Рукопись Кисина Мария Павловна по просьбе Чехова привезла в Ялту, откуда она и была отправлена автору. 15 апреля Кисин писал: «Рассказ, полученный обратно без отзыва, даже без единого хотя бы самого пустого замечания, привел меня в глубокое изумление <…> Судя по Вашему первому письму, я имел право заключить, что отношение к рассказу будет другое. Я имел право ждать от лица, пользующегося в большой публике репутацией интеллигентного и отзывчивого человека, хотя бы нескольких слов в виде заключения в конце рассказа» (там же).
…приходил ко мне прощаться инженер Михайловский… — Об этой встрече Н. Г. Гарин-Михайловский вспоминал: «А. П., провожая меня, очень серьезно уверял, что непременно приедет в Маньчжурию. — Поеду за границу, а потом к вам. Непременно приеду. Горький, Елпатьевский, Чириков, Скиталец только говорят, что приедут, а я приеду.
И он с задорным упрямством детей, которым старшие не позволяют, твердил:
— Непременно приеду, приеду.
Нет, не было тогда у меня предчувствия, что я смотрел на него в последний раз» («Памяти Чехова». — Чехов в воспоминаниях, стр. 660). Известие о смерти Чехова застало Гарина-Михайловского в Маньчжурии, в Ляоляне, и он немедленно откликнулся на него статьей «Памяти Чехова», опубликованной в «Вестнике Маньчжурской армии» 22 июля 1904 г. В письме к своему приемному сыну Б. К. Терлецкому Гарин писал о кончине Чехова: «Умер самый чуткий и отзывчивый и, вероятно, самый страдающий человек в России, вероятно, мы даже не можем понять сейчас всю величину и значение потери, какую принесла эта смерть» (см.: И. М. Юдина, Н. Г. Гарин-Михайловский. Л., 1969, стр. 173–174).
…сегодня он уехал. — Ср. письмо 4384 и примечания к нему. Вероятно, Гарин-Михайловский уехал в Кастрополь.
4362. И. А. БЕЛОУСОВУ
9 марта 1904 г.
Печатается по автографу (ЦГАЛИ). Впервые опубликовано: Письма, собр. Бочкаревым, стр. 11.
Ответ на письмо И. А. Белоусова от 4 марта 1904 г. (ГБЛ).
…в настоящее время Вам не следует совершать путешествие… — Белоусов писал: «Здоровье мое ничего — я могу работать, но устаю страшно. И в это время мне очень тяжело бывает, думаешь: целый век работаешь и за все время не найдешь 2–3 дней, в которые можно было бы не думать о работе, и впереди то же самое, и так без конца!.. Этим летом думаю отдохнуть. Пока мои предположения такие: поеду в конце июня в Киев к родственникам <…> Погостивши в Киеве, думаю проехать по Днепру до Екатеринослава и дальше по жел. дор. проберусь в Крым. Вот об этом-то конечном пункте мне и хотелось, дорогой Антон Павлович, посоветоваться с Вами. Как мне устроиться в Крыму подешевле? Вы знаете хорошо Ялту, а мне и хотелось бы 2–3 недели пробыть в Ялте <…> Пробывши в хорошем климате, отдохнувши месяца 1½, я наверное поправлюсь, а то я уж чувствую, что
Как подстреленная птицаЖизнь замедляет свой полет».
4363. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
9 марта 1904 г.
Печатается по подлиннику (ГБЛ). Впервые опубликовано: Письма к Книппер, стр. 404.
Телеграмма. Датируется по служебной помете на бланке: «Принята 9-го 1904»; месяц устанавливается по содержанию: Книппер переехала в Леонтьевский переулок в марте 1904 г.
О. Л. Книппер ответила 16 марта 1904 г. (Книппер-Чехова, ч. 1, стр. 354–355).
Поздравляю новосельем. — В ответ Книппер писала: «Какой ты дуся, что прислал телеграмму в день, даже накануне нашего переезда».
4364. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
10 марта 1904 г.
Печатается по автографу (ГБЛ). Впервые опубликовано: Письма к Книппер, стр. 405–406.
Год устанавливается по почтовым штемпелям на конверте: Ялта. 10.3.04; Москва, 13.3.04.
Ответ на письмо О. Л. Книппер от 6 марта 1904 г. (ГБЛ); Книппер ответила 14 марта (ГБЛ; частично опубликовано: Книппер-Чехова, ч. 1, стр. 353).
…ты ничего не телеграфируешь насчет здоровья. — 6 марта Книппер сообщала, что она больна бронхитом. В ответном письме она недоумевала: «Ты упрекаешь меня, что я не телеграфировала тебе о своем здоровье, дорогой мой, а для чего? Ведь это была просто простуда, и больше ничего, зачем же пугать телеграммами? Да ты меня отучил, по правде сказать, от телеграфа. Мне как-то и в голову не приходит телеграфировать».
Ты отпускала Лулу ~ она должна остановиться. — Книппер известила Чехова, что Л. Ю. Книппер с сыном выехали в Крым 5 марта. На вопросы Чехова она отвечала: «Я сама беспокоюсь о Лулу, дусик. Она так твердо решила жить в Севастополе, что трудно было отговаривать. Ялту она сильно не любит, уверяет, что там сыро и больных много. Где она теперь — я не знаю и волнуюсь главное за Леву, что он так долго лежит без ошейничка. Мне было бы в тысячу раз спокойнее, если бы она была в Ялте. Все-таки и ты там, и доктора знакомые, и Средины. Зовут ее Луиза Юльевна».
…у Шапошникова, адрес такой-то… — Адрес контролера севастопольского отделения Государственного банка А. К. Шапошникова — Чесменская 30 — записан в адресной книжке Чехова (см. т. 17 Сочинений, стр. 193).
Неужели Царицыно улыбнулось? — Чехов хотел купить дачу в Царицыно (см. следующее письмо и примечания* к нему). Книппер писала 6 марта: «Про Царицыно все говорят, что там кругом малярия. А жаль».
…пусть Маша спросит Виноградова… — Комиссионер по продаже и покупке домов и имений А. Н. Виноградов занимался продажей имения Чехова Кучук-Кой (см. т. 9 Писем).
…когда поедешь в Петербург… — Художественный театр выехал на гастроли в Петербург 25 марта.
4365. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
12 марта 1904 г.
Печатается по автографу (ГБЛ). Впервые опубликовано: Письма к Книппер, стр. 406–407.
Год устанавливается по почтовым штемпелям на конверте: Ялта. 12.3.04; Москва. 15.3.04.
Ответ на письмо О. Л. Книппер от 7 марта 1904 г. (ГБЛ); Книппер ответила 16 марта (Книппер-Чехова, ч. 1, стр. 354–355).
…от Лулу никаких слухов… — От Л. Ю. Книппер. Книппер отвечала: «Ты все беспокоишься о Лулу? Вчера я получила телеграмму с ее адресом: угол Петропавловской и Ушакова пер., кв. Бровциной. Больше я ничего не знаю. Про Ялту я ей советовала и говорила, но она почему-то ненавидит Ялту и слышать о ней не хотела».
…где мои новые сапоги… — 1 марта Книппер писала: «Штиблеты я пошлю тебе с Лулу. Она отдаст их на пароходе, чтобы передали в Ялте Жоржу» (ГБЛ).
Ты бранишь Царицыно… — 7 марта Книппер писала: «Маша с Иваном ездили сегодня в Царицыно. Им очень понравилось, но все пугают, что кругом много воды и лихорадисто». Книппер отвечала: «Ты пишешь о Царицыне. Родной мой, я всей душой за Царицыно, и если бы было возможно, сейчас же купила бы. Завтра съезжу к хозяйке и поговорю по душам. Съезжу еще к одной даме, у которой там же была дача, где она жила пятнадцать лет. Тогда хочешь — купим? И заживем там».
…владелица… — Езучевская.
…по какому адресу писать — в Леонтьевский или все еще на Петровку… — 10 марта Книппер и Мария Павловна переехали с Петровки (дом Коровина) на новую квартиру в Леонтьевский переулок (дом Катык).
Отчего ~ не телеграфировала о своем здоровье? — Чехова, вероятно, обеспокоило сообщение в «Новостях дня»: «Артистка Художественного театра г-жа Книппер занемогла и в виду этого пришлось снять пока „Вишневый сад“ и создать целую ломку в репертуаре. Сегодня и завтра вместо „Вишневого сада“ идут пьесы „На дне“ и „Юлий Цезарь“» (1904, № 7455, 8 (21) марта). Книппер отвечала: «Антонка <…> ты мне прислал такое взволнованное письмо! Я виновата? Виновата, что не телеграфировала? Но, повторяю, болезнь была пустяшная и не о чем было телеграфировать. Писала же я через день, хотя коротко, сухо, но писала».
В какой день уедешь в Петербург… — 12 марта в «Новостях дня» сообщалось: «С будущего понедельника часть труппы Художественного театра уезжает в Петербург для репетиций „Юлия Цезаря“» (№ 7459). Книппер писала: «В Петербург я поеду, верно, в среду или в четверг на страстной. Адрес: Мойка, 61, как и раньше. Алексеевы и Вишневский тоже там будут».
Получил письмо от Сулера… — Письмо без даты, с пометой Чехова: «1904, III» (ГБЛ). Л. А. Сулержицкий писал: «Я, кажется, думаю проехать с женой месяца на два в Крым. К сожалению, заработать мне не удалось — так много, как я думал, и потому опять я довольно-таки стеснен, — но это, впрочем, плевать в высокой степени <…> Мне что-то нездоровится. Думаю, что это оттого, что давно не работал на воздухе. Кажется, наклевывается подходящее именьице. Как разузнаю что-нибудь поточнее — напишу. В театре не был давно, никого не видел, все работал — мазал. Последний раз в театре был на „Вишневом саду“ и устроил было скандал. Черт меня дернул во втором акте пойти на сцену — и пробираясь, чтобы не шуметь, а зацепил ногой за натянутую проволоку, которой производят звук лопнувшей струны. Как она завоет! — я поймал обеими руками, чтобы заглушить, перепугался отчаянно, но, говорят, в публике почти не было слышно. Москвин говорит, что и он и все бывшие на сцене на минуту приостановились. Им показалось, что они не те слова говорят, которые нужно. Хотелось говорить то, что следует после звука. Я тотчас же удрал из театра. Но впоследствии оказалось, что мало было слышно» (Сулержицкий, стр. 438–439).
