– В полицейском протоколе, который поступил в наше бюро пять минут назад, свидетельница происшествия, схожая с твоим описанием, не значится. Твои коллеги из группы прикрытия женщину с такими приметами также не наблюдали. Американцы уже уехали обратно и ничего подтвердить не могут, так как связи с ними пока нет. Повторный опрос свидетелей, уже допрошенных полицией, и исследование телефона на предмет обнаружения отпечатков пальцев положительных результатов пока не дали, – перечислил предпринятые им меры мой начальник и почти с сочувствием посмотрел на меня. Но только почти. – А поскольку ты уже в течение трех недель не проходил психологическое тестирование, а последние твои результаты были отнюдь не лучшими, то у меня, да и не только у меня, возник вопрос, что бы это могло значить. Сам понимаешь, разъяснение этого вопроса для нашего бюро очень много значит, а для нас с тобой особенно. Из того состава бюро, которое было в самом начале, тогда, двадцать с лишним лет назад, только мы с тобой и остались. А мне бы очень не хотелось, чтобы я остался здесь единственным динозавром.
Я ошалело смотрел на своего начальника, продолжая делать попытки переварить услышанное. Я видел эту девушку своими глазами, ясно помнил каждое ее движение. Такую девушку нельзя было не заметить. И тем не менее ее не видел никто, кроме меня. Неужели это все была просто галлюцинация?! Такого не может быть! Я на секунду зацепился на этой спасительной мысли, однако память тотчас услужливо подтолкнула мне моего коллегу Чарли Финкла, который твердил, что к нему каждую ночь приходят все его жертвы и волокут его на Страшный суд. Старина Чарли перерезал себе вены отколотым от умывальника кусочком эмали в нашем дурдоме.
«Неужели я действительно сошел с ума и даже не заметил этого?! – подумал я. – Но я видел ее так ясно и отчетливо, как сейчас сэра Найджела! Но, кроме меня, ее больше никто не видел! Никто!!! Никто, кроме меня. Чертовщина какая-то!»
– Я немедленно иду в кабинет психолога, чтобы пройти тестирование на адекватность реакций, – твердо сказал я, взяв себя в руки.
– Хорошо, только одного я тебя в свете открывшихся обстоятельств отпустить, извини, не могу. – Сэр Найджел кивнул назад, и я увидел за его спиной трех неизвестно откуда взявшихся здоровяков из внутренней службы безопасности «Лондон фармацептик компани». – Они проводят тебя.
Мир раскололся на две части – то, что было до, и то, что стало после. Я чувствовал, что падаю в глубокую пропасть с самой вершины огромной горы, и каждое слово моего шефа ударяло меня в голову, словно брошенный мне вслед булыжник. Я падал вниз, на самое зловонное дно, навстречу позорной собачьей смерти. Мне пришлось опереться на табло электронного бармена, чтобы не упасть, и потрясти головой, чтобы отогнать серый туман, застлавший мне глаза.
То, что сказал мне сэр Найджел, означало в переводе на нормальный язык, что меня считают сумасшедшим, который провалил операцию, упустив потенциального свидетеля, и, таким образом, создал возможность утечки информации, а такое обвинение для любого сотрудника, как бы высоко он ни стоял, означало только одно – ликвидацию.
Полжизни я стоял на одной стороне баррикады рядом с сэром Найджелом, и вот теперь оказался на другой стороне, приговоренный к уничтожению, став одним из тех бесчисленно многих, чьими жизнями самовластно распоряжался британский Палач номер Один. Только вид трех здоровяков из службы безопасности со своими дубинками и пистолетами удержал меня в эту секунду от попытки придушить моего шефа.
Наверно, мои мысли отражались на моем лице, как в зеркале, потому что сэр Найджел совсем уже ледяным тоном сказал:
– Иди, не заставляй психолога ждать.
«Не заставляйте палача ждать», – подумал я, вытирая рукой холодный пот со лба.
– Так ты идешь или нет? – спросил сэр Найджел, и охранники тотчас подтянулись к нему, положив руки на расстегнутые кобуры, готовые по его сигналу вязать или пристрелить меня, меня, который двадцать лет проработал в бюро без страха и упрека! Вот, значит, как! Меня, меня, не кого-нибудь, а меня готовы уволочь на эшафот из-за малейшего подозрения!
Пытаться оказать сопротивление четверым противникам, из которых трое были вооружены дубинками и пистолетами, в то время как у меня не было вообще ничего, кроме натренированных рук, было бессмысленно. Скорее всего, меня бы просто пристрелили раньше, чем я успел бы добраться хоть до кого-нибудь из них.
Нет, конечно, я мог попытаться. Я бы и попытался. Они ведь, в конце концов, не такие профессионалы, как я, а Лысый Дьявол уже давно вышел из формы, но… но… Но ведь я невиновен! Я же ничего не сделал! Это все просто ошибка! Я сейчас схожу к Дженис, пройду эти чертовы тесты, и все они увидят, что я… Что я невиновен! Если я брошусь на них, меня убьют, а если не убьют сейчас, то устроят охоту и все равно прикончат, и будут уверять друг друга, что я действительно сумасшедший, а если пойти к Дженис… Тогда остается маленький, но шансик… Хоть какой-то… Хоть какой-то шанс уцелеть… Выжить! Остаться жить, пить пиво, наслаждаться погодой, дышать! Просто дышать и жить! Это ведь только задыхаясь понимаешь, как прекрасно дышать. Только когда легкие рвутся в последней попытке вдохнуть, понимаешь, как ценен тот самый воздух, который ты обычно просто не замечаешь. И как ценна жизнь, когда смотришь в ствол пистолета и чей-то палец уже лег на курок.
Я посмотрел в ничего не выражающие ледяные глаза сэра Найджела, почувствовал, как вселенский всезамораживающий холод его взгляда начал переливаться мне в грудь, обреченно кивнул и пошел к двери. Однако даже просто так дойти до психолога мне не дали – двое приставили мне стволы пистолетов к вискам, в то время как третий завернул мне руки за спину. Лязгнули наручники.
– Иди, – сказал сэр Найджел, когда я остановился, пытаясь понять, как они посмели нацепить на меня – на меня! – свои паршивые «браслеты».
И я пошел. Один из моих конвоиров пошел передо мной, а остальные двое всю дорогу шли по бокам, на шаг позади меня, готовые в любой момент блокировать попытку схватить оружие или бежать. Но у меня в голове уже не было и мысли о сопротивлении или бегстве. Нет, я пройду тесты, и они поймут… они увидят… они узнают, что я невиновен, что я нормальный, такой же, как они.
Я шел, как овца к мяснику, но думал совершенно о другом. Мои мысли беспрестанно вертелись вокруг девушки-привидения и слов, сказанных мне сэром Найджелом. Что же все это может значить? Ответа на этот вопрос у меня не было.
Никогда еще я не проходил психологического тестирования с такой радостью. Дженис, нисколько не удивившаяся моему эскорту – видимо, Лысый Дьявол успел предупредить ее, сильно поразилась, изучая результаты моих ответов на контрольные вопросы и показания приборов, фиксировавших деятельность разных участков моего головного мозга, после чего торопливо ушла в соседнюю комнату, где и находилась минут пять. За это время я успел уничтожить в своих волнениях половину нервных клеток, отпущенных мне природой на всю жизнь.
Наконец она вернулась.
– Может, наконец, скажешь, что там у меня? – спросил я, уже не надеясь ни на что. Больше всего мне сейчас хотелось просто закрыть глаза и забыть о том, где я нахожусь. Однако парни за моей спиной не спускали с меня стволов и глаз, даже несмотря на то, что мои руки сковали наручники.
– У тебя все нормально, твое психическое состояние по всем показателям колеблется от «удовлетворительно» до «полная норма», – ответила она. – Не слишком хорошо, но и не настолько плохо, чтобы тебя следовало сию секунду запереть в специальную клетку.
Я тяжело вздохнул – значит, я не вылечу из бюро, я нормален, совершенно нормален. Кусок льда, пронзивший мне грудь, бесследно растаял, голова вновь обрела способность ясно мыслить, а окружавший меня мир снова расцвел яркими красками. Я чувствовал себя как приговоренный, который получил помилование, уже взойдя на эшафот, и это сравнение было недалеко от истины. Правда, эпизод с девушкой по-прежнему оставался непонятным для меня. Ладно, поживем – разберемся, что там к чему.
Мои размышления прервала Дженис, продолжив:
– Единственное, что я смогла обнаружить по результатам своих тестов, – это сильную усталость и шок, которые могут быть вполне объяснимым естественным результатом проведенной тобой сегодня трудной операции. Так что я бы прописала тебе несколько дней полноценного отдыха, и ты опять будешь как новенький.
– Спасибо, Дженис, – от чистого сердца сказал я. Впервые за всю свою жизнь я был готов признаться психологу в любви. Впрочем, вестников, приносивших добрые известия, любили во все времена. Это понятно. Согласитесь, гора с плеч – гораздо лучше, чем голова с того же места.
– Я только что звонила сэру Найджелу, он очень беспокоился за тебя и просил меня позвонить ему, как только станут известны результаты проверки, – продолжала она, шелестя какими-то дурацкими бумажками. – Он сказал, чтобы ты сейчас зашел к нему. Вот распечатка твоего обследования, он просил принести.
