После трехдневных напряженных и изматывающих обсуждений палата поддержала правительство Черчилля. 464 депутата проголосовали «за» и только один[526] — «против». Рука об руку со своей супругой Черчилль покинул зал заседания. Его лицо озаряла улыбка.
Спустя годы, вспоминая это голосование и парламентские прения, Черчилль напишет:
«В течение всего этого периода политических трений внутри страны и бедствий за границей мое собственное положение, казалось, нисколько не пострадало. Я был слишком занят повседневной работой, чтобы много размышлять над этим. Мой личный авторитет, по-видимому, даже возрос в результате неопределенного положения некоторых моих коллег или возможных коллег. Неудачи лишь теснее сплотили меня с начальниками штабов, и это единство ощущалось во всех органах правительства»[527].
Третьей и, пожалуй, самой серьезной проверке на прочность правительство Черчилля подверглось летом 1942 года.
Начиная с января 1942 года британская армия понесла серию тяжелых поражений в Малайе, Сингапуре, Бирме и Северной Африке.
25 июня влиятельным членом Консервативной партии, председателем межпартийного финансового комитета сэром Джоном Уордлоу-Милном[528] на рассмотрение депутатов была внесена следующая резолюция:
«Воздавая должное героизму и стойкости Королевских Вооруженных сил в исключительно трудных обстоятельствах, палата не доверяет центральному руководству управление войной»[529].
Резолюцию поддержали адмирал флота сэр Роджер Кейс и бывший военный министр Лесли Хор-Белиша.
В этот момент Черчилль находился с официальным визитом в США. Прощаясь с американцами, он с усмешкой заметил:
— А сейчас в Англию, домой, к замечательной заварушке![530]
«Заварушка» началась 1 июля с выступления Уордлоу-Милна. Он подчеркнул, что резолюция «не является атакой против офицеров на фронте. Это определенная атака против центрального руководства здесь, в Лондоне, и я надеюсь показать, что причины нашей неудачи в гораздо большей степени лежат здесь, чем в Ливии или в любом другом месте»[531].
Сэр Джон допустил ошибку, когда предложил назначить на должность верховного главнокомандующего герцога Глостерского — третьего сына покойного короля Георга V[532]. «Палата взорвалась непочтительным смехом, — вспоминает депутат Генри Чэннон. — Я посмотрел на Уинстона. Он добродушно улыбался, а его лицо светилось, словно над ним зажгли лампочку»[533].
После Уордлоу-Милна слово взял адмирал Кейс. Он продолжил критиковать действия правительства в целом и поступки Черчилля в частности. К счастью для Уинстона, сэр Роджер выдвигал обвинения, которые вступали в противоречие с выступлением Джона Уордлоу-Милна. Например, если сэр Джон сетовал на премьера за то, что он постоянно вмешивается в работу армии, авиации и флота, то Роджер Кейс, наоборот, ставил ему в вину излишнюю пассивность в отношениях с представителями трех родов войск. Когда же кто-то из лейбористов спросил адмирала напрямую, что он думает насчет будущего Черчилля, сэр Роджер ответил не задумываясь:
— Это будет самой настоящей катастрофой, если премьер-министр подаст в отставку[534].
В оппозиции наметился раскол, но впереди еще было 2 июля и целый день обсуждений. Секретарь Черчилля Элизабет Лэйтон так описывает обстановку перед началом дебатов:
«Я не переставала удивляться тому факту, что еще до полуночи мы могли все потерять свою работу. Мы все были на нервах. Так что даже, когда звонил телефон, я непроизвольно подпрыгивала на месте. Я зашла к премьер-министру. Он ел свой ланч. Уинстон все никак не мог подцепить горошины на вилку. Премьер очень нервничал, что не совсем обычно для него. Увидев меня, он улыбнулся и попросил, чтобы я подождала снаружи»[535].
На второй день обсуждений слово взяли известный лейборист Эньюрин Бивен и Лесли Хор-Белиша. Первым выступил Эньюрин Бивен.
— Премьер-министр выигрывает одни дебаты за другими, проигрывая одну битву за другой, — заявил он.
Эти острые слова, будто лезвие, взметнулись в воздухе палаты общин и со свистом ударили в ничего не подозревающее правительство.
Не дав присутствующим прийти в себя, Эньюрин нанес новый удар:
— В стране говорят, что Черчилль сражается на дебатах, как на войне, и на войне, как будто он находится на дебатах[536].
И наконец, третий, уже смазанный удар — не по правительству, а по британской армии в целом:
— Она погрязла в классовых предрассудках. Если бы фельдмаршал Эрвин Роммель служил в британской армии, он до сих пор ходил бы в сержантах[537].
Следующим выступил бывший военный министр Лесли Хор-Белиша. Его выступление было не таким острым, но не менее опасным.
— Как можно полагаться на суждения премьер-министра, когда он столько раз последовательно ошибается в своих прогнозах? — взывал Лесли к членам парламента. — Палата общин наконец должна положить этому конец. Подумайте о том, что поставлено на карту. За первые сто дней мы потеряли нашу империю на Дальнем Востоке. Что произойдет в следующие сто дней? Пусть каждый член палаты голосует в соответствии с тем, что ему подсказывает совесть[538].
Черчиллю пришлось приложить все свои ораторские способности, весь свой сорокалетний опыт парламентария, все свои знания менеджмента, чтобы обуздать поднимающуюся волну возмущения среди депутатов до того момента, пока она не стала не управляемой и не накрыла правительство с головой. Он не стал отказываться от возложенной на него ответственности, но, используя уже знакомый нам по предыдущим главам принцип соответствия, наотрез отказался сокращать свои полномочия.
МЕНЕДЖМЕНТ ПО ЧЕРЧИЛЛЮ: Черчиллю пришлось приложить все свои ораторские способности, весь свой сорокалетний опыт парламентария, все свои знания менеджмента, чтобы обуздать поднимающуюся волну возмущения среди депутатов до того момента, пока она не стала не управляемой и не накрыла правительство с головой.
— Я не прошу снисхождения ни к себе самому, ни к правительству Его Величества, — заявил он в своем ответном слове. — Я принял посты премьер-министра и министра обороны после того, как всеми силами защищал своего предшественника, и в то время, когда жизнь империи висела на волоске. Я ваш слуга, и вы имеете право уволить меня, когда вам будет угодно. Чего вы не имеете права делать — так это просить меня нести ответственность, не имея полномочий для эффективных действий, нести ответственность премьер-министра, но «быть зажатым с каждой стороны сильными людьми», как сказал один уважаемый член палаты. Если сегодня или в любое время в будущем палата прибегнет к своему несомненному праву, я уйду с чистой совестью и с сознанием того, что я выполнил свой долг в меру своих способностей. В этом случае я попрошу вас только об одном: предоставить моему преемнику те скромные полномочия, в которых мне было отказано.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
