17. АРГОНАВТЫ
За ледяным окном, в глухие зимы,Лучиной озаряя темный день,Мечтали мы о море и о РимеВ сугробах непролазных деревень.
Мы строили большой корабль, и щепыПод топором вскипали, как вода,Мы порохом грузили сруб нелепый —Мы отлетали в вечность навсегда.
Ревели девки, бабы голосили.
— Ну, дуры, ничего! — Отдай концы!
— Салют! — И в пушечном дыму поплыли
Глаза, как голубые леденцы.
Сначала шли по рекам, а навстречуПолзут ладьи. Народ кричите ладей:— Куда плывете? — Мы в слезах: — Далече!Прощайте! Отлетаем в эмпирей!
И видим, крестятся они со страху,Скребут в затылках, смотрят в облака,А ветер кумачовую рубахуРаздул у рулевого мужика.
Глядим — и море! В сырости колючейВ тулупах зябнут плечи северян.Корабль шумит. Высокий лес дремучий —Искусство корабельное селян.
Ах, нас манили песенкой сиреныИ подбирали нежные слова.Нырял дельфин. Над розоватой пенойКружилась с непривычки голова.
И вдруг — труба запела. Черным валомМетнулся океан в ночную высь.И, побледнев, мы стали к самопалам:Ну, начинается, теперь держись!
Как ахнем из двенадцатидюймовых —Все дыбом! На ногах стоять невмочь!Ревели топки. И в дождях свинцовыхМы погибали в эту злую ночь.
Но таяли армады, как виденья —Вот, думаем, отбились кое-как!Свернем-закурим! В сладком упоеньиКружился розовый архипелаг.
О солнце, суждено нам плыть! В пучинуЛететь! И вот уже дубы растут,И на дубах сусальную овчинуДраконы огненные стерегут.
А капитан смеется: — Мореходы!Эх вы, «овчина», мужичье! Руно!Не корабли вам строить, а колоды,Сивуху вам тянуть, а не вино…
18. ГОТИЧЕСКАЯ ЗИМА
Тринадцатого векаЯ полюбил красу,Румяных дровосековВ готическом лесу,
Жар изразцов и льдиныСредь нюренбергской тьмы —Каштаны и каминыКлассической зимы.
Пришел конец телегам,И крендель золотойПосыпан сладким снегомНад булочной ночной.
Колеса замерзают,Не вертятся, ползут,Коню не помогаютНи окрики, ни кнут.
И в этой зимней стуже,В сугробах синих чащПрохожий зябнет, тужит,Запахивает плащ,
Завидует прохожийТеплу бобровых шуб,Домам далеким тоже,Где дым валит из труб.
Звенит стеклом планетаОт ветра и колес,Но солнце для поэтаВыходит на мороз.
Вот — елочек уколыХрустальных на окне,Летает снег, как пчелы,В прекрасной тишине.
Как в скандинавской драме,В последнем акте — вдругОн падает горстямиИз чьих-то нежных рук,
Он землю утешаетПадением своим,И к небу отлетаетДыханий наших дым.
19. ПЕРЕСЕЛЕНИЕ
Когда на новую квартируПеребираются жильцы,Им весело навстречу мируЛететь в просторные дворцы,
И потрясают мостовыеОгромные ломовики,Влача в пространства голубыеДомашний скарб, узлы, горшки.
А рядом, забывая беды,Не глядя за плечо назад,Мечтатели и непоседыО новой жизни говорят:
Им чудятся большие планы,Воздушных комнат череда,Никелированные краныИ в изобилии вода.
Так покидая пепелище,Пустой очаг, бумажный сор,Мы грезим об ином жилище,О воздухе небесных гор,
Так наши чердаки, подвалыНас научили в теснотеМечтать о необъятных залах,О солнце и о чистоте.
Слабеет голос утомленныйНа пышном пиршестве друзей —О смерти думает влюбленный,И розы говорят о ней.
Да, пище сладостной не радыПирующие за столом,И жаждут ледяной прохладыРазгоряченные вином.
А за окошками снаружиНасквозь промерзшая земля —Бушует огненная стужаЗа зимней рамой бытия,
Ползут ладьи по черной ЛетеПод роковой уключный скрип,Влетают невозвратно в сети,Как стаи студенистых рыб.
Но, слушая снегов косматыхПаденье и летейский сон,И айсбергов голубоватыхВозвышенный хрустальный звон,
О, смертный, с позднею любовьюПрипомни пламя очагов,Дымок из труб, жилище, кровлюИ розы на столе пиров.
20. ЭПИЛОГ
В слезах от гнева и бессилья,Еще в пороховом дыму,Богиня складывает крылья —Разбитым крылья ни к чему.
На повороте мы застрялиПод шум пронзительных дождей,Как рыбы, воздухом дышали,И пар валил от лошадей.
И за колеса боевые,Существованье возлюбя,Цеплялись мы, как рулевыеКренящегося корабля.
И вдруг летунья воронаяС размаху рухнула, томясь,Колени хрупкие ломаяИ розовою мордой в грязь.
И здесь армейским Буцефалом,В ногах понуренных подруг,Она о детстве вспоминала,Кончая лошадиный круг:
Как было сладко жеребенкомЗа возом сена проскакать,Когда, бывало, в поле звонкомЗаржет полуслепая мать…
Свинцовой пули не жалея,Тебя из жалости добьем,В дождливый полдень водолея,А к вечеру и мы умрем:
Нас рядышком палаш положитУ хладных пушек под горой —Мы встретимся в раю, быть может,С твоей лохматою душой.
II
21. К МУЗЕ
Под сферическою скорлупоюНа огромном дворе мировомТесно нам за дневной синевою,Как цыпленку в яйце голубом,
А за хрупкою стенкой фарфораОкеаны эфира лежат,И над краем ночного забораПетушиные крылья шумят.
Умоляю тебя напоследок,Бросим этот курятник земнойИ кудахтанье тучных соседокНад твоею прекрасной душой!
Муза, я не забуду до гроба:И за подслеповатым окномМы вздыхали, нахохлясь в трущобах,По небесным краям за плетнем.
<1928>
22. ОТПЛЫТИЕ
Мы собираемся в дорогуС приготовленьями спеша,Смотрите — отлетает к БогуНетерпеливая душа.
Увы, последние лобзаньяНа задымившем корабле,Надгробные напоминаньяО бренной голубой земле,
И мы, качнувшись утлым краем,Как на руках несомый гроб, —Отчаливаем, отплываем.Высокий холодеет лоб.
Мы пред эпохою другоюЕще не открываем глаз,А чайка долго за кормоюЛетит, сопровождая нас.
Зачем ты сердце разрываешьУ бедных путников земныхИль мореходов утешаешьИ с твердью разлученный стих?
Нам утешения не надо —Мы зачерпнули, сбереглиОт этой голубой громадыСухую горсточку земли.
23. КАРАВАН
В дорожной сладостной тревоге,Еще в тепле земных домовНочуем мы на полдорогеУ черных очагов.
Еще под пальмами земнымиМы греем руки у костра,А завтра все растает в дыме,Как нежная гора:
С печальной легкостью беглянкиВзлетишь, душа, — плавней стрелы, —Оставив мусор на стоянкеИ горсточкузолы.
С трудом в эфир идут верблюды,Но, преодолевая страх,Покачиваемся мы чудомНа голубых горбах.
И в этой раскаленной стужеЭфирных ледяных Сахар,Мы странствуем, мы кружим, кружим,Плывем в магнитный жар.
Теперь нам кажется гортаннымМиражным бульканьем питье,Оазисом зеленым страннымЗемное житие.
О, жажда! С нежностью огромнойМы думаем — на все лады —О пальмах, кружке водоемнойИ о глотке воды.
24. «Мы смотрим рыбьими глазами…»
