вывалила все в миску.
— Вот, — она упорно не называла Эми по имени, — можешь ему отнести.
Эми взяла миску и вышла из кухни. В коридоре она принюхалась к сосискам. Удивившись странному запаху, она отщипнула кусочек и сразу выплюнула. Это были кошачьи палочки.
— Отец? — сказала она в темноту чулана.
Из-под тряпья высунулась лохматая, еще не седая голова на бычьей шее. Затем послышалась возня, и вдруг зажегся неяркий свет. Старик втянул носом воздух, словно не доверяя собственным глазам.
— А, это ты.
Он свесил ноги в толстых шерстяных носках, из-под задравшейся штанины выглядывали кальсоны с начесом. Кофта домашней вязки была застегнута на все пуговицы. Старик поежился и спросил:
— Где одеяло?
— Принести? — на всякий случай уточнила Эми.
Старик шумно завозился, переживая, вероятно, глубоко въевшуюся обиду.
— Принести!.. — заворчал он себе под нос. — Каждый день прошу. Одеяло ей жалко!
Эми решила покончить с недоразумением:
— Отец, вы меня не узнаете? Это я, Эми.
— Назовись хоть римским папой, лучше от этого не станешь. Ты мне зубы-то не заговаривай, поесть принесла?
Эми неуверенно протянула ему миску. Старик съел пару ложек затирухи, взял пальцами сосиску и целиком запихал в рот. Эми отвернулась.
— Хлебушка не дашь? — попросил он.
Она подняла с пола кусок хлеба и, стараясь не смотреть, положила ему на колени. Старик шумно ел, старательно выскребая все из миски. Про Эми он, казалось, забыл. Но вот, глянув на нее исподлобья и убедившись, что она смотрит в другую сторону, он с неожиданной проворностью достал из-за сундука фляжку и приложился к ней, а затем так же быстро сунул ее обратно. Вытерев рот рукавом, он вздохнул:
— Нос от меня воротишь. Небось, когда мать была жива, не видно тебя было и не слышно. Расхрабрилась.
— Я пойду, отец?
— Миску возьми. И вторую. Эх, Эльжбета, Эльжбета…
Эми вышла в коридор и прислонилась к стене. Голова кружилась.
— Дрянь, ах, какая же ты дрянь, — повторила она несколько раз.
Из кухни долетали взрывы смеха. Она поставила на пол грязные миски и повернула в сторону прихожей.
Услышав, как во дворе хлопнула дверца машины, Эльжбета бросилась к окну.
— Уезжает! — она захлопала в ладоши. — Уезжает… уезжает… — пела она на разные лады.
Эмили тоже подошла к окну. "Ситроен" скрылся из виду.
Девочка словно с цепи сорвалась. Она с гиканьем промчалась по дому и с разбегу повалилась на родительскую кровать, где были разложены разные свертки в красивой упаковке. Она разорвала один и повертела в руках мужскую кофту; она была ей до пят. В другом свертке обнаружила шоколадные конфеты и тут же засунула в рот целую пригоршню. Потом заметила замшевую сумочку и все из нее вытряхнула. Вот то, о чем она мечтала! Косметичка! Она схватила черный карандаш, румяна, тени для век и, повернувшись к зеркалу, принялась энергичными мазками превращать себя в роковую женщину.
— Давай я тебя научу, — предложила Эмили и потянулась к карандашу.
— Я сама! — завопила девочка.
На ее крики выполз из чулана старик, прошаркал в спальню и близоруко уставился на размалеванную Эльжбету. Та не только не смутилась, но, наоборот, страшно обрадовалась. Игра принимала новый оборот.
— Маркиз? — воскликнула она с притворным изумлением. — Вы ли это? Как вы посмели явиться к даме в таком виде?
Виляя бедрами, Эльжбета приблизилась к отцу. Она рассчитывала двумя пальцами, с этакой светской небрежностью, стащить с него засаленную верхнюю кофту. Старик перехватил руку и оттолкнул Эльжбету с такой силой, что она отлетела в угол. Дама озверела. Она юлой завертелась вокруг отца, норовя ущипнуть побольнее. Его неповоротливость развеселила Эмили. Подкравшись незаметно, она дернула за конец ремешка, которым отец был опоясан. Старик охнул и едва успел подхватить штаны. Это их еще сильнее раззадорило. Нападая с разных сторон, они сдергивали с него то одну вещь, то другую, словно перья ощипывали, и не успокоились, пока не открыли его наготы. И тогда он позорно бежал в свой чулан, на ходу подтягивая кальсоны, а торжествующая Эльжбета помчалась следом и заперла его на ключ.
Теперь им никто не мешал. Они влезли на стол в большой комнате и стали на нем отплясывать. Вдруг Эльжбета что-то вспомнила, осторожно сползла на пол и с криком "Я сейчас!" кинулась в детскую. Оттуда она примчалась с шарманкой. Она начала крутить ручку — заиграл польский гимн в ритме паваны. Тотчас включившись в игру, Эмили медленно поплыла из конца в конец длинного стола. Девочка быстрее закрутила ручку, и павана сменилась веселой полькой. А завершилось бешеным канканом.
Потом они в изнеможении лежали в спальне, дымя в свое удовольствие. Вообще-то удовольствие получала одна Эмили, а Эльжбета давилась табачным дымом и выкатывала глаза.
— Эх, винца бы еще… — вздохнула Эмили.
— Так я принесу! — тут же откликнулась Эльжбета, неизвестно чему больше обрадовавшись, — возможности услужить или избавиться от этой ужасной сигареты. Бутыль домашнего вина была у нее припрятана в надежном месте, чтобы старик не разнюхал. В кухне ей пришла в голову мысль достать из буфета старинные бокалы, считавшиеся неприкосновенными. В следующую секунду Эмили услыхала взрыв и звон стекла.
— У маман был бы обморок, — с сигаретным дымом выдохнула она.
В дверях появилась Эльжбета, в одной руке держа бокалы, а другой прижимая к сердцу двухлитровую бутыль.
— Теперь тут все мое. Что хочу, то и делаю.
— Мое, верно, — согласилась Эмили. — За это и выпьем!
Они выпили за это и за многое другое, так что девочка совсем захмелела. Печенье было разбросано по всей постели, на подушке появилось ярко-красное пятно. Эльжбета лежала и думала, что, вероятно, так или примерно так проводят время падшие женщины. От этой мысли голова у нее совсем пошла кругом.
— Что он там бормочет? — спросила Эмили.
— Кто? — не поняла девочка.
— Да этот, — Эмили неопределенно махнула рукой.
— Хо-о-о-лодно ему! — протянула девочка с издевкой. — А мне было не холодно, когда он запирал меня в чулан босую!
— Вот именно.
— Я там трясусь, как цуцик, а ему хоть бы хны…
— "Пусть, говорит, поплачет, авось поумнеет", — вставила Эмили, еще не забывшая отцовской присказки, которой он пресекал любую попытку матери вступиться за дочь.
— Ага, — Эльжбета перевернулась на живот. — Может, сам поумнеет на старости лет. Гляди, какой блокнотик!
Эмили взяла у нее из рук маленькую книжечку в сафьяновом переплете, выпавшую из сумочки. Имена, номера.
— Телефоны ее хахалей, — она подмигнула девочке с таким видом, будто ни к ней самой, ни к Эльжбете все это не имело отношения.
— Позвоним? — та мгновенно оживилась и побежала в прихожую за аппаратом. Шнур был достаточно длинный, чтобы
