В начале марта я полетел в Дессау для официальной регистрации и взвешивания самолета. Единственные подходящие для этой цели весы имелись только в Дессау. В разгар этих работ я вылетел в Берлин на громадном самолете «Зибель», чтобы доложить Гитлеру об успешном окончании испытательных полетов. Когда я вернулся на следующий день в Дессау, то выяснилось, что город подвергся сильной бомбардировке. Две трети города лежало в руинах, сильно пострадал и аэродром. Однако наш самолет остался целым и невредимым.
В Поккинг вместе с беженцами из Восточной Пруссии
Невиданный исход сотен тысяч беженцев достиг своего пика. Даже в Берлине скопилось много женщин и детей из Восточной Пруссии, которые не знали, куда им дальше податься. Я разместил на своем самолете столько беженцев, сколько было возможно, и вылетел вместе с ними в Поккинг, крошечную деревушку в Баварии. Оттуда я позвонил в Ротт-Тальмюнстер, маленький торговый городок по соседству, и попросил прислать несколько грузовиков, чтобы разместить этих беженцев по окрестным маленьким деревушкам. Возвратившись из плена, я узнал, что многие из них так и остались там жить, обретя себе вторую родину.
Наш Ju-290 сгорает в мюнхенском аэропорту Рием
17 марта около девяти утра я приземлился на своем Ju-290 в Мюнхене. Американские самолеты ежедневно вылетали со своих баз в Италии и около десяти утра пролетали над городом по пути к своим целям на территории Германии. Я отдал приказ немедленно завести самолет в ангар, поскольку он имел весьма внушительные размеры, и его сразу же могли опознать, даже с воздуха. Я поехал на машине в город. Всего через десять минут я услышал крик «Тревога!». Мы прибавили скорости, стремясь как можно быстрее покинуть городскую черту. В пригороде Мюнхена Лайме мы остановились под кроной дерева, чтобы посмотреть, что происходит. Мы слышали, как падают и взрываются бомбы, и поняли, что они падают в восточной части города. Тогда мы развернулись и поехали на юг. Когда я прибыл домой, сразу же раздался телефонный звонок: аэропорт Рием в огне. Мой самолет сгорел, вместе с ним погибли инженер, который прибыл из Дессау, два охранника и двое рабочих.
На этот раз американская бомбардировка увенчалась полным успехом. До этого вражеские бомбардировщики заходили на аэродром курсом с севера на юг. Они сбрасывали сотни бомб, но осколки от них едва задевали ангары, большинство из них вообще падало за пределами летного поля. Однако на этот раз они шли курсом с востока на запад и полностью разбомбили аэродром. Я затребовал самолет из Берлина и вылетел на нем из Мюнхена. В следующий раз я увидел этот город только в 1955 году. 18 марта, находясь в Берлине, я доложил о происшествии Гитлеру, но он отреагировал на это известие только кивком.
Русские стоят в пригородах Берлина – Гитлер обсуждает планы реконструкции Мюнхена
В марте 1945 года в рейхсканцелярии появился главный архитектор Мюнхена Гислер. Мы были поражены его появлением и удивлялись, о какой реконструкции Мюнхена может идти речь в сложившейся ситуации. Однако Гислер принес с собой большой рулон чертежей и объявил: «У меня с собой находятся планы послевоенного восстановления Мюнхена. Даже старый символ Мюнхена, церковь Фраукирхе, будет восстановлена, чтобы сохранить ее для грядущих поколений. Мы также обратимся к кардиналу Фаульхаберу за благословением». Когда Гитлер увидел Гислера и услышал, для чего он пришел, его лицо озарилось широкой улыбкой. Мы уже давно не видели его таким счастливым. Они вышли из комнаты и обсуждали между собой планы реконструкции Мюнхена в течение нескольких часов. Гитлер рисовал лестницы и фасады домов или просто делал наброски того, как, по его мнению, должен выглядеть тот или иной объект. Для тех из нас, кто явственнее видел приближение неизбежной катастрофы, все это представлялось странной забавой.
Оказалось, что Гислер прекрасно копировал манеру поведения Лея. Он так точно имитировал речь и жесты лидера Национального трудового фронта, что у вас создавалось впечатление, будто перед вами находится сам Лей. Гислер давал представления с пародиями на Лея каждый вечер – такие, что никто не мог удержаться от смеха. После его визита к Гитлеру больше не приходил ни один из высших чиновников, за исключением тех, которые составляли его ближайшее окружение. В конце марта я поехал в Шёневальде, чтобы навестить членов своего экипажа и осмотреть самолет. В то время, когда я там находился, прозвучал сигнал воздушной тревоги и на находившиеся на аэродроме самолеты были наброшены маскировочные сетки. Эскадрилья бомбардировщиков в сопровождении большого числа истребителей направлялась на Берлин. Очевидно, нас заметили, поскольку два самолета отделились от строя и двинулись в сторону нашего аэродрома. Самолет, находившийся в распоряжении гросс-адмирала Дёница, стал жертвой одного из истребителей: у него в баках было 7 тысяч литров горючего, поэтому его сразу же охватило пламя. Не успел еще догореть первый самолет, когда загорелся Ju-52, принадлежавший министру иностранных дел. Зенитные пулеметы открыли плотный огонь, но все равно мы лишились двух машин.
Линия фронта все ближе подходила к нашему аэродрому. Начиная с этого времени я вынужден был вести счет все возрастающим потерям. Несколько самолетов, запасные двигатели и большая часть других запасных частей были переправлены на юг, в Поккинг и Райхенхалль. Эти хлопоты заняли остаток марта, наступил апрель. В Берлине все явственнее ощущалось неотвратимое приближение фронта. Люди не видели никакого выхода. Население Берлина жило в подвалах и бункерах. Ходили слухи, что Гитлер покинул Берлин. 1 апреля все министры получили приказ выехать из города. К 10 апреля в столице остались только министерство иностранных дел, часть министерства пропаганды Геббельса и ближайшее окружение Гитлера. Альберт Борман, руководитель личного штаба Гитлера, выехал из Берлина в Мюнхен на машине 15 апреля.
Берлин готовится к обороне и гибели
По всему Берлину на улицах строились баррикады. Импровизированные защитные сооружения возводились быстро, но хаотично, не было и намека на четкое планирование. Наши самолеты стояли на аэродромах Рангсдорфа, Финстервальде, Гатова, Шёневальда и Темпельхофа. К началу апреля Рангсдорф и Финстервальде стали недоступны. В аэропортах хранилось большое количество одежды, которую теперь раздавали населению. Однажды, во время посещения аэропорта Темпельхоф, его директор, полковник Бёттгер, сказал мне: «Герр Баур, я подготовил аэропорт к обороне. Мы сделаем все, что в наших силах. Если аэропорт попадет в руки русских, я покончу с собой». Так оно и случилось. 22 апреля, когда русские захватили аэропорт, полковник Бёттгер застрелился.
Находясь в рейхсканцелярии, Гитлер возложил на себя руководство обороной города. 15 апреля стоял прекрасный солнечный день, Гитлер вышел в сад рейхсканцелярии, чтобы отдать необходимые распоряжения. Укрепления были возведены, минометы установлены, в некоторых местах снесли стены, чтобы можно было вести огонь прямой наводкой, противотанковая артиллерия заняла свои позиции. Гарнизоны бетонных бункеров заняли места у огневых точек. Тысяча человек из личной охраны Гитлера под командованием генерала Монке приговились защищать его последний бастион.
В тот день в рейхсканцелярию прибыла фрау Геббельс. Когда ее увидел Гитлер, он сразу же к ней подошел: «Во имя Господа, дорогая фрау, что вы до сих пор делаете в Берлине? Баур может немедленно вылететь вместе с вами в Бергхоф. Там вы и ваши дети будут в безопасности».
Однако фрау Геббельс не собиралась уезжать: «Когда русские войдут в Берлин, мой муж умрет. Для меня и для моих детей бесполезно искать спасения в бегстве. Я не хочу, чтобы моих детей где-нибудь в Америке или в Советском Союзе выставляли напоказ как отпрысков нацистского министра пропаганды Геббельса. Дети и я останемся в Берлине!» Гитлер лично проследил за тем, чтобы фрау Геббельс и ее дети были комфортно устроены в помещениях бункера. Сам Геббельс к тому времени уже жил там.
Поскольку мой дом на улице Канониров был уничтожен в результате бомбежки, я получил в свое распоряжение несколько комнат в здании бывшего югославского посольства. Однажды утром, когда я брился, оконное стекло, заклеенное пленкой, влетело прямо в комнату, и я подумал, что наш район бомбят. Но поскольку я не слышал ни сигнала тревоги, ни воя самолетов, то высунул голову из окна, чтобы узнать, в чем причина. Примерно в 200 метрах от моего дома находился бункер управления зенитной артиллерией, по которому русские вели огонь. Прибыв в рейхсканцелярию, я обратил внимание Гитлера на это происшествие. Он взглянул на меня с изумлением, поскольку не знал, что я до сих пор живу не в бункере рейхсканцелярии. По его приказу мне выделили там помещение, теперь я жил рядом с Борманом, генералом СС Раттенхубером, полковником СС Бетцем и полицейским советником Хёглем. Комнаты были отделены друг от друга стенами чуть ли не из картона.
