Шеллоу. Ну да что там! Вы за это ответите!
Фальстаф. Отвечу хоть сейчас. Да, все это я сделал. Вот и ответил.
Шеллоу. Совет узнает об этом.
Фальстаф. Вам же хуже, если об этом узнают в Совете: вас высмеют.
Эванс. Pauca verba[17], сэр Джон. Говорите лучше немного слов!
Фальстаф. Ослов-то добрых немного! Слендер, я, кажется, проломил вам голову… Что вы имеете против меня?
Слендер. Право, сэр, у меня в голове кое-что осталось против вас и ваших дружков-негодяев – Бардольфа, Нима и Пистоля, которые затащили меня в таверну, опоили и обчистили мои карманы.
Бардольф. Ах ты, бенберийский сыр[18]! (Обнажает меч.)
Слендер. Хорошо, хорошо, ругайся!
Пистоль. В чем дело, Мефистофель[19]?
Слендер. Хорошо, хорошо, ругайся!
Ним. Руби его, говорят вам! Pauca, pauca! Руби его, палка! Вот мой нрав!
Слендер. Где мой слуга Симпль? Не знаете ли, дядюшка?
Эванс. Покорнейше прошу вас успокоиться. В этом деле – три посредника, сколько я понимаю: мистер Пэйдж – fidelicet[20] мистер Пэйдж; затем я сам – fidelicet я сам, и третий – последний и окончательный – хозяин таверны «Подвязка».
Пэйдж. Нас трое, чтобы выслушать дело и покончить его мировой.
Эванс. Очень хорошо. Я занесу это к себе в записную книжку, и вслед за сим приступим к разбирательству дела со всевозможным беспристрастием.
Фальстаф. Пистоль!
Пистоль. Он весь превратился в слух.
Эванс. Что за чертовщина такая – «он весь превратился в слух»? Да это манерничанье!
Фальстаф. Пистоль, ты обчистил кошелек мистера Слендера?
Слендер. Обчистил, клянусь этими перчатками[21], не войди я никогда в свой собственный парадный зал! Семь гротов он стащил у меня, – семь гротов шестипенсовой монетой да еще два эдуардовских шиллинга, которые я купил у Эди Миллера по два шиллинга за каждый, клянусь этими перчатками!
Фальстаф. Это правда, Пистоль?
Эванс. Нет. Как можно называть правдой воровство? Это не правда, а обман.
Пистоль.
Ах ты, пришлец с гор! Сэр Джон, мой вождь!Я призываю хвастуна к ответу!Гнев возраженья в нос тебе кидаю,Гнев возраженья, пена, грязь! Ты лжешь!
Слендер (указывая на Нима). Тогда вот этот сделал, клянусь моими перчатками!
Ним. Поосторожнее, сэр, и укротите ваш нрав! Коли вы натравите на меня ваши глупые остроты, так ведь я сострю так, что вам не снилось. Зарубите на носу!
Слендер. Ну так это сделала вон та красная рожа, клянусь моей шляпой. (Указывает на Бардольфа.) Я хоть и не точно помню, что со мной происходило, когда вы напоили меня пьяным, но все-таки не совсем же я осел.
Фальстаф. Что скажешь ты на это, Джон Румяный[22]?
Бардольф. Да что сказать? Скажу, что сей джентльмен упился в это время так, что лишился своих пяти чувствий.
Эванс. Правильнее сказать – пяти чувств. Фу, какое невежество!
Бардольф. А нарезавшись, он, что называется, спекся. И выводы превзошли возможности.
Слендер. Да, вы и тогда говорили по-латыни. Но не в этом дело. После такой штуки я никогда в жизни не напьюсь иначе, как в честной, благовоспитанной и приличной компании. Напьюсь пьян только с теми, в ком страх Божий, а не с пьяными негодяями.
Эванс. Добродетельное намерение, суди меня Бог!
Фальстаф. Вы слышали, господа: все показания опровергнуты? Вы это слышали?
Входят миссис Форд, миссис Пэйдж и Анна Пэйдж, которая несет кубок с вином.
Пэйдж. Нет, дочка, неси вино в комнаты: мы будем пить там.
Анна уходит.
Слендер. О небо! Это – мисс Анна Пэйдж!
Пэйдж. Как ваше самочувствие, миссис Форд?
Фальстаф. Миссис Форд, честное слово, мне весьма приятно вас видеть. С вашего позволения, почтенная миссис! (Целует ее.)
Пэйдж. Жена, проси джентльменов отобедать с нами. Пожалуйте; у нас на обед будет горячий паштет из дичи. Прошу, господа. Надеюсь, что мы утопим в вине все неприятности.
Уходят все, кроме Шеллоу, Слендера и Эванса.
Слендер. Я отдал бы сорок шиллингов, лишь бы здесь был мой сборник сонетов и любовных песен[23].
Входит Симпль.
Наконец-то! Где это ты пропадал? Что же, я сам себе должен прислуживать? Где моя книга? При тебе, что ли?
Симпль. «Книга загадок»[24]? Да вы ведь сами изволили одолжить ее Алисе Шорткейк в праздник Всех Святых, за две недели до Михайлова дня.
Шеллоу. Пойдем, пойдем, племянник. Мы ждем тебя. Только вот еще одно слово, племянник: вот что, братец, знаешь, сэр Хьюго сделал мне издалека, обиняком нечто вроде предложения. Понимаешь ты меня?
Слендер. Да, сэр, увидите, я буду благоразумен. Раз так нужно, я буду поступать благоразумно.
Шеллоу. Да ты прежде пойми меня!
Слендер. Я это и делаю.
Эванс. Внемлите его внушениям, мистер Слендер. Я составлю вам обозрение этого дела, если вы способны вникнуть в оное.
Слендер. Нет, я поступлю, как скажет дядюшка Шеллоу, уж вы меня простите: он – мировой судья у себя в округе, как бы прост я ни был.
Эванс. Но совсем не в этом дело: дело в вашей женитьбе.
Шеллоу. Да, об этом и речь, сэр.
Эванс. Право, об этом самая и речь; на мисс Анне Пэйдж.
Слендер. Что ж, если это так, я готов жениться на ней по любому разумному предложению.
Эванс. Но можете ли вы питать привязанность к сей девице? Позвольте нам услыхать об этом из ваших уст или из ваших губ, ибо некоторые философы утверждают, что губы суть частица уст. Итак, объясните с точностью, можете ли перенести свое благорасположение на сию девицу?
Шеллоу. Племянник Слендер, можешь ты любить ее?
Слендер. Надеюсь, сэр, что поступаю, как полагается благоразумному человеку.
Эванс. Нет, клянусь всеми святителями и святительницами Божьими! Говорите положительно: можете ли внушить ей ваши желания к ней?
Шеллоу. Да, ты должен отвечать положительно. Хочешь жениться на ней и взять хорошее приданое?
Слендер. Я сделаю и больше этого, дядюшка, если вы того потребуете.
Шеллоу. Нет, ты пойми, пойми меня, любезный племянник: я ведь делаю все для твоего удовольствия. Можешь ты любить эту девицу?
Слендер. Я женюсь на ней, если вы того желаете. Вначале любовь, может быть, будет и не очень велика, но потом, когда мы ближе познакомимся, женимся и покороче узнаем друг друга, она, с Божьей помощью, может, и уменьшится. Надеюсь, что по мере сближения будет увеличиваться и взаимное нерасположение. Но если вы скажете: «Женись на ней» – я женюсь. На это я решился добровольно и необдуманно.
Эванс. Весьма разумный ответ, за исключением слова «необдуманно», ибо, по нашему мнению, нужно сказать: «Обдуманно». Но намеренье прекрасное.
Шеллоу. Да, я полагаю, у него есть намеренье.
Слендер. Да, а не то пусть меня повесят – и все тут!
Входит Анна Пэйдж.
Шеллоу. Вот и наша красавица, мисс Анна! Видя вас, мисс Анна, я жалею, что не могу вернуть свои юные годы.
Анна. Обед подан. Батюшка просит вас пожаловать.
Шеллоу. Я иду к нему, прекрасная мисс Анна!
Эванс. Господи, помилуй! Я не должен пропустить предобеденную молитву.
Шеллоу и Эванс уходят.
Анна. Не угодно ли и вам пожаловать?
Слендер. Нет, благодарю вас, поверьте честному слову, от всего сердца благодарю. Мне очень хорошо.
Анна. Обед ждет вас, сэр.
Слендер. Я не голоден. Благодарю вас, честное слово. (Симплю.) Ты, как мой слуга, ступай прислуживать моему дядюшке Шеллоу.
Симпль уходит.
И мировой судья может быть иногда благодарен другу за слугу. Теперь, пока еще моя мать жива, я держу только трех лакеев да одного мальчика. Но что ж такое? Я все-таки живу, как бедный, но родовитый дворянин.
Анна. Я не могу вернуться без вас: пока вы не придете, гости не сядут за стол.
Слендер. Ей-богу, мне решительно не хочется есть. Благодарю вас точно так же, как будто я уже поел.
Анна. Пожалуйста, пойдемте. Прошу вас, сэр.
Слендер. Право, благодарю вас. Я лучше здесь похожу. На днях я ушиб себе колено, фехтуя на шпагах и кинжалах с учителем фехтования; три удара за блюдо вареного чернослива, и, клянусь вам честью, с тех пор я не могу выносить запах горячего кушанья. Чего это ваши собаки так заходятся? Разве в город привели медведей?
