сил не оставалось на скандалы с другими. Но что-то снова пошло не так…
Она комкала в дрожащих пальцах платок. Она очень переживает за Рому, и я испытываю схожие с ее чувствами ощущения. Я тоже боюсь, что дело может обернуться плохо… Но верю в лучшее.
— Тогда ему тринадцать-четырнадцать, — сказала я. — Психика ещё была нестабильна. Да и сейчас только крепнет. Значит, Роме понадобиться больше времени, чтобы научиться держать себя в узде.
— Я, наверное, мать плохая, и не смогла его воспитать достойно…
— Вы не правы, — покачала я головой. — Характер Ромы не зависит лишь от вас и от воспитания. Вы слышали, наверное, что до восьмидесяти процентов характера человека закладывается в него ещё в утробе матери. Роме на роду написано было быть таким… мощным. Ему надо научиться пускать эту энергию в мирное русло. Просто ему нельзя лгать. Надо быть с ним честными и переждать бурю, которая была бы, если бы он изначально знал правду, но она бы не вылилась в нечто большее. Простите, что выглядит так, будто я вас учу, но это просто логичные выводы неравнодушного к нему человека.
— Нет, ты права, — кивнула Елена. — Надо было тогда ещё сказать ему, как всё было на самом деле. Ты очень мудра, не по годам. Катя, я очень рада, что именно ты оказалась с ним сейчас рядом.
Я мягко улыбнулась ей и сжала её руку, чтобы она чувствовала мою поддержку.
— А Рома вас очень любит. Очень часто мне рассказывал о вас. И только хорошая женщина и хорошая мать могли бы воспитать такого сына. Он…
Я рассказала ей историю со смертью моей единственной бабули, возможным детским домом и помощью Ромы.
— Я…просто в шоке, если честно, — утёрла она новые слёзы, но теперь уже от гордости за сына. — Я не ожидала от него таких взрослых и серьёзных поступков.
— И я не ожидала, — отозвалась я. — Однако — факт. Он меня обижал, много, сильно… Но эти его поступки после смерти моей бабушки разделили его отношение ко мне на до и после. Только глубокий человек, способный сострадать, способен на такое. Значит, вы с Петром Сергеевичем — отличные родители, смогли заложить в него самое лучшее. Не вините себя. Вы хотели как лучше, просто ошиблись. И… конечно, нам всем стоит запомнить этот урок, на будущее.
— А Рома в самом деле тебя любит, — сказала Елена спустя минуту раздумий. — Такие вещи он ради кого попало не сделал бы.
— Я знаю, — улыбнулась я. — И я его люблю тоже.
— Да уж, — вздохнула мама Ромы. — Совсем вы взрослые стали, детки… Кать?
— А?
— И ты не боишься Рому, после всего этого? — спросила Лена.
— Нет, — покачала я головой. — Несмотря на наши отношения в прошлом, Рома никогда не выказывал агрессии явной в сторону женщин. И я уверена, что он со временем обязательно справится со своей неуёмной энергией.
— Спасибо тебе, девочка, — наконец улыбнулась и Лена.
— За что?
— За этот разговор. За поддержку. За то, что принимаешь Ромку… Он так тебя любит. Он за тебя всё готов отдать будет.
— И это взаимно.
— Мне стало легче после этого разговора.
— Я очень рада. Елена, вы берегите себя — у вас ещё малыш есть, — обратилась я к ней, отметив про себя, что и плакать она перестала. — А о Роме мы с Петром Сергеевичем позаботимся.
— Да, — кивнула она. — Теперь я вижу, что с такой группой поддержки нам действительно бояться нечего.
— А то, — подмигнула я ей. — Всё переживём. Всё будет хорошо, и когда-то мы будем вспоминать об этом лишь как об уроке жизни, без страха и без боли.
— Твои бы слова да Богу в уши, Катюша… Какая же ты умница!
Эпилог
Катя
Роме всё же пришлось отвечать за содеянное. Суд США признал его виновным, и никакие связи Петра Сергеевича не помогли ему избежать наказания. Однако суд учёл все обстоятельства, и Рома получил два месяца исправительных работ.
Я ждала его дома, продолжая учёбу. Каждый вечер он выходил на связь и начинал своё привествие в сети или по телефону с одних и тех же слов, без которых я уже не знаю как буду просыпаться и жить.
«Привет, котёнок… Я так скучаю.»
Но два месяца всё же истекли, и Роме позволили покинуть страну и вернуться домой.
Мама и Джон с ним не говорили о прошлом, но я уверена, что Рома усвоил урок.
Дома ему предстоит курс психотерапии по поводу усмирения агрессии, но он не возмущается — понимает, что так ему самому будет легче жить.
Эти два месяца Рома не терял времени и занимался вечерами, чтобы всё же закончить школу вместе с нами. Я передавала ему задания, конспекты, и мы вместе, с гарнитурой в ушах, решали домашние задания. Его решения я распечатывала и относила учителям. Они пошли на уступки и засчитывали ему баллы так, словно он не покидал школу. Он даже смог подтянуть свои баллы — ведь теперь мотивация закончить школу вместе со мной у него была.
Мы готовились к поступлению. В какой вуз пока не определились, но везде нужны одни и те же предметы примерно. Тренировались сдавать тесты по математике и русскому языку. Мы очень надеялись, что теперь нам открыты все двери и все победы ещё впереди.
Наташа впала в материнство и скупала магазины с детскими вещами — впрочем, это было очень мило. Она явно давно мечтала о малыше, и теперь он у них с Петром Сергеевичем скоро появится.
Отец Романа словно сам помолодел от осознания, что второй раз станет папой. Пётр Сергеевич простил сына. На его карьере мэра это почти не сказалось. Пресса пошумела и утихла, когда мыть кости мэру города им надоело.
Пока Рома был в США мне тоже исполнилось восемнадцать.
Мы стали совсем взрослыми…
* * *
— Ромка! — выдохнула я, когда увидел его, идущим по воздушному коридору прямо
