Вечером 26 апреля в новостях передали, что Геринг начал переговоры с американцами. На это известие Гитлер отреагировал очень остро. Он приказал Борману отправить Герингу телеграмму. Перед тем как ее отправить, Борман дал мне ее прочитать. В целом ее содержание сводилось к следующему: «То, что ты сделал, является изменой и предательством своей страны и по законам Германии карается смертной казнью. Однако, принимая во внимание твои заслуги перед Германией, я дарую тебе прощение, если ты сложишь с себя все полномочия в течение двадцати четырех часов». Рано утром 26 апреля от Геринга пришел ответ, в котором он заявлял, что слагает с себя все полномочия. Преемником Геринга Гитлер назначил генерал-полковника Риттера фон Грайма. Был издан соответствующий приказ, в котором сообщалось, что тот должен немедленно прибыть в рейхсканцелярию в Берлине.
Аэропорт, ориентированный по сторонам света
Между Бранденбургскими воротами и колонной Победы соорудили взлетно-посадочную полосу, ориентированную по линии восток – запад. Я был уполномочен оказать помощь в ее оборудовании. По дороге туда, когда мы подъезжали к Бранденбургским воротам, всего в нескольких метрах от нашей машины разорвался снаряд. Водителя ранило в руку осколком стекла, машина получила многочисленные пробоины, но сам я не пострадал. Русские особенно ожесточенно обстреливали этот район, потому что здесь все еще продолжалось интенсивное движение транспорта. Полковник Элерс ожидал моего прибытия возле колонны Победы. Мы обсудили подробности того, как превратить улицу в аэродром, и я сразу же отметил, что взлетно-посадочная полоса здесь получается слишком узкой. «Аэродром», ориентированный по линии восток – запад, имел ширину всего 65 метров, а размах крыльев у «Юнкерса» достигал 30 метров. Таким образом, с каждой стороны оставалось всего по 15 метров свободного пространства. Я отдал приказ повалить деревья по обеим сторонам улицы, чтобы летная полоса достигла по крайней мере 120 метров в ширину, и работа немедленно закипела. Выбоины на поверхности земли засыпали песком.
Я все еще разговаривал с Элерсом, когда мы услышали у себя над головой гудение «Шторьха». Маленький самолет приземлился как раз перед Бранденбургскими воротами. Окутанный облаком пыли, он вырулил в сторону и укрылся под деревьями зоопарка. Я тотчас же направился туда, чтобы посмотреть, кто прибыл. Когда я подъехал к месту посадки, то застал там только двоих солдат. Они рассказали мне, что из самолета выбрались высокопоставленный офицер и женщина, они взяли первую попавшуюся машину и поехали на ней в рейхсканцелярию. Естественно, я немедленно отправился туда и узнал, что Ханна Рейч прилетела вместе с генерал-полковником Граймом. Поскольку я хорошо знал Грайма еще со времен Первой мировой войны, то попытался его разыскать, но он уже находился на операционном столе. Как раз перед тем, как пересечь внутреннее кольцо обороны Берлина, он был ранен пулей в икру ноги. Вскоре появился Гитлер, поздравил Грайма с благополучным перелетом и пожелал ему скорейшего выздоровления.
Генерал пробыл вместе с нами два дня. Большую часть этого времени он провел в постели, поэтому у меня была возможность довольно долго с ним общаться. Он рассказал мне, что Гитлер объяснил ему суть многих событий последнего времени, особенно историю с Герингом. Грайм был назначен командующим военно-воздушными силами и сразу же после прибытия в рейхсканцелярию произведен в фельдмаршалы. В ночь на 28 апреля Ханна Рейч вылетела вместе с ним из Берлина на том же самолете, на котором они недавно туда прибыли. Фельдмаршал пробыл командующим военно-воздушными силами всего несколько дней, и, вероятно, люди меньше говорили бы о нем в эти дни, если бы не его полет с Ханной Рейч.
Свадьба Гитлера прошла почти незаметно
29 апреля Гитлер женился на Еве Браун. Я впервые узнал об этой свадьбе только в тот момент, когда Гитлер со мной попрощался. В тот день состоялось еще несколько свадеб под предводительством главы городского загса Нейманна. Торжества, если их так можно назвать, происходили на улице. Вокруг раздавались разрывы снарядов, которые сметали все вокруг и создавали своеобразное музыкальное сопровождение этой почти инфернальной церемонии. Всем новобрачным парам для первой брачной ночи в бункере выделили по комнате. Будущее не сулило ничего хорошего.
В тот вечер я беседовал с Евой Браун, теперь уже Евой Гитлер. Она рассказала мне то, что я и так уже знал, а именно, что Гиммлер также попытался скрыться. Для нас становилось все очевиднее, каким сокрушительным будет поражение. Гиммлер был исключен из партии в тот же вечер. 26 апреля Гиммлер попытался убедить Гитлера покинуть Берлин. Он направил в Берлин молодого офицера во главе бронетанковой группы, состоявшей из шести «тигров», хотя к тому времени город уже был полностью окружен. Офицер смог пробиться из Нойбранденбурга к рейхсканцелярии, уничтожив по пути девять русских танков. Его лицо сияло от гордости, когда он добрался до Гитлера и сообщил ему, что его задача заключается в том, чтобы вывезти Гитлера из Берлина, несмотря ни на какие препятствия. Гитлер принял командира отряда очень сердечно, поблагодарил его и объяснил ему, что не собирается покидать Берлин. Молодого офицера отдали под команду генерала Вайдлинга, последнего коменданта Берлина. Позднее я встретился с ним в лагере для военнопленных в Позене.
Гитлер приказывает расстрелять своего кума
Генерал СС Фегеляйн, который служил связующим звеном между Гитлером и Гиммлером, был женат на родной сестре Евы Браун, следовательно, Гитлеру он приходился кумом. В день своей свадьбы Гитлер вызвал к себе Фегеляйна, но его нигде не могли найти. Его искали везде, где только можно, но безуспешно. В конечном итоге кто-то вспомнил, что он может находиться в частном особняке на Курфюрстендамм. С ним связались по телефону. (Телефонная сеть работала вплоть до последних дней обороны Берлина.) Дозвонившись, генерал Раттенхубер обратил внимание на то, что его немедленно хочет видеть Гитлер и множество людей разыскивают его по всему городу уже в течение нескольких часов. Фегеляйн ответил, что он пьян и не может предстать перед Гитлером в таком виде. Раттенхубер не отступал, объясняя Фегеляйну, что тот должен подчиниться приказу. Раттенхубер заявил, что он немедленно высылает машину, чтобы доставить Фегеляйна в рейхсканцелярию. Выехала армейская машина, в которой находились несколько эсэсовцев. Они поняли, что особняк, в котором находится Фегеляйн, – на территории, контролируемой русскими. Тем не менее группа смогла пробиться через позиции русских, и в ходе боя серьезное ранение получил один из входивших в ее состав людей. Оставшиеся все-таки пробились к месту назначения и застали Фегеляйна в состоянии сильного алкогольного опьянения, причем он был переодет в гражданскую одежду. Он отказался возвращаться вместе с ними под тем предлогом, что не может появиться перед Гитлером в таком виде. Он хотел сперва протрезветь, а затем явиться к Гитлеру. Группа опять с боем проложила себе дорогу к рейхсканцелярии.
Однако Фегеляйн не явился. После нескольких разговоров по телефону к особняку, в котором он находился, отправили другую машину. В ней находились офицер и несколько солдат. И опять по дороге к особняку в группе ранили одного человека. Вполне понятно, что эти люди пришли в ярость, когда услышали, что он вновь отказывается ехать вместе с ними. Фегеляйн повторил офицеру уже известную нам причину, но дал слово чести, что обязательно прибудет через некоторое время в рейхсканцелярию.
Около полуночи он заглянул в мою комнату. Я сразу же его спросил, почему он отказывался появляться в течение двенадцати часов, и дал ему понять, что его поведение вызвало сильные подозрения. Фегеляйн ответил: «Если тебе больше нечего мне сказать, давай выйдем и можешь застрелить меня». Гитлеру сообщили о прибытии Фегеляйна, но он не захотел видеть своего кума. Он немедленно приказал возбудить дело о дезертирстве. Появились лица, которые были уполномочены провести расследование, и я покинул комнату.
Гитлер приказал генералу Монке, начальнику его личной охраны, лишить Фегеляйна всех званий и постов. Монке выполнил этот приказ. Заключенного (а Фегеляйн теперь стал заключенным) поместили в тюрьму гестапо, располагавшуюся в часовне напротив отеля «Кайзерхоф». Там он провел ночь.
Ева Браун пришла ко мне и пожаловалась, весьма встревоженная, что Гитлер не проявил к Фегеляйну никакого снисхождения. Она была убеждена, что Гитлер мог даже убить и родного брата. Больше всего она переживала за сестру, которая вскоре должна родить ребенка.
Ранним утром дело Фегеляйна было рассмотрено, и сообщение о вердикте суда – дезертирство – отправили Гитлеру. Фюрер приказал расстрелять Фегеляйна, своего кума! Самое страшное в те дни было то, что все идеалы полностью обесценились, и каждый стал думать, что теперь можно ожидать чего угодно. Даже в таком сравнительно узком кругу, где все знали друг друга, больше никому нельзя было доверять. Гитлер отправил кого-то убедиться, что приговор приведен в исполнение, поскольку расстрельная команда не вернулась незамедлительно. На самом деле артиллерийский обстрел был настолько сильным, что любой выход из бункера являлся смертельным риском. Эсэсовцам пришлось пробираться через Вильгельмплац под сильным огнем. В саду, близ министерства иностранных дел, они из автомата расстреляли человека, которому еще за день до этого Гитлер полностью доверял и который был женат на сестре его собственной жены.
