По логике событий следовало ожидать, что скоро нагрянут полицейские. Но предпочтительнее все-таки смотаться отсюда прежде, чем они заявятся.
И тут раздался звонок в дверь.
До сих пор для полного набора улик недоставало самой малости — моих отпечатков пальцев на чемоданчике и оружии. Теперь даже эта крохотная неувязка устранилась по воле случая, и меня можно было арестовывать тепленького, безнадежно влипшего по самые уши.
Только вот звонок брызнул коротенькой, как бы неуверенной трелью, словно палец ожегся о кнопку и отдернулся. На полицейские замашки совсем не похоже.
Ногой запихнув чемоданчик с деньгами под тахту, я сунул пистолет за спину, под брючный ремень, одернул куртку и пошел открывать.
На пороге стояла Зайна.
— Здравствуй, Мес, — произнесла она с какой-то вымученной, слегка перекошенной улыбкой.
— Здравствуй, — ответил я и посторонился, пропуская ее в прихожую, она же кухня, она же гостиная, она же душевая при случае.
Появление бывшей жены и вовсе не лезло ни в какие ворота. Ну ладно, подброшенные пистолет и кучу денег еще можно вразумительно объяснить. Но приход Зайны?
Неужто ее пухленький интендант ухитрился пасть смертью храбрых за Родину и Адмирала на каком-нибудь из продовольственных складов? Или, того пуще, в ней взыграли высокие чувства — любовь, долг, жертвенность и разные прочие мерехлюндии? Но тогда это не Зайна. Или я уж вовсе ничего не понимаю.
— Вот, — сказала она. — Зашла посмотреть, как ты живешь.
— Что ж, проходи в комнату, — откликнулся я.
И она вошла в комнату, где тысячи раз бывала, сама не ведая того. Желанная и презренная, любимая и ненавистная, впервые она вошла туда наяву и уселась на табурете, сложив руки на коленях, как пай-девочка на уроке.
От всего этого веяло глубоко запрятанной, но отчетливой фальшью. Она толком не представляла, как ей держаться и что говорить. Не сама она сюда пришла, не по своей воле. Но по чьей?
— Позавчера, когда ты проходил мимо моего дома, у тебя был очень больной вид. Тебе что, сильно нездоровится?
Заботливая Зайна, обеспокоенная моим самочувствием. Ну, доложу я вам, это похлеще, чем триста шестьдесят тысяч хухриков под тахтой.
— Да так, средне. Старые раны беспокоят.
— Ты хоть питаешься нормально? Денег хватает?
Можно подумать, она пришла покормить меня за счет бравого младшего интенданта.
— Родина платит пенсию своему незабвенному герою, — обтекаемо разъяснил я.
— Да ведь это гроши, разве на них проживешь…
— Родина считает, прожить на пенсию можно. Не мне опровергать это мнение.
— Ты все такой же, Мес, — вздохнула бывшая жена. — Ни капельки не изменился.
Я промолчал. Ее всегда раздражал мой стиль юмора, вероятно, и в самом деле несколько громоздкий. Сказывалась разница в интеллекте, которую я однажды бестактно сформулировал вслух: я был умным придурком, а Зайна придурковатой умницей. Конечно же, она тогда обиделась, и еще как.
— Уезжать собираешься? — она окинула взглядом шмотки, разложенные на покрывале тахты.
— Ненадолго.
— И куда, если не секрет?
Тут у меня в уме словно включился предостерегающий сигнал. Как если бы зажглась надпись здоровенными красными буквами: «Осторожно, Мес! Это все неспроста.»
— Да старый приятель зовет к себе отдохнуть. У него домишко на берегу Тергамской бухты.
Это тоже, как и моя родная деревенька, пятьсот стир отсюда, только совсем в другую сторону. Пускай ищут все, кому не лень. А кому не лень было прислать ко мне Зайну, я уже догадывался. И это не полиция, не бандиты, а почище, чем те и другие вместе взятые. Только младенцу неведомо, что в каждой семье военнослужащего надлежит быть нештатному осведомителю УБ, нашего прославленного Управления Безопасности. Ежели в семье всего два человека, нетрудно догадаться, кто из них регулярно строчит донесения контролеру из УБ. Меня эти штучки мало трогали, я человек стопроцентно лояльный. Уж такая поганая работенка у наших УБоищ, равно как и скотская планида офицерских жен. Другого объяснения визиту Зайны не было и быть не могло. Но тем запутанней становилась ситуация в целом. Мной заинтересовалось УБ, надо же. Час от часу не легче.
— Когда думаешь вернуться?
Придурковатая умница добросовестно расспрашивала меня, тем самым выдавая себя с головой и совершенно не заботясь о том, что ее назойливый интерес к моим делам выглядел слишком прозрачно.
— Да как получится…
И тут дверной звонок затренькал в типичном полицейском стиле. Я подумал о подброшенных деньгах и пистолете, мысленно махнул рукой и пошел отпирать. Семь бед — один ответ.
Но заявилась ко мне отнюдь не полиция. На пороге стояли двое толстощеких румяных верзил в каскетках-восьмиклинках и черных кожаных куртках, униформе столичных бандюг среднего пошиба. Один из них сунул мне под нос дуло пистолет-пулемета «Брен», а свободной рукой ухватил за грудки и отшвырнул к окну.
— Где башли, падло? — рыкнул он, войдя и захлопнув дверь.
Второй бандит, тоже с «Бреном» наперевес, заглянул в комнату. Зайна испуганно взвизгнула.
— Молчать! — прикрикнул на нее второй. — Слышь, Фенк, тут баба.
— Бзец на нее. Ты глухой, падло? Я говорю, где башли, бзец! Это наша касса.
Куцее дуло с толстым глушителем подрагивало, будто изнывая от желания выплюнуть в меня длинные заостренные пульки со смещенным центром тяжести, любая из которых способна бешеным зигзагом прошить человека от ключицы до паха или, вращаясь юлой, перерубить напрочь руку.
— Ты путанку гонишь, браток, — нагло ответил я. — Что за башли, какая касса? Я в непонятке.
— Сейчас придешь в понятие, падло. Это что, твоя баба?
Я счел излишним вдаваться в тонкости моего двусмысленного положения.
— Допустим, моя.
— Возьми бабу на мушку, — велел напарнику Фенк. — Досчитаю до трех, мочи ее. А ты, падло, вникай. Сейчас замочим твою бабу, если не отдашь кассу. Раз…
В умелых руках очень серьезная штука «Брен», калибр двадцать девять, скорострельность двенадцать пуль в секунду. Но сноровка у верзил была весьма сомнительной. И в квартиру они вперлись с нахальной неумелостью, и оружие держали напоказ, а не наизготовку. Надо полагать, серьезного отпора эти молодчики никогда не встречали, и на сей раз почему-то сочли себя хозяевами положения.
— Два…
Некие очень ушлые ребята убили Лигуна, забрали у него выручку, которую подбросили мне в чемоданчике, чтобы отвести от себя подозрения и подставить меня. Прикончили толкача, конечно, не из-за денег. А потом как-то дали знать наркоклану о том, где искать виновного. Хотя странно, зачем им понадобилось совать в чемоданчик пистолет, эта улика скорее для полиции, а для громил хватило бы и пачек с деньгами. Шла путаная загадочная игра, в которую невесть с какого бока сунулось Управление Безопасности, явно неспроста подославшее ко мне Зайну. Представляю, как она отнекивалась, разыгрывала дуреху, и как офицер из УБ настаивал, требовал от нее добыть свежую информацию обо мне любым путем. Все эти мысли текли у меня в голове с бешеной скоростью своим чередом, а заодно я обдумывал, как понадежнее загасить моих непрошеных гостей с их пижонскими пистолет-пулеметами.
— Вон там, — сказал я, показывая пальцем в угол.
И Фенк, разумеется, купился, как маленький. Он бросил быстрый взгляд туда, где возле плиты висело оцинкованное корыто. Этого было достаточно, чтобы я прыгнул вбок, уходя с директрисы «Брена», и выхватил пистолет из-за спины. Вся моя выучка осталась при мне, ее хватило в самый раз, чтобы опустить большим пальцем флажок предохранителя, броситься на пол, всадить пулю в грудь неповоротливого Фенка. Его короткая очередь пришлась по окну, брызнули стекла, пистолет-пулемет выпал из рук, и бандит завалился навзничь.
Еще не успел Фенк рухнуть, а я перекатился влево, ловя на мушку в дверном проеме его напарника. Однако прежде, чем мне удалось прицелиться, тот полоснул от неожиданности очередью по Зайне. Просто рефлекторно сработал палец, лежавший на спусковом крючке. И только потом пуля из «Мидура» снесла ему полчерепа вместе с каскеткой.
Моментально я вскочил на ноги, бросился в комнату. Зайна лежала поперек тахты с тремя пулями в груди, мертвее мертвой.
4
Вот так, нежданно-негаданно, собрался пенсионер отдохнуть в родных местах, среди диких гор и простых нравов, но едва успел собрать вещи, как у него в квартире оказалось три трупа сразу. Полагаю, в моем загадочном положении это непозволительно много. Причем двое из убитых, как нетрудно будет установить, застрелены из того же пистолета, что и толкач Лигун позавчера. Какие выводы тут сделает полиция, можно сообразить безо всяких мозгов.
Следовало уматывать отсюда поскорее, а я стоял и смотрел на мертвую Зайну. Ну да, была она далеко не святой, но такой нелепой смерти все-таки не заслужила. И убили ее при мне, под моим кровом, а я не сумел защитить свою жену, пускай бывшую, пускай изменившую и бросившую меня, пускай осведомительницу УБ — ее кровь теперь на моей совести. Было у нее тихое, немного удивленное лицо, как будто не мертвое, навсегда застывшее в недоумении. И мелькнула мысль, что моя нынешняя поразительная память отныне будет изводить меня этим зрелищем до могильной ямы.
