Муху хмыкнул и завел мотор.
— Ле! — заглянул к нему проходящий сельчанин, сидевший на годекане, и спросил, мол, почему они так быстро уезжают и почему не зайдут к нему на хинкал подкрепиться. Муху и Хабиб сейчас же заулыбались и объяснили, что им срочно понадобилось уехать раньше времени. Сельчанин долго уговаривал их все-таки задержаться и зайти к нему, но, в конце концов, сдался и отпустил с напутствиями.
6
На окраине райцентра Муху затормозил.
— Их нельзя с собой брать, — сказал он Хабибу, кивнув на заднее сидение.
— Пускай идут к Аминат, сестре Халилбека, это здесь, за поворотом. Пусть спросят у людей. А потом их кто-нибудь заберет, — монотонным голосом ответил Хабиб.
— Понятно, — кивнула Эльмира и открыла дверцу.
Все три вышли из машины и какое-то время, молча, смотрели, как она набирает скорость и исчезает на спуске.
— А Саида тебе не звонила? — спросила Бика Эльмиру.
— У нее же телефона нет с собой.
— А что этот Исмаил такой красавчик, да?
— Получше, чем Расул.
— Вая, Расул — нормальный пацан.
— А где Аминат живет, Халилбека сестра? — спросила Эльмира у проходящего мальчика.
Тот не понял.
— Газиезул Аминат кий югай? — повторила Наида.
Мальчик объяснил им дорогу.
Вскоре они наткнулись на длинный террасный огород, где наверху белела одноэтажная постройка из дикого пиленого камня. Аминат была бездетна и жила одна. Но на веранде, расставив ноги, сидел ее племянник, Хаджик. Наида заметила, что, увидев Хаджика, Бика сделала томный взгляд и слегка выпятила губы.
После расспросов и приветствий Аминат угостила их черной кашей из проросшего ячменя. Бика вызвалась подавать тарелки и капнула себе на блестящую кофту. Про Саиду ничего не сказали. Хаджик с достоинством ел, а потом хитро сказал Бике:
— Я твои фотки в интернете видел.
— Да, мы же на форуме общались, — подтвердила Бика жеманно. — Вы там тему еще такую подняли, нужно ли жену закрывать.
— Это не я, это Арип обсуждал, мой брат, — усмехнулся Хаджик.
— А я недавно в маршртуке ехала, — воодушевилась Бика, — и такая телка вся из себя заходит, в мусульманской одежде дорогой, я даже знаю, в каком ателье она заказала. Все из шелка. Садится, достает шикарную трубку, почти как нокия 8800 сапфир. Эксклюзив! И начинает с понтом разговаривать. Але, туда-сюда, давай в «Хазаре» встретимся. И тут, короче, трубка начинает звонить. Такие ха-ха.
Бика засмеялась.
— Отвечаю, она маршрутку остановила и пулей выскочила!
— Доехал Халилбек на соболезнование? — спросила Аминат, выглядывая на веранду из кухни.
— Не знаю, мы не застали — ответила Эльмира.
— Как жалко, что Хасан умер, такой веселый был человек, столько смешных историй знал. Столько шуток нам устраивал… — вздохнула Аминат и обратилась к Хаджику. — Какие новости в городе, Хажи?
— Да, как обычно, на движениях, — усмехнулся Хаджик. — А здесь что с выборами? Уллубий может выиграть?
Аминат махнула рукой:
— Лучше бы он подальше держался!
Потом позвала девочек в комнату и указала на груду овечьей шерсти, валяющейся на полу.
— Нужно шерсть чесать. Давайте шерсть чесать.
Девушки переглянулись без энтузиазма. Аминат продолжала:
— Мне мама говорила: «Не будешь шерсть чесать, замуж не выйдешь».
— Но вы же и не вышли, — улыбнулась Наида.
— Сама не захотела, — ответила Аминат, нацепляя очки и ловко расщепляя шерстяные клоки в воздушную массу. — А знаете, как у нас в селе раньше было? Девушка, когда захочет замуж, выходила перед годеканом, становилась на крышу и объявляла об этом. Старейшины ее спрашивали, кого именно она хочет в мужья. И девушка показывала.
— Правда, Камиль? — спросила она кого-то, мелькнувшего в двери.
Тот услышал вопрос, но ничего не ответил.
— А если этот человек был против?
— Он должен был откупаться. В адатах все было прописано: сколько он должен дать добра, если отказался жениться, сколько должен дать, если тронул девушку за локоть…
Хаджик заглянул в комнату:
— Пошел я с Абдулом на белую скалу.
— Зачем?
— Так, по банкам постреляем…
Он кивнул в знак прощания и исчез.
У Эльмиры зазвонил телефон, и она тоже вышла.
— Да, — продолжала Аминат, показывая, как лучше чесать шерсть, — раньше девушек по-другому воспитывали. Сколько мы стихов знали! Уй, километры! Махмуда всего знали, Анхил Марин всю знали!
— Я знаю, это та, которой наиб губы зашил, чтобы она свободные песни не пела и в пропасть сбросил. И еще, когда она на свадьбе пела, кто-то в воздух стрелял, а попал в ее дочку. Но она все равно не прервала своей песни. Дочку руками придерживала, а сама продолжала петь, — затараторила Бика.
Аминат покачала головой.
— Про губы и пропасть вранье, это все придумали. Кто мог ей губы зашить? Когда ей было пятнадцать лет, их поле уничтожила корова одного ругуджинца, и она так его избила, что он умер через несколько дней. За это по адатам ее из села даже выслали. Самое страшное наказание для горца. А в другой раз, когда она уже вернулась и жила на хуторе рядом с Ругуджой, утром смотрит, у семи ее баранов курдюки отрезаны. Она взяла, по следу крови дошла до соседнего хутора и зарезала там семь коров. Чтобы отомстить. Ругуджинки себя в обиду не дадут!
Эльмира вернулась в комнату и снова принялась чесать шерсть вместе со всеми.
— Аминат! — окликнул кто-то из веранды.
Аминат сняла очки и вышла.
— Саида замуж вышла, — сказала Эльмира, убедившись, что никто лишний ее не слышит. — С чужого телефона мне звонила. Они никях сделали. С папой, говорит, уже назад не вернусь, а сама плачет.
— Конечно, плачет. Этот Исмаил, он богатый хоть?
— Богатый, он сейчас большой дом в Редукторном строит. А Расула подарки вернуть придется.
Вдалеке неожиданно закукарекал петух. Послышались звуки гармоники. На майдане выступал народный певец. Там люди прищелкивали в такт пальцами, кто-то кричал:
— Вере[34]!
Услышав крик петуха, Камиль, все это время дремавший на веранде, встал, неторопливо спустился по каменной лестнице в огород. Пахло травами, кореньями, гниющими абрикосами и землей. Он медленно прошел к боковой калитке, с любопытством притрагиваясь к безымянным желтым цветам, и отправился на прогулку.
Быстро миновав узкие переулки, Камиль очутился на майдане, где под бой барабанов и стон зурны отплясывали приехавшие канатоходцы. Один скакал на канате, то поднимаясь и вставая на палец большой ноги, то садясь и разводя ноги в разные стороны. Второй подбадривал его снизу. Многочисленные зрители сопровождали каждое движение радостным гиком.
Солнце еще цеплялось за краешек западных вершин. Камиль, присел на камень и стал, прищурившись, наблюдать за канатаходцами. Смельчак, только что весело скакавший под восхищенные крики, залез в мешок и под мерные удары барабана шагал к середине каната, балансируя палкой. Дойдя до середины, он получил от помощника трехступенчатую приставную лестницу, поставил ее вертикально на канат и под такой же тревожно-мерный бой барабана начал свое торжественное восхождение. Камиль зевнул, зажмурился и постепенно задремал под радостный гвалт публики и звуки бедных мелодий…
Проснувшись, он понял, что уже темнеет. Майдан затихал. Артисты перешучивались и разбирали реквизит. Камиль вспомнил, что у него есть одно дело на окраине. Когда проходил мимо мальчишек, те закричали:
— Камиль, Камиль! Сюда иди!
Камиль насторожился, оглянулся на них вопросительно, но все же пошел своей дорогой.
На выезде из села пахло кузнечиками, пылью, травами и еще чем-то непонятным. Чуть ниже, обложенный мешками с цементом, стоял контрольно-заградительный пост. Камиль остановился в нерешительности и стал внимательно разглядывать шевелящиеся на посту фигуры. Милиционер без фуражки скучал, разглядывая свой автомат, другой, в глубине что-то говорил, но что именно — не было слышно.
Внезапно раздались хлопки. Камиль вздрогнул. Скучавший милиционер стремительно присел и вскинул автомат, беспорядочно стреляя поперек дороги. Второй схватился, скорчившись, за плечо и спрятался за мешками. Снова раздались хлопки, Сильно запахло гарью и дымом. Камиль испуганно залег наземь, потом снова вскочил и пустился наутек. Забежав в дом, он стремглав проскочил веранду и вспрыгнул на чистое покрывало комнатной кровати.
