5
Вечером следующего дня я подъехал к клубу «Дыра» на Профсоюзной. Только что прошел очередной дождь. В темном воздухе, пропитанном влагой, «Дыра» — длинное здание с задрапированными черной материей окнами — сияла неоновыми огнями, торжественная и тревожная, как собирающийся отплыть корабль. Прежде чем шагнуть в дверь, я оглянулся — по широкому мокрому тротуару беззвучно двигались редкие силуэты прохожих.
В маленьком фойе сиротливо бродили мальчики и девочки в хиповом прикиде. Они были тщедушные, интеллигентные, совсем не героические, и прикид у них был какой-то жалкий, лишенный подлинного шика: китайские замшевые курточки с бахромой, ученические рюкзачки за плечами, очечки и шарфики. Мне стало жалко их — мимолетно, как котенка в снегу. Я прошел мимо них к дверям, в которых стояли два охранника в черных майках. У них были бритые крепкие черепа, которые невозможно расколоть даже ударом бутылки, и тяжелые бицепсы людей, проводящих досуг, качаясь на тренажерах. По фойе гулял сквозняк, но им не было холодно. Они не говорили ни слова — просто стояли, перекрыв мне путь.
— Ребятки, мне нужно найти господина Парамонова, — сказал я. — Вы должны его знать.
— Сегодня концерт, — сказал один. — Вход по билетам.
— Без проблем, — сказал я, купил в кассе сторублевый билет и снова встал перед ними. Девочки и мальчики-хиппи притихли, с интересом наблюдая, что будет дальше. Охранник надорвал билет и вернул его мне. Я сделал шаг в дверь, но они не расступились. Они снова стояли передо мной с ничего не выражающими лицами и глядели мимо меня в пространство. Эта «Дыра» была неласковое место.
— Теперь в чем дело?
— Вы в верхней одежде.
— Это не верхняя одежда, — объяснил я им. — Эта куртка нечто вроде в пиджака. В пиджаке к вам можно?
— Нельзя.
— Слушайте, вы негостеприимны. В чем ещё к вам нельзя? В очках можно?
— Не хотите — не идите. В «Дыре» свои правила.
Они стояли передо мной в дверях с тем тупым спокойствием, которое бывает в хозяевах жизни — милиционерах, швейцарах, охранниках, вышибалах. Я перешел для них в категорию ничего не значащей мелюзги, вроде этих хиповых детишек, которые тусовались в фойе, не имея ста рублей на вход. Они ждали флайерсов. Что за группа играла сегодня, кого они надеялись услышать, на кого я купил билет? Мне это было все равно. Я сдал куртку в гардероб, прошел мимо охранников в черное нутро клуба и бросил билет в первую же урну.
В большом темном зале светилась только стойка бара. Бармен протирал бокал. Он держал его за ножку и делал быстрые скользящие движения белой салфеткой. — Что вы хотите? — неласково спросил он, глядя не на меня, а на бокал. Суровость с оттенком хамства — это был, видимо, стиль клуба; так понимали здесь рок-н-ролл. Я начал, что называется, въезжать в атмосферу. Бармен поднял бокал перед собой и долго глядел на него взглядом ценителя.
— Пятьдесят грамм водки.
Рюмка проскользила по стойке и мягко уперлась в мою ладонь.
— Где мне найти господина Парамонова?
Он поднял на меня глаза. Смотрел с тем же выражением, что охранники — с нагловатым, спокойным безразличием. Мне пришло в голову, что Роки Ролл тоже может оказаться типом с рыбьим взглядом и лапидарным лексиконом бандита. Я испугался этой мысли, этой возможности — и в очередной раз ужаснулся своей затеи. Сомнения одолевали меня постоянно — с того самого момента, когда я увидел Баса, стоящего за лотком. О прошлом можно вспоминать, и даже не без удовольствия, но стоит ли вот так — упорной ищейкой — выискивать его и нарываться на встречу с ним? Я не знал. Ещё не поздно было перерезать эту линию развития, отменить этот сюжет, ускользнуть из прошлого в настоящее, вернуться туда, где мне было привычно жить — в уравновешенную, налаженную, в меру скучную, в меру добротную жизнь отца семейства, имеющего хорошую работу, хорошую машину и красивую блондинку-жену, чья выставка косметики в ванной — цветные, роскошно пахнущие тюбики и баночки от Garnier, L'Oreal и Kenzo — приводила меня в экстаз. Так же как её белье от Lise Charmel. Но сейчас я почему-то с тихой нежностью вспомнил тополиный пух в волосах моей давней Ундины и её простенькие трусики.
— Вы его позовете?
— Как о вас сказать?
— Старый друг. Времен Final Melody.
— Времен чего?
— Времен его молодости. Он поймет.
— А, молодости, — сказал он равнодушно. — Сядьте, подождите.
Я сел на мягкий диванчик у стены. Все столики в большом темном зале с задрапированными черными окнами были пусты. Мои глаза привыкли к темноте, и я понял, что посреди зала, меж диванчиков, тускло поблескивая стеклом и никелем, стоит старый автомобиль неизвестной мне марки. Без колес. Один кузов. Я сидел в темноте минут десять. Ничего не происходило, только глубокая тишина, как будто я находился не в клубе, а на дне моря. Жизнь начиналась здесь позже. Бармен за стойкой по-прежнему совершенствовался в протирке бокалов. Я выпил водку в два присеста. Тихой тенью проскользила девушка-официантка и спросила:
— Будете что-нибудь ещё?
— Я жду господина Парамонова.
— Господина Парамонова?
— Господина Парамонова.
— Он сейчас придет.
Она ушла. Я откинулся на спинку дивана. В конце концов, может быть, Бас ошибся, и Роки Ролл здесь не работает, а господин Парамонов — это кто-то совсем другой. Он выйдет, — клубный менеджер в бордовом пиджаке, с мобильным телефоном в руке — и я извинюсь за ошибку. Все они ведут себя так, как будто я не знаю пароля на вход в систему. Праздные мысли начали вращаться в голове. Возможно, эти опытные физиономисты сходу просекли во мне чужака — седые виски и дорогая кожаная крутка бросаются в глаза. Кого они во мне подозревают? Бизнесмена, приехавшего к г-ну Парамонову с ценным предложением о поставке девочек на Гавайи? Наркодилера? Почему охрана внизу заставила снять куртку? Чтобы убедиться, что я без оружия? В этот момент дверь за спиной бармена открылась, и в прямоугольнике света возник силуэт мужчины с размашистыми плечами. У меня не было ни секунды сомнения — я тут же узнал его. И ещё через секунду он чуть склонился ко мне, наши ладони встретились, я ощутил его мощное рукопожатие и услышал тихий смех.
— Так вот кто хотел меня видеть! — сказал он, не отпуская мою руку чуть дольше принятого. Ладонь у него была большая, горячая и очень дружелюбная. — Это мистер Moonlight Drive собственной персоной, — сказал он, называя меня одним из моих давних прозвищ. Я любил эту вещь Doors. И он, оказывается, это двадцать лет помнил.
— Роки Ролл, — сказал я.
Он выглядел как преуспевающий джентльмен. Длинные светлые волосы были стянуты назад и заплетены в косичку. Легкая небрежная бородка. Он был в черном пиджаке, светлых брюках и светлых кожаных мокасинах. Рубашка в тонкую голубую полоску, ворот рубашки расстегнут. На пальце перстень с черным плоским камнем. Не хватало платочка в кармане пиджака — я специально посмотрел на карман его черного, идеально сидящего пиджака и убедился, что платочка все-таки нет. Мы сели за столик — как нырнули в темноту. Снова бесшумно появилась девушка. — Будешь коньяк? Два коньяка, — бросил Роки Ролл, не дожидаясь моего согласия и не уточняя, какого именно коньяка, опустил руку в карман пиджака и достал зажигалку и пачку Marlboro. Щелкнул зажигалкой и закурил.
Язычок пламени осветил его лицо — я увидел прищуренные серые глаза, светлые брови, маленький косой шрам над левым глазом, русую изящную бородку. Это было лицо прежнего Роки Ролла, который когда-то восседал за ударной установкой в позе многорукого Шивы — но лицо, получившее новые черты. Дело было не в годах и не в возрасте — годы не так уж сильно повлияли на него. Но что-то было в нем абсолютно новое и даже чужое. Складка у губ? Прищур глаз? Двадцать лет назад Роки Ролл был человеком невероятного добродушия — теперь в его лице была сухая, жесткая четкость.
— Роки, — сказал я, — когда мы виделись с тобой в последний раз?
— Двадцать лет назад. В бункере на Павелецкой. Ты был у нас на репетиции, — без раздумий сообщил он. — Мы заканчивали vita nuova…
— Да. А потом?
— Потом… — он посмотрел в свою рюмку коньяка. В коньяке плясал маленький верткий огонек. Рюмка целиком помещалась в его сильной и холеной руке. Белоснежный манжет сиял чистотой снега, запонка была золотой с черным плоским камнем — одного с перстнем стиля. Богатство не делало его пошлым, оно придавало ему аристократизма. — Знаешь, с чего началась моя vita nuova?
— С чего? Скажи.
— Ну, ты даешь. С запоя, естественно.
— Ну да, это понятно, с чего же ещё.
Мы чокнулись и выпили.
— Веселое было время. Я жил на даче, пил водку и закусывал яблоками. Всю осень питался одними яблоками, до сих пор помню их вкус. По утрам подбирал их с мокрой травы, они падали сами. С глухим таким стуком. Потом меня посадили.
